Акт возмездия - Михайлов Максим. Страница 42

По-правильному, группа свою задачу на данный момент выполнила. Место пребывания "незаконно удерживаемого" офицера ФСБ обнаружено и локализовано с достаточной точностью. Теперь следовало доложить о полученной информации в Махачкалу, а там, местные силовики уже начнут раскручивать масштабную операцию по освобождению заложника. Группу командированного спецназа, даже при самом благоприятном раскладе, оставят просто наблюдать за происходящим, не вмешиваясь в развитие ситуации. Операцию будут проводить местные силовики, как лучше ориентирующиеся в обстановке и возбуждающие менее негативное отношение к себе населения. Это значит, что уже через несколько часов после начала подготовки, сведения обо всех оперативных планах, скорее всего, получат и бандиты. Времени на то, чтобы вместе с пленником покинуть аул у них будет предостаточно. Можно, конечно, допустить, что в этот раз произойдет чудо, и информация к ваххабитам из милицейских кругов не уйдет. Тогда тоже хорошего мало. Аул оцепят плотным кольцом милиционеров, выставят кордоны на всех горных тропах и постепенно начнут сжимать кольцо, зачищая дома и поголовно проверяя всех жителей. В конце концов, бандитов выдавят в какой-нибудь один дом, где они и забаррикадируются, подготовившись как можно дороже продать свои жизни. Потом будут долгие и безрезультатные переговоры с осажденными. Переговоры, которые неизбежно закончатся штурмом. Увы, на этой войне в плен не сдаются. Ни та сторона, ни другая. Знают, что пощады ждать от противника не приходится. А быстрая смерть в неравном бою гораздо проще и легче, чем долгая и мучительная под пытками. Не стоит питать иллюзий и по поводу дальнейшей судьбы заложника. Можно не сомневаться, что его не забудут убить еще до начала штурма. Такие вот невеселые перспективы.

Надо сказать, что Железяка особо не терзался бы этой проблемой, будь на месте пленника какой-то незнакомый, неизвестный человек. Нашлось бы, чем успокоить ноющую совесть, уж поверьте. Одно только соображение, что за жизнь и свободу незнакомого тебе оперативника могут заплатить своими жизнями твои собственные, доверившиеся тебе бойцы, уже действует весьма охлаждающе на любую горячую голову. В конце концов, к чужой смерти на войне привыкаешь быстро и воспринимаешь ее далеко не так трагично, как в обычной мирной жизни. Ну, смерть и смерть, с каждым может случиться, все под богом ходим… Этакая профессиональная деформация, знаете ли, вроде как у хирурга, для которого человек на операционном столе тоже не более чем сложный набор мышц, кровеносных сосудов и хитро устроенных внутренних органов. Вот и Железяка уже достаточно деформировался, чтобы цинично взвесить на чашечках внутренних весов чужую незнакомую жизнь и жизни тех, с кем делил сухпай и последний глоток воды из мятой походной фляги. Что перевесило бы, понятно… Но тут случай выпал особый. На противоположной чашке весов был не черный силуэт неизвестного анонима, сейчас там находился живой из плоти и крови Илюха Мещеряков, пусть не друг, но хороший знакомый, нормальный парень и отличный офицер.

– Немец, связь мне с базой, быстро!

Долговязый рыжий радист, получивший свой позывной за почти хрестоматийное сходство с типажом нордической бестии и истинного арийца, забубнил в гарнитуру, вызывая Махачкалу.

– Беркут, Беркут, я Муфта, прием… Беркут, Беркут, я Муфта, прием…

– Я Беркут, слышу тебя Муфта, прием, – отозвался, наконец, голос с сильным кавказским акцентом.

Дежурили по оперативному штабу местные кадры и еще счастье, если дежурный в достаточной мере владел русским, чтобы с ним можно было общаться в эфире.

Железяка, поудобнее перехватил поданную Немцем рацию. Покосился за стремительно валящееся за торчащие на горизонте пики высоких гор солнце. Не больше часа светлого времени… Если все пройдет, как он задумал, то еще до рассвета они сумеют вытащить Илюху. Даже если информация из штаба уходит к боевикам, вряд ли весточка дойдет так быстро… Да, пожалуй, это единственный разумный выход… Он усмехнулся криво, да, пожалуй, только на этой странной войне можно назвать разумным то, что он собирался сделать наступающей ночью…

– Беркут, объект пять обнаружен в ауле Тейниб. Повторяю, пятый обнаружен в ауле Тейниб. Как меня понял?

