Акт возмездия - Михайлов Максим. Страница 20

Короткий разбег в один шаг, больше не позволяет ширина коридора, и многострадальная подошва кроссовки в отличном стиле врубается в дверь, чуть пониже замочной скважины. Мае гери кияги, а может хиркоме… так примерно это зовется у японцев. Не суть, главное помогло… Дверь устояла, и замок не вылетел, а вот косячки у нас хреновенькие. С той стороны громкий треск лопающегося дерева. Дверь явственно подается вперед. Удар плечом с налету в верхнюю филенку, и путь свободен, дверь отлетела к стене, перекосившись в петлях. На полу выломанная коробка косяка, пыль, щепки и мусор… Ай-яй-яй, так запоганить дорогущий персидский ковер!

А это у нас кто? О, да это мы удачно зашли!

Открывшаяся за дверью картина, что называется, впечатляла. Видимо, комнаты для развлечения обладали неплохой звукоизоляцией, но забота о комфорте клиентов по-крайней мере с одним из них сыграла сегодня злую шутку. Увлеченный оплаченным развлечением черноусый джигит, похоже, и понятия не имел, о происходящем в студии погроме. Во всяком случае, на вылетевшую дверь и появление в комнате чужака с респиратором вместо лица он отреагировал весьма своеобразно. Просто выпучил от удивления глаза и открыл рот, по инерции продолжая мощно поддавать вперед тазом, не сообразив даже, что стоило бы остановиться.

Андрей меж тем, тоже замер пораженный представшим перед ним зрелищем. Жаркий вал душной, животной ненависти шевельнулся в груди, намертво гася остатки рационального мышления, оставляя место лишь простейшим инстинктам: рвать, зубами рвать эту погань!

Девчушке на широкой кровати на вид было лет десять-двенадцать, может чуть больше. Длинные светлые волосы, в беспорядке разметавшиеся по черной шелковой простыне, искаженное страданием и болью ангельски кроткое личико с мягкими не тронутыми косметикой детскими чертами, тонкое молочно-белое тело изломанное, придавленное огромной густо поросшей черными волосами тушей. Утробное уханье черного, его ритмично движущаяся, сладострастно содрогающаяся задница, мощные лапы вцепившиеся клешнями в детские плечики и злобно оскаленные зубы довершили картину. Зверь в человеческом облике, жадно насилующий ребенка. После каждого его движения, девочка испускала мучительный стон, в широко распахнутых полных страдания глазах стояли слезы.

– Сука!

Андрей сам не помнил, как оказался рядом, как выронив из рук и пистолет, и нож, вцепился пальцами в густые черные пряди волос кавказца, как стаскивал его огромную тушу с кровати, хрипя что-то матерное. Черный был килограммов на двадцать тяжелее и гораздо массивнее, но это сейчас не играло никакой роли. Против взрывающегося изнутри от переполняющей его ненависти Андрея у него не было ни единого шанса.

– Не надо, брат! Не надо, не бей! – бормотал кавказец, закрывая лицо от градом сыплющихся ударов.

Андрей не слушал, оседлав поверженного врага, он все молотил и молотил его кулаками, не разбирая, куда приходятся удары: по лицу, по закрывающим его ладоням, по потной волосатой груди. Главным было бить, бить не прекращая, с наслаждением слушать вопли и стоны избиваемого, чувствовать боль в разбитых, оцарапанных об обломки зубов костяшках.

Надрывно выл, всхрапывая от особо чувствительных ударов кавказец, кричала, закрыв глаза руками посреди широкой кровати голая девочка. Андрей не слышал ничего, мир пропал, растворился, схлопнулся до незначительной материальной точки, и этой точкой был черный, не человек, сам дьявол, которого следовало уничтожить, стереть, выдавить прочь из этого мира, превратить в не имеющую ни собственного вида, ни формы биомассу. Потому, несмотря на одышливую усталость, кулаки упрямо продолжают взлетать вверх и молотом опускаться вниз, дробя кости, расшибая, разбрызгивая сукровицей мягкие ткани.

– 43-й! Ты что, вольтанулся? Оставь его! Пошли дальше!

Странные не несущие никакой смысловой нагрузки звуки. 43-й? Кто это? Не думать, не вслушиваться, это отвлекает от главного, надо бить, бить и бить эту мразь, уничтожить сволочь, выдавить кулаками из этого мира.

Заскочивший в комнату на несколько секунд позже Андрея, Мишка Боксер, растеряно наблюдал, как 43-ий оседлав валяющегося на полу здоровенного кавказца, раз за разом вколачивает вдрызг разбитые кулаки в его физиономию. Черный уже не сопротивлялся, даже звуков не издавал, лишь подергивалась ритмично и страшно от побоев его голова, перекатываясь по пушистому ворсу персидского ковра из стороны в сторону. Кровяные сгустки разлетались вокруг метра на полтора, если не больше. В углу визжала от страха, сжавшись в комочек, голая девчонка. Впрочем, ее 52-ой едва удостоил взглядом, главная проблема сейчас была в не ко времени съехавшем с катушек напарнике, до малолетней поблядушки ли тут?

