История одного солдата (СИ) - Зотов Саша. Страница 26

— Отпусти его. Нападение на солдата в военное время карается заключением под стражу. В случае необходимости с привлечением к необходимым работам по обороне страны минимум на две декады без суда согласно пятому пункту закона о военном времени — отчеканил как по писаному Амин. Да наверное и есть по писаному. Военным наукам то его учили с самого детства.

— О-о вот и твой дужек, — войдя в тот самый башенный раж нетрезвого человек, воскликнул бывший товарищ Альха, — уж такая детина и без жезла кому угодно голову проломит. Но ты смотри, смотри вот отпустил же. Не нападал я ни на кого. Хошь даже вот приглажу помятость. Как новый ведь.

— Хорошо, сяду, — все это время простояв не шелохнувшись, сорвался Альхер, — давай поговорим, раз уж так хочешь!

— Поговорим. Вот молодец. Бери стакан. А то что не по дружески то так.

— Не могу, — холодно отозвался Альхер, — Как видишь я в форме, и тебе больше не стоит. Ты лучше скажи…

— Не учи меня! А что до вопросов то спрашивай солдат Альх на все отвечу. И чего я в трупы записываться не хочу? И чего за Лена помирать и землю родненькую защищать не хочу.

— Да чем тебе Лен этот так дался. И не призываю я тебя никуда записываться. Даже не осужу. Ты только скажи что ты так злишься то? Уехал бы спокойно. Нашел способ хоть на лодке хоть купи, найми я не знаю. Чай Лен не Валанорский океан. Да если хочешь сам тебя на баржу посажу. Только сажи что ты злишься так?

— Злюсь значит? Да злюсь с этих вон побрекушек, призывов да радости, карнавал как буд-то у вас какой то… знаешь…а ты отца моего видел? Знаю что не видел и не говорил о нем никому. Да только он с войны3то вернулся без ног. Да что там чудо, что я у него как-то вышел. А то он ведь и посрать как человек не мог. Только на сиденье мягком. Ему ведь там едва ли не все мясо срезали. Его из пушки сзади накрыло. Скажешь что раз с заду то так и надо трусу. А вот только не удирал он. Стрелять просто не умел какой-то идиот.

Но ты скажешь верно, что есть ведь ноги искусственные, и хорошие ведь. Чай теперь не одни гномы с железными конечностями ходят. Скажешь что и знахари хорошие. Да и вот он сына вырастил. Да только знал бы ты что сколько мароки с ногами то механическими. И боли. Да и не переделать нормальные, когда даже задницы нет. И знаешь ему и квартирку дали Городе. Нормальную такую квартирку с двумя комнатами, на четвертом этаже. Безногому на четвертый этаж. Ну там то все колеки, дело ясное. А знаешь, что такое на четвертый забраться, когда каждый шаг ногу заедает? То одну то другую. Вот так… но ничего ты то узнаешь скоро. Да и я узнаю… Да… точно как папа буду. Совсем как он… — пьяный разразился жалким, столь холодящим душу смехом, уткнулся носом в стол. Альх уже думал что приятель наконец-то успокоился, но тот поднял на него взгляд. Пристрели меня, а? Альх. Ежли мне того не избежать лучше иди во двор и пристрели. Чего тебе стоит то. Еще много кого постреляешь ведь пока сам помрешь то. Лучше так быстро. Хорошо?

Закончив Ольман наконец сполз под стол, утащив за собой наполовину прожженную бутылку. Думал было присосаться, но все на себя разлил. Так что просто прижался щекой к холодному стеклу.

— С тебя явно хватит, — заключил Альх, — Шел мы пойдем. Пожалуйста заверни пирожки с собой. Прости что нашумели. Пойду отведу его домой.

— Да, ничего главное что успокоился. Спасибо тебе. Я Сейчас за бумагой оберточной схожу. Хотя тебе наверное сетка лучше.

— Не стоит. Я за пазуху суну. Лучше скажи он заплатил?

— Только за первую вина.

— Так а сколько должен тогда?

— Альх я ведь говорила тебе…

— Пирожки да чай это одно, а идти с долгом за чужую выпивку не хочу. Говорят знак дурной.

— Ну раз уж знак… я сейчас, секундочку подожди.

— Вставай, — потряс пропойцу за плече, ополченец, — ты что заснул? Подъем матрос! Шторм и течь в корабле.

— Что уже на расстрел идем? Я гхотов! — заявил Ольман и перевернулся на другой бок.

— Вставай же!

