Рыжий (СИ) - Иванушкин Александр. Страница 8

Как хорошо, что я подвязал белок на твои поиски, любимая. Любимая! Хаос во мне сиял попирая все смыслы, которые еще можно было назвать здравыми. Белка поджидала нас с Аргументом и снова ускорялась вперед. Лес вокруг становился гуще.

Через час безумной гонки моя троечка силы перестала справляться с каменюкой на ноге. Я уже не бежал, а тащился сильно хромая. Почему ты не сел в свою летающую кастрюлю, идиот? Да, мозг был прав, но поздно. Вот сейчас, вон за тем поваленным стволом — нет. Ну вот полянка впереди, и на ней! Нет.

Белка пересекла полянку в три прыжка и обернулась поджидая. Хрен. Вам. Всем. Я. Иду. К тебе! На втором дыхании поляну мы прошли. И овраг за поляной прошли. И светлый лиловый бор за оврагом прошли. Большие стройные деревья, гораздо больше тех, что я до сих пор видел здесь. К одному из них я прислонился и умер.

Точнее, умерла моя способность передвигаться. Белка в отдалении прыгала — ко мне, от меня, ко мне, от меня. Зараза. Я дышал как хриплая лошадь и смотрел прямо по курсу. Прямо по курсу был просвет и слышался плеск воды.

Да, Тропатрочка Треналисочка, наверняка сидела на камушке и полоскала в речке белые ножки свои. Белые. Ножки. Свои. И глаза ее синие были печальны. Были. Печальны. Я. Смогу. Боже, подвигай мною хоть сто метров еще! Я оторвался от теплого дерева.

Мелькнула тень, белка успела пискнуть перед тем как оказаться со сломанным позвоночником в зубах большого черного волка. Волчара смотрел на меня сморщив длинный нос. Белые клыки держали мертвую белку. Мою белку! Белку, которая вела меня к любимой.

Ты умрешь умрешь умрешь — я прыгнул. Прыгнул и схватил пустоту. Волк мелькнул тенью по краю зрения и исчез. Умчался жрать белочку или волчат белочкой кормить. Скорость. Следующие очки характеристик только в скорость. О, мозги проснулись. Где же вы раньше-то были?

Я перевернулся и лежал раскинув руки, глядя в высокую бахрому между ветками и слушая близкую речку. Где-то у розовой скалки меня ждала румяная вкусная рыба. Принести. Опла, Газенваген меня не слышал. Значит есть расстояние, на котором мы перестаем контачить.

— Я с тобой.

— Да, малыш, ты со мной. И это очень хорошо.

— Куда мы бежали?

— К маме.

— У меня есть мама?

— Не родная, но очень хорошая. У нее глаза синие.

— Хорошо, что я возле костра не остался, правда?

— Очень хорошо…

С хаосом поведешься — осторожности наберешься. А Аргументище молодец. Не мог знать, но чуял наверняка. Сквозь звуки воды пробивались далекие голоса. А вот это уже крайне интересно, если не глюк. Восстановился ли ты, Рыжий? Частично. Так поднимай тушку и крадись к речке со всеми своими мозгами.

Ключевое слово — «крадись». И я крался. Тихо тихо на четырех костях одну подволакивая. Голос был один, девичий, звонкий. Девушка пела. Так, что же там за песня? Рыжий тише, Рыжий ближе. Девушка пела какую-то ересь типа «Милая водичка, я твоя синичка, лалала».

Синичка, значит. Почему я был уверен, что это не Мышь? Ведь, судя по всему, провалившая квест белка вела меня именно к этой деве. Да потому, что голос чужой, хоть и красивый. Я осторожно раздвинул листики кустика и обалдел.

От леса к речке вел пологий песчаный откосик. В речке, недалеко от берега, плескалась абсолютно черная дамочка. Грудь ее нельзя было назвать «небольшая», но что белки в этом понимают? Это была не негритянка и вообще не человек. Уши. Да, у нее были длинные острые черные уши.

На берегу, ровно напротив купальщицы, сидел большой белый кролик. Кролик преданно смотрел на хозяйку и смещался, чтобы быть ближе, когда смещалась она. Протометаморф, определил я на автомате.

Голая дева глубоко антрацитового цвета плескалась и звонко напевала глупости. Ну как эта несчастная белка могла спутать ее с Мышью? Ни глаза (у этой красные), ни рост (эта заметно выше), ни грудь, простите, мокрая, прыгает, соски пульками. Единственное, что было схоже, так это «абрис бедра». И этот абрис даже круче.