– Оставь его, он сдох уж, поди! Пошли! Пошли, нам еще дальше проверить надо!

Андрей не слышал, дышал хрипло, с присвистом, легкие работали как кузнечные мехи и все равно не могли насытить организм столь необходимым сейчас кислородом.

– Ах, ты!

Мишка попытался схватить напарника за плечо, но тут же получил по руке локтем и вынужден был отскочить в сторону.

– Ну, блин! Сам виноват!

Пользуясь тем, что сосредоточенный на кавказце 43-ий не глядел по сторонам, и не замечал ничего творящегося вокруг, Мишка подобрался к нему сзади, и, улучив подходящий момент, левой рукой перехватил ему горло, прижимая затылком к груди, надавливая всем весом к низу, перекрывая дыхание, заставляя прекратить бессмысленное избиение.

Андрей затрепыхался в захвате, попытался отмахнуться руками, но, видно, был уже настолько ослаблен, что вырваться ему так и не удалось.

– Вот так… Тихо, тихо… – успокоительно шептал ему на ухо Мишка. – Все уже… Все… Давай, успокойся…

Кавказец, видно почувствовав, что его больше не молотят беспощадные кулаки, шевельнулся, глубоко вздохнув.

– А ты еще куда, урод?!

Реакция 52-ого была мгновенной, правая рука вытянулась над плечом Андрея, и зажатый в ней "Макарыч" дважды харкнул в лицо распростертого на полу человека. Окончательно превращая и без того прилично расквашенную физиономию в кровавую кашу с обломками костей вперемешку. Огромное тело кавказца содрогнулось, выгнулось дугой в мучительной попытке скинуть оседлавшую его смерть и обмякло, разом став рыхлым и мягким, словно кусок студня.

Когда ударившие из пустоты яркими просверками молнии поразили врага, Андрей облегченно вздохнул. Высшие силы пришли ему на помощь, Бог не оставил того, кого избрал орудием своего мщения. "Слава Отцу и Сыну и Святому Духу, и ныне, и присно, и во веки веков", – успел выговорить 43-ий, чувствуя, как погружается в предвечный мрак, растворяется в нем.

– Аминь, – тяжело вздохнув, закончил молитву 52-ой, аккуратно оттаскивая потерявшего сознание товарища в сторону и прислоняя его к кровати. – Тут пока полежи, от греха подальше, малохольный…

В себя Андрей пришел резко, рывком. Не было никакого перехода между небытием и явью, просто открыл глаза и осознал себя полулежащим на мягкой, приятно пружинящей под его весом кровати. Осознал и все вспомнил, сразу же, во всех деталях…

Стыд ударил в голову горячей волной, плеснул краской по щекам, судорожно сжал горло… Урод, тюфяк, размазня… Надо же было так… Боевая операция, а с одним из бойцов приходится возиться, как с институткой, он видите ли не в состоянии себя контролировать. Позор! Хуже, не позор, подстава! Хорош, напарничек, который вместо того, чтобы надежно прикрывать спину еще и лишнего внимания к себе требует!

Однако самоедством можно будет заняться и позже. Да, что там, самоедством, за такой косяк не миновать серьезного разбора, и, возможно, выволочки лично от Учителя… Но сейчас уже не до этого, сейчас надо помочь ребятам хотя бы на заключительном этапе акции, причем держаться при этом тише воды, ниже травы, беспрекословно и как можно лучше выполнять все порученное, хоть так заглаживая свой проступок.

Андрей сел на кровати и прислушался. Откуда-то из другой половины квартиры доносились смутно бубнящие голоса. Больше никаких звуков слышно не было. Выходит, надо идти туда, и походу событий вновь встраиваться в общее дело. О том, что голоса могут принадлежать вовсе не братьям, а скажем успешно отбившим нападение хозяевам арт-студии, Андрей даже не подумал. Впрочем, такого и быть не могло. С нами Бог, так кто против нас? Равнодушно, перешагнув через уже коченеющий труп голого кавказца на полу, Андрей двинулся по коридору, ориентируясь по долетавшим сюда обрывкам разговора, и уже вскоре оказался на пороге небольшой комнаты, служившей хозяевам чем-то вроде офиса. По-крайней мере у стороннего наблюдателя сразу складывалось подобное впечатление при виде обилия оргтехники, шкафов с аккуратными пластиковыми папками и массивного сейфа в углу у окна.