Хроники тонущей Бригантины. Остров (СИ) - Старых Зоя. Страница 3

Возле второй лекционной аудитории намечалась стычка. Двое первокурсников прижимали к стенке третьего. Жертва не сопротивлялась. Это было нормально — если не уверен, что показав зубы, сможешь ими кого-нибудь порвать, лучше их и не показывать — не то выбьют. Мартин прекрасно понимал и угнетенного, и угнетателей.

У него самого был семинар с третьим курсом в седьмой аудитории, почти в самом углу здания. Дела первокурсников, почти за год обучения так и не проникшихся показным спокойствием академии, Мартина не касались.

Преподаватели редко вмешивались в конфликты. Даже Сорьонен, среди студентов считавшийся существом волшебным и ангельски добрым, никогда не пытался растащить дерущихся на лестнице парней, а вместо этого потом с одинаковым профессионализмом лечил и проигравших, и победителей. Усмирением конфликтов занимались констебли, выбранные из студентов выпускного, пятого курса.

Мартин уже прошел мимо, оставив кесарю кесарево, но приступ кашля вынудил его остановиться в неком подобии ниши. Над ним незыблемо висел уже лет пятьдесят портрет благородного Фольке Сингера, основателя академии.

— Констебли! — послышалось с той стороны, где все никак не желала затихать потасовка.

Мартин отметил, что старшекурсники подоспели вовремя, но из ниши выходить не спешил. Пусть лучше разберутся самостоятельно, тем более, что человек, от общества которого хотелось отдохнуть подольше, лучше всю оставшуюся жизнь, с удовольствием выполнял работу констебля.

— Кто у нас тут? — весело осведомился Дворжак. — А, Франтишек, Йонне и… как там тебя зовут, о юная жертва беззакония?

Жертва молчала, хотя вот сейчас лучше всего было играть по правилам. Мартин сдержал приступ кашля.

— Кстати, — заметил Ян. — А почему вы все не на занятиях?

— Профессор Ричард опаздывает, — поспешил сказать Йонне.

— Не стоит этим пользоваться, — посоветовал констебль. — Ладно, свободны пока что. А ты, — Мартину не нужно было выглядывать из своего убежища, чтобы понять — Дворжак упер палец в грудь первокурсника, может быть, даже панибратски водрузил руку на плечо. Само воплощение справедливости. — Тебе лучше бы научиться говорить. Пригодится.

Ответа не последовало, зато раздался звук, с которым что-то жесткое ударяется обо что-то менее жесткое, а затем и тихий, но болезненный вскрик. Мартин не верил своим ушам. Что же произошло? Неужели Дворжак ударил первокурсника сам?

Вполне в его духе. Мартин выступил из ниши, но было уже поздно. Несостоявшиеся и ощутимо перепуганные мучители обступили жертву, помогая устоять на ногах, а констебль удалялся в сторону лестниц.

— В чем дело? — спросил Мартин.

Первокурсники подняли на него глаза, в которых перемешались испуг и вполне объяснимое желание спасти репутацию.

— Мистер Мартин…

Франтишек, рыжеволосый, небольшого роста, но крепко сбитый парень поддерживал скорчившегося товарища за плечи. Тот упорно смотрел в пол.

— Я спросил, что здесь происходит, — повторил Мартин. — Думаете, у доктора Сорьонена мало работы?

Словно в подтверждение, Йонне кашлянул. Мартину этот кашель был знаком прекрасно, как и то заболевание, предвестником которого он служит.

— Констебль его ударил, — наконец, выговорил Франтишек.

— Дворжак? — уточнил Мартин.

— Да, — на этот раз решился заговорить Йонне.

Мартину этот факт очень не понравился, но лучше бы первокурсникам не знать ни о недовольстве преподавателя, ни о вызвавших его причинах.

— Констебль, конечно, был неправ, — как мог жестко сказал он. — Ему следовало прибегнуть к этому методу по отношению ко всем троим.

Первокурсники принялись со старанием изучать рисунок пола. Хоть кому-то Мартин еще казался страшным, это немного утешало. Бояться щуплого, болезненного, как престарелая старая дева, преподавателя классической литературы могли только первокурсники, и только в состоянии шока.

— Отведите его к доктору, — бросил он и пошел прочь. — А потом отправляйтесь на свои занятия.

