Повесть о Тобольском воеводстве - Мартынов Леонид Николаевич. Страница 10

А князь Рубец ушел на Русь, заметя все следы.

Воевода тобольский, Федор Иванович Шереметьев, похоронив своего товарища боярина Остафия, не стал возвращаться к неприятному делу с Василием. Забот было и без того немало. Из Мангазеи, от посланного туда нового воеводы Булгакова, поступили весьма любопытные новости. Город, де, растет не по дням, а по часам. Откуда только люди берутся! Едут и через Березов и из-за Камня — знай принимай. И пробились морем, с Архангельска. Да не только свои русские, но и иноземцы. Пришли голландцы на огромных судах. Шереметьев отписал об этом в Москву. Гости пришли. Что делать? Как принимать? Из Москвы не спешили с ответом. Шереметьев догадался — Москве сейчас не до Мангазеи. Разразился зимой на Руси голод. Начались болезни и смуты. Некогда стало правительству заниматься Сибирью. И отписал Шереметьев мангазейцам — управляйтесь, как знаете, только собирайте ясак исправно. А в том, что превращается Мангазея в какой-то новый порт, в этом Шереметьев сам беды не видел.

Вскоре Шереметьев покинул Тобольск. Новый воевода Голицын, не успев еще разобраться в делах лукоморских, был отвлечен делами более важными. В России разразились большие события. Двинулся с западных рубежей самозванец, помер царь Борис, шла война.

Вести об этих событиях быстро дошли и до Мангазеи. Но здесь все это не воспринималось так остро. Война? Здесь своя война, вечная война с непокорными племенами. А уж ляхи-то не дойдут сюда, конечно. Были даже и свои выгоды от всего этого великого замешательства, — не приходилось теперь бояться, что приедут из Москвы сыщики для надзора. Торгуй, живи ^{как хочешь,} — сама себе Мангазея хозяйка!

Весело жилось в Мангазее. Росла Мангазея. И лет через десять после основания стала большим хорошо укрепленным городом. За трехсаженными стенами острога стояли две церкви, всякие административные здания — съезжая изба, воеводский двор, склады, тюрьма, таможня да два кабака да торговые бани. Множество лавок имела Мангазея. Четыре больших улицы города были тесно застроены домами да еще многочисленные избы лепились у стен острога, под прикрытием высоких башен. Домов насчитывалось больше двухсот. В речном порту появились десятки судов.

Такой стала Мангазея в годы крестьянской войны, когда Москва переживала великие беды. Умер царь. Борис — славный зачинатель мангазейских походов, погиб царевич Федор, начертавший на своей карте России новую северную провинцию. Царевича убила та же рука, которая убила и мангазейского приказчика Василия — «окаянный князь» Рубец-Мосальский, перейдя на сторону самозванца, порешил в Москве семью Годуновых. Об этом поведали мангазейцам купцы и промышленники, приехавшие из-за Камня. Много их появилось здесь в это время. Из Москвы, из Поморья, с Печоры, с Перми, уходя от превратностей смуты, шли сюда, в волшебные и дикие края полунощи. Купцы иноземные, пользуясь отсутствием бдительных порубежников, вели свои корабли в гиперборейскую гавань. Всех гостеприимно встречала страна Мраков. До тысячи гостей принимала в иные годы Мангазея. И до ста тысяч соболиных шкурок проходило за год через этот город. Шумными были ярмарки зимой.

Но почему ныне только историки вспоминают о славном городе этом? Куда девалась Мангазея, столица северного Лукоморья?

Упадок Мангазеи совершился в годы царствования Михаила Романова. Прибывший в 1616 году в Тобольск новый воевода князь Иван Куракин [2] обратил особое и отнюдь не благосклонное внимание на этот вольный город, построенный тобольскими казаками. Князь Куракин установил с очевидностью, что многое множество мягкой рухляди, драгоценной пушнины, соболей, при существующих в Мангазее порядках, уходит _в руки частных лиц, не поступая в казну государства. Сделать Мангазею златокипящей вотчиной государевой — вот что поставил себе в задачу усердный князь Иван Куракин.