– Понял, тебя понял, – даже в неверном потрескивании помех, слышно было, как взволнован дежурный. – Пятый в Тейнибе.

– С пятым "зеленые". Человек десять-пятнадцать, с легким стрелковым. В Тейнибе они в гостях. Как понял?

"Зелеными" на местном военном сленге звали ваххабитов. Откуда произошло такое название Железяка не знал, да и не интересовался никогда этим вопросом. Может виной всему привычка к ношению форсистых зеленых платков с изречениями пророка на голове?

– Понял, десять-пятнадцать "зеленых", не из аула.

– Да, правильно. Пятый нездоров. Плохо себя чувствует. Надо его забирать.

– Понял тебя, понял…

– Планирую вход ночью за пятым. Входить буду своими силами.

– Принял, Муфта, какая нужна помощь?

– Нужно помочь мне выйти утром, как принял? Утром.

– Есть, помочь выйти утром. Где ты будешь, Муфта?

– Большой белый дом, в самом центре. Два этажа, зеленый забор. Там такой один.

– Принял, белый дом в центре, два этажа… Я выйду на тебя через десять минут, скажу точно.

– Принял. Конец связи.

– Конец связи.

Ну, вот собственно и все, как бы там ни было выбор сделан. Сейчас дежурный доложит полученную информацию наверх и обратного пути уже не будет.

– Пойдем в село, командир? – Немец смотрит не то чтобы тревожно, просто с затаенным интересом.

– А как же, Немец, пойдем, конечно, спецы своих не бросают!

Очень хотелось ответить уверенно, бодро, но, похоже, перестарался, переиграл, слишком нарочито вышло, искусственно…

– Это десант своих не бросает, – скалится во весь рот боец. – Путаешь ты чего-то, командир…

– А хоть бы и путаю, не грех тогда и нам у десантуры взаимовыручке поучиться.

Первый пост на вьющейся серпантином горной дороге высмотрели еще по светлому, потому обошли стороной легко. Пришлось малость покарабкаться по камням, ободрать колени с локтями, зато получилось все тихо и благопристойно. Прошли выше по склону, всего в нескольких десятках метров от нерадивых караульщиков. Вахи ничего не заметили. Да и мудрено было бы, оба дозорных блаженствовали, передавая друг другу тлеющий косяк анаши. Огонек папиросы ярко вспыхивал в кромешной ночной тьме, вырывая из нее при затяжках заросшие подбородки и жадно тянущие отраву в легкие губы. Вот тебе и воины Аллаха!

– Командир, давай их того, по-тихому в ножи, чтобы не оставлять за спиной, а? – бритый наголо, круглоголовый рязанец по прозвищу Шиш хищно улыбаясь потянул из ножен НРку.

Шиш – фанат ножевого боя, хлебом не корми, дай ножом помахать.

– В натуре, командир, они же отсюда как на ладони, даже подходить не надо. Сто процентов без шума и пыли сниму обоих!

Это Перец, штатный снайпер группы, задира и острослов, на язык такому лучше не попадайся. Ишь, тоже рвется в бой. И снимет ведь, только дай отмашку. Ребятки окажутся в объятиях гурий раньше, чем поймут, что собственно случилось. Да и бьет "Винторез" не громче, чем пробка от шампанского хлопает, гарантированно никто не услышит. Но нет, нельзя, рано расшифровываться, сейчас поддашься искушению, обнаружишь группу, потом хлопот не оберешься.

– Умные, да?

– А че, командир? В натуре…

– В натуре, хер в комендатуре! Что, повоевать не терпится? Ты, Шиш, знаешь, когда у этих орлов смена? Нет? Вот и дыши ровно, понял? Что будем делать, если сменщики сюда притопают, а этих нет? Подумали?

– Ну, можно трупы потом аккуратно в сторонку оттащить, – Шиш все не хочет сдаваться, хотя понимает уже, что глупость сморозил, но никак не может оставить последнее слово за старшим.

– Молчи уже, трупонос! – цыкает на него более сообразительный Перец. – Делать больше нечего, только падаль ворочать!