Давно пора было начинать семинар у заждавшихся третьекурсников.

Мартин никак не мог отделаться от беспокойства, которое еще утром заронил в него Сорьонен со своими разговорами об эпидемии, а теперь эта странная стычка только усилила. Но лучше было думать об эпидемии, чем о том, что ночью к нему в гости вполне может пожаловать Ян Дворжак, и не открыть ему дверь не получится.

Третьекурсники выглядели неплохо, в основном двадцатилетние, уже привыкшие и к затяжным дождям острова, и к не слишком здоровому климату, закаленные ночевками в плохо протопленных спальнях и, несомненно, здоровой, но недостаточно питательной кухней академической столовой.

Некоторые кашляли.

Или Мартину так только казалось. Сам он предпочитал во время занятий не выдавать своей слабости, но это было, пожалуй, единственное его волевое решение. На большее не хватало, и даже всерьез взяться за лечение бронхита Мартин все никак не решался, хотя Сорьонен не раз говорил, что болезнь можно было остановить. Правда, твердил об этом доктор еще года два назад, но Мартину до сих пор верилось, что опасности нет, а если она вдруг возникнет, никогда не поздно будет начать.

В коридоре топали, кто-то носился. Дверь в аудиторию открылась со скрипом, петли успевали отсыревать быстрее, чем их смазывали. Мартин, да и прерванный на середине доклада третьекурсник посмотрели на часы, висевшие аккурат над дверью. Стрелки показывали двадцать минут по полудню, то есть до перемены оставалось еще сорок минут. Чуть ниже часов, в щели приоткрытой двери торчала рыжая голова раскрасневшегося Франтишека. Что понадобилось первокурснику на его занятии, Мартин даже думать не хотел.

— Прошу прощения, — рыжий опустил голову.

Дышал тяжело, словно пробежал половину академии как минимум.

— Ну, проходите же, — пригласил Мартин. — Посидите с нами, раз ваши занятия…

— Мистер Мартин, — Франтишек, похоже, пришел вовсе не посидеть на чужом семинаре. — Профессор Ричард умер. Меня просили передать. Вот.

Рыжая голова из двери тут же убралась, а Мартин почувствовал неприятный укол в районе сердца. Приступ кашля сдержать в этот раз не удалось, но все равно, студенты на него не смотрели.

Старый профессор Ричард, работавший в академии, кажется, еще с тех времен, когда и сам Мартин был студентом. Или отец Мартина. Скорее даже отец. Ричард умер. Некстати подумалось, что накануне ночью они с Дворжаком поминали старого профессора недобрым словом. А он, может быть, тогда уже умер. Мартин произнес наспех, словно спохватившись, несколько слов молитвы.

В аудитории, наконец-то, загалдели.

— Господа, не вижу причины для паники, — громко сказал Мартин. — Похороны еще не прямо сейчас, продолжим занятие.

Прерванный доклад продолжился, хотя иллюзий по поводу того, что третьекурсники хотя бы краем уха слушают своего товарища, Мартин не строил. Главное, что все шло своим чередом, правильно, по накатанной, и будет идти так дальше.

По широкому, составному окну стекали целые ручейки чистой воды. Все правильно, с неба она падала прозрачной, а смешавшись с землей и всем, что было под ней, становилась опасной.

— Кари, чтоб тебя… — это он даже не сказал, а подумал вслух, одними губами.

4

Когда закончились послеобеденные занятия, Мартин хотел двух вещей — упасть и уснуть прямо в аудитории, подложив под голову одну из этих бесконечных стопок сочинений, и выпить бренди, початая бутылка которого дожидалась своего часа в стылой мансардной комнате. Вместо того, чтобы осуществить хоть одно из заветных желаний, он смотрел в окно, за которым зимний день тонул в море.

Море было и на небе, и вокруг. Благородный Фольке Сингер, наверное, был человеком обеспеченным, раз смог откупить землю на целом полуострове, выступавшем на добрых два десятка миль из континента. И в то же время, благородный Фольке Сингер прескверно разбирался в географии, даже хуже, чем преподаватель классической литературы, задумчиво наблюдавший за тем, как ртутно перекатывается море на том месте, где раньше находился вполне благонадежного вида укрепленный дамбой перешеек.