Стерва для императора - Железнова Мария. Страница 32
-Прекрати!
Дверь с грохотом распахнулась, впуская внутрь полуголых девиц.
-Котик! – завизжали они. – Ну что же ты здесь от нас прячешься?
-Пошли вон! – заорал Раш и мощный порыв ветра буквально смел визжащих красавиц. Дверь, громко хлопнув, затворилась.
-Ну зачем ты так! Девочки скучают! Давай я пойду, а они вернутся, порадуют тебя.
Оля поднялась с дивана и направилась в сторону двери.
-Стой! Я тебя не отпускал!
Он схватил Олю за локоть, дернул на себя, прижимая крепко. Оля едва не задохнулась от головокружительно чувства. Он обнял ее. Впервые. С тех пор, как нашел в подземелье. Целый месяц он брезговал даже прикоснуться к ней. А она…сходила с ума. От воспоминаний, возвращавшихся стремительно. И от тех воспоминаний, которые она бы хотела навечно стереть.
-Знаешь, мне кажется, наши отношения…зашли в тупик. Отпусти меня, Раш, пожалуйста.
-Не могу. – ответил Раш. И поцеловал.
Его руки, скользнули по спине и замерли, горячие, сильные ладони разогнали тысячи мурашек. Тонкая ткань футболки казалось вот-вот расплавится. Губы, властные, сухие завладели ее ртом, а язык скользнул внутрь, переплетаясь с ее, становясь единым целым, затягивая, вырывая стон, сбивая дыхание. Оля отдавалась этому поцелую, не замечая, как по щекам ручьями текут слезы. Она каждый день стояла и смотрела, как он целовал и ласкал других, а то и нескольких сразу. И делал это именно в тот момент, когда она заходила, принося закуски и напитки для его многочисленных и шумных «гостей», которых она ненавидела. И его она ненавидела тоже. Но больше всех она ненавидела себя. Она уже не надеялась на какие-то чувства и вдруг…
-Раш…- прошептала она, когда он, тяжело дыша, уткнулся ей в затылок.
-Что?
-Я…люблю тебя. Всегда любила. И буду любить.
Он отпустил ее, отвернулся, высвободился из объятий, облокачиваясь о стол, опуская голову. Оля смотрела на его плечи, руки – напряженные, сжатые в кулаки. Пусть не молчит, пусть повернется. Пусть ударит. Задушит. Только не молчит.
-Я…пойду…
Оля сделала шаг назад. Маленький, но…Раш. Он стал от нее дальше. Ей так хотелось коснуться его загорелой кожи, целовать его всего - руки, пальцы, щеки, губы, шею, грудь, спуститься ниже…НО она знала, что он не простил. И не простит.
-Прощай…
-Прощай? Нет, Оля. Ты можешь подняться в свою комнату. Наверное, до утра ты мне не понадобишься. Но к утру я проголодаюсь. Так что твои обязанности приготовить мне завтрак никто не отменял. И ты, надеюсь, помнишь, что с моим кольцом на пальце побег тебе не светит. Так что без глупостей.
-Зачем ты это делаешь, Раш? Ты достаточно меня унизил. Я больше тебе не нужна. Не можешь отпустить, так убей, чтобы я больше не маячила у тебя перед глазами…
-Тьма!
Многочисленные бутылки, стоявшие на столике, слетели на пол, разбиваясь. Звонко и весело рассыпая осколки и мешая напитки.
-Что? Издеваться и трахаться с другими на моих глазах у тебя мужества хватает, а взять и зарезать – слабо, да?
-Иди к себе…- глухо проговорил Раш. Не оборачиваясь, застыв, как статуя. Лишь дернул плечом, и дверь распахнулась. Оля послушно вышла. Девицы ей не встретились. Она поднялась в спальню. Куча изрисованных листов валялась на полу, на кровати – она рисовала, что вспоминала, точно снова боялась все позабыть. Окурки в пепельнице, на блюдце. Плотные шторы на окнах. Странно, последнее время Олю раздражал солнечный свет. Она скинула футболку, шорты, сняла белье. Прошла в ванную, включила воду, уселась на бортик ванной, представляя, как Раш поднимает жалюзи, как кричит: «Эй, девчонки, я весь ваш!» и прыгает в бассейн, а девицы, шлепая по воде силиконом, визжат, радостно бросаясь к нему, налипая, целуют.
-Твою ж мать! – воскликнула Оля, швыряя окурок в почти полную ванну.
Она метнулась в комнату, распахнула шкаф, достала черный мешок, в котором Крис переслал ей ее скудные пожитки. Выбросив все содержимое на пол, она схватила кусок черной ткани, который почему-то в магазине был назван платьем, но больше напоминал чуть удлиненный топ на тонких бретелях, слегка прикрывающий попу, а спереди у этого топа был такой вырез, что пространства для фантазии не оставалось. Оля нацепила те самые роковые головокружительные босоножки, а губы щедро нарисовала красной помадой. Распустила косу. Внимательно рассмотрела в зеркале свое отражение. В золотистых волосах, то здесь, то там, почему-то стали появляться фиолетовые пряди. Глаза потеряли яркую небесную голубизну и цвет их стал…странным. Иногда они напоминали оранжево-золотистую осеннюю листву, а иногда, особенно, когда она злилась, вдруг вспыхивали зеленым. Как у дьявола, с которым она играла в карты. Вот и сейчас они блестели, как два изумруда. А в голове вкрадчиво звучал проклятый голос.