— Покурить на последок дайте только…

— Амин, помоги!

Наконец вдвоем, хотя процентов семьдесят семь взял на себя все же Амин, подняли Ольмана. Тут как раз прибежала Шел, Альх сунулся под камзол за кошельком, лишь для того что бы вспомнить, что тот лежит в его мешке под кроватью так, что пришлось просить Амина расплатится, уж с ним то он всяко рассчитается. Да у последнего тоже денег не оказалось. Так что оставалось лишь смириться да постараться занести долг в ближайшие дни. Выслушав последнее пожелание удачи и напоминание о привете брату разнощици, троица наконец покинула трактир.

Отвести товарища Альх решил в их комнаты, где ночевала команда «Ласточки», уж где обитал эти дни Ольман, Альх не знал, а сейчас получить внятный ответ у самой жертвы зеленого змия, хотя змей то был скорее хрустальный, если судить по цвету выпивки, представлялось невозможным. Всяко кто-то из команды там еще остался. Ванх то уж точно. Все равно ему некуда податься. А даже если и нет никого, все одно крыша над головой. Ну не в милицейское же управление друга вести, что бы он по пьяному делу со страха не наболтал.

Пусть и идти здесь всего ничего, а времени потребовалось изрядно. Приходилось подтравливается под заплетающиеся шаги Ольмана, что бы не волочить последнего по земле. Конечно можно было и волоком, или взяв за руки да ноги, но тогда люди пожалуй подумали бы что-нибудь не то. Нести же на спине его не мог даже Амин, слишком уж матрос здоровым был. Так что еще и полдороги не прошли, как людей на улице совсем не осталось.

Где-то на полпути Альхер решил задать сослуживцу вопрос, который пытался сформулировать едва ли ни с самого того момента как они покинули «Подружек». Впрочем несмотря на долгие попытки так ничего путного и не придумал так что спрашивать пришлось по простому:

— Амин, скажи чего ты решил вступиться за меня? Ведь ты и сам не в восторге от того что тебе пришлось пойти в ополчение.

— Я не думаю, что у меня получиться убить. Не хочу никого убивать, но и вот так удирать поджав хвост… за все время, что я учился военному делу и истории я понял четко одно — от войн не убежать. Все что можно сделать так это оставаться человеком несмотря ни на что пусть даже вокруг тебя людей уже не осталось. А удирать всех и все бросив как твой приятель не многим лучше превращения в убийцу. Ведь и то и другое суть одно — трусость.

— Оставаться человеком значит… — протянул Альхер, перебивая невнятные бормотания Ольмана.

— Ну я не очень хорошо говорю, но я не знаю как сказать точнее.

— Да нет, Амин ты очень хорошо говоришь. Я вроде бы и вправду понял о чем ты. Так как ты говоришь правильно, наверно. Но я не думаю что смог бы так. Если от этого будет зависеть моя жизнь, жизнь господина Коргина, твоя, да даже Белоручки… кого угодно из наших я сделаю все что бы спасти даже если придется кого то убить… даже голыми руками. И ведь вряд ли удастся этого избежать… не на прогулку же собрались… и в конце концов ведь не мы к ним в дом пришли, а они приперлись… не знаю…. — вконец запутавшись, Альх решил как нибудь уклониться от этих слишком уж серьезных разговоров, — Может тебе и правда стоит податься в жрецы или монахи.

— Боюсь что отец все равно меня вытащит, в какой бы монастырь я не сбежал, хоть в Цан-Цане4, - невесело усмехнувшись отозвался Амин.

Альхер облегченно вздохнул.

На расстоянии метров трехсот от цели их остановил патруль, не обычной милицейский из тех что и в мирное время улицы патрулируют, а армейский, при полном вооружении в шесть человек. Проверив документы, как паспорта, так и удостоверения о зачислении в ополчение Альхера и Амина, увидев фамилию последнего переспросили не однофамилец ли он того самого Ястеба. Сообщение о том что родственник ближе некуда, пыл их тут же охладило, а пару вопросов задали лишь для того что бы не показаться слишком уж чинопоклониками.

Впрочем ситуация то и так была ясна. Двое друзей несут слегка перебравшего, третьего домой. Благо понять, что Ольман перебрал куда больше чем «слегка» не составляло особого труда. Товарищам, главным образом Амину, Альхера то никто особо и не спрашивал, пришлось еще и отказываться от предложения помочь. На последок командир патруля лишь посоветовал возвратиться в казарму до наступления комендантского часа, ведь на улицах не безопасно.