Высокая пошлина, ограничение вывоза и закрытие вольного морского пути из Европы к берегам Таза — такие мероприятия решил осуществить Куракин. Он писал, что надо запретить морской путь в Мангазею. Сначала это не удалось — промышленники протестовали, и царь Михаил не решился идти против. Но Куракин убедил правительство все же закрыть морской путь — по нему, де, ходят в Мангазею иноземцы и, неровен час, отторгнут златокипящую вотчину государеву от России. Из Тобольска же против них войска не пошлешь — далеко. Случаи грабежа иностранными пиратами северного побережья России действительно были. Особенно обнаглели авантюристы за годы крестьянской войны. И в конце концов правительство склонилось на доводы князя Куракина. Морской путь был закрыт.

И в самой Мангазее князь Куракин установил свои порядки. Он ограничил частную инициативу в торговле, например, отобрал в казну торговлю вином. Громадные прибыли перешли от предпринимателей в руки государства.

Все эти ограничения и строгости не понравились северным горожанам, людям, привыкшим к вольной жизни и свободной наживе. Мангазея пустела. Корабли уже не поднимались, как прежде, вверх по Тазу. Ватаги промышленников далеко обходили город, не желая попасть на глаза таможенникам. Так же поступали и купцы. Те и другие стремились в обход Мангазеи дальше, в «уезд», благо, что тот уезд простирался на тысячи квадратных километров к востоку, северо-востоку и юго-востоку. И горько прозвучали слова некоей челобитной, направленной царю Михаилу в 1623 году мангазейцем Мартыном Бехтеяровым:

«Государю царю и великому князю Михаилу Федоровичу всея Руси холоп твой Мартынка Бехтеяров челом бьет. В нынешнем году, государь, в 131-ом, мая в 17 день волею божьей половина города выгорела до тла, а из остальной половины ползут тараканы в поле. И видно быть и на той половине гневу божьему и долго ли коротко ли и той половине горети, что и от старых людей примечено. А того для не велено ли будет и остальную половину зажечь, выбрав пожитки, дабы не загорелся град не вовремя и не погорела бы у людишек худобишка да и твоей, пресветлейшего государя, казне не было бы убытка».

Разрешения зажечь остальную половину не последовало. И еще в течение целого ряда десятилетий при новых воеводах тобольских, сменивших князя Куракина, существовал острог мангазейский и поступали через Мангазею в казну государеву сотни тысяч драгоценных шкурок. Сокровища златокипящей вотчины государевой шли в Москву, а оттуда и на заграничные рынки и в подарки иноземным владыкам, восточным митрополитам и патриархам. Острог мангазейский существовал до 1676 года, пока, наконец, не был перенесен на триста километров восточнее, дальше, на Турухан. Но город, такой город, каким была Мангазея в начале века, — не возродился.

Прошло его время. Те, кем была славна молодая Мангазея, — казаки и промышленники, — ушли отсюда, чтоб не вернуться. Давно уже были забыты суровые куракинские порядки, но какие ни получила бы Мангазея свободы и льготы, она не воскресла б. Не было в том нужды. Люди ушли вперед. Куда? Дальше, на восток. В поисках новых мест, нового Лукоморья. Князь Иван Куракин закрыл ход Северным морем из Архангельска в Мангазею, но это было, по существу, тем же самым, как если бы захлопнули дверь за спиной уже прошедшего через нее человека. Казаки и промышленники шли вперед, не оглядываясь на Архангельск, равно как на Тобольск и Березов. Покинув Мангазею, вышли казаки и промышленники с Таза на Енисей, с Енисея на Лену, а вскоре и на великий Амур. И открыли они новые сказочные Лукоморья. Соболя и там не падали прямо с неба. Но были присоединены к державе российской огромнейшие земли, богатейшие территории северной Азии, вплоть до самого Великого океана.

Путь к ним лежал через Мангазею. Именно в этом ее великое историческое значение. «От города Мангазеи остались одни лишь развалины, — записал в свой дневник один ученый путешественник профессор Шухов, посетивший реку Таз в 1914 году, то-есть через триста лет после расцвета Мангазеи. — По берегу торчат бревна построек, нижние склады зданий… Сохранилось едва только одно строение, судя по архитектуре, башня. Сохранились три стены, в одной есть бойницы, архитектура аналогичная с башнями в Юильском городке на р. Казиме. Место, где была Мангазея, кочковатое, поросшее сорной травой и кустарником (березняк и ольховник)». В отвалах берега нашел путешественник много любопытных предметов — наконечники стрел, деревянный крестик древне-русского стиля.