Видимо данное размышление что-то изменило в моей позе и под коленом хрустнула сухая ветка. Кролик прыгнул в воду и дева мгновенно облачилась в броньку, штаны и сапоги (все белое), сзади на поясе два больших кривых кинжала. В руках ее образовался уже натянутый лук, стрела смотрела точно мне в лоб. А лик ее стал суров.

— Выходи, если разумный. Разумных я убиваю не сразу.

Звонко звенит. Припомнился зубастый Адольфо (убию баббазиакка и шкуору сниему). Все вы тут какие-то недолюбленные. Я поднялся, отряхнулся и вышел из кустиков на бережок. Эльфийка скосила глаз на мою необутую ногу, но лишь на долю секунды.

— Покажись!

Так я вроде уже показался. А, точно, шлем. Она хочет чтобы я откинул шлем. И умер с честью. С другой стороны, женщина которая держит обстоятельства под контролем гораздо разговорчивей. И я убрал шлем.

— Ты белый!

Где-то я уже эти слова и с этой же интонацией слышал.

— А волосы!

Вот тут уже нотка отчаянья. Да уж, очевидно родная мокрая темно-серая пакля на голове лучницы явно (по ее меркам) проигрывает наглому рыжему хаосу. Тренькнула тетива и в мой нагрудник ударилась стрела. Мой нагрудник этого даже не заметил, а следующая стрела уже смотрела мне в глаз.

В мой открытый ясный глаз смотрела острая стрела. Очевидно первая была пущена для краткого отдыха. Силы-то у черненькой не так чтобы много, тетиву долго натянутой держать.

— У тебя отличная броня.

Ну да, ну да. Следующую стрелу придется в глаз, в броню уже было. Боже, как же я хочу есть. Ладно, поможем, мы же не звери.

— Опусти оружие, милый ушастик, давай лучше поймаем рыбу и снова испечем ее.

Черная дева хрюкнула.

— Этот чудесный звук означает «да»?

Дева хохотала еще звонче, чем пела. По мне так слишком много высоких частот. Высокие частоты режут альфа-ритмы мозга. О чем я думаю? Эй, мозги? Ну, если ее доспехи сродни моим, то одна из трех функций была потрачена на придание постоянной формы в неактивном состоянии. Какое расточительство.

Стоп. А не знаменитый ли среди уркл «черный колдун» сейчас тут хохочет заливается стоя по колено в воде? Тетива отпущена, стрела зажата в кулачке. Зачем колдуну лук и стрелы? И она хоть и черная, одета-то в белое.

Что же она никак не насмеется? Что я такого сказал? Может «поймать рыбу», там, или «испечь рыбу» что-то означает в ее культуре? Или «милым ушастиком» ее никто никогда не называл? Похоже мой класс так устроен, что я могу говорить и делать все, что в голову взбредет. Все равно что, и местные будут хохотать.

Эльфийка стала затихать.

— Милый ушастик. Черный Эль! Милый ушастик. Попробую как-нибудь без свидетелей назвать так отца. Нет. Это слишком. Назову так Ланса, когда он попробует очередной раз подкатить. Хпрфф!

И дева снова залилась колокольчиком. Какая хорошая. Все дело, оказывается, в неуставном обращении. Ну а что, ушки и правда милые. Топорщатся и трепещут. А черные эльфы покрепче уркл. Головой о берег не бьется, сознания не теряет. Молодец.

Неожиданно стало тихо. Дева пристально смотрела в глаза, но уже без оружия в руках.

— Зачем ты следил за мной?

— Меня к тебе белка привела.

— Какая белка?

— Пушистая. Понимаешь, я белок попросил найти мою пропавшую любовь.

Дева, хоть и воительница, а услышав про любовь задумалась и головку наклонила.

— А белки, значит, послушались и побежали искать. Хпрфф! Пойдем. Мой лагерь недалеко, все мне подробно расскажешь. Такой дурень не может быть опасен.

Лучница выбралась из воды.

— Только если там есть еда. Я не ел очень очень давно.

— Еда есть. Покормлю. Что на ноге?

— Аргумент. Маленький каменюка.

— Ого. Никогда не видела их малышей. Где взял?

— Там его уже нет.

— Но там могут быть другие.

— Скажи пожалуйста, я не очень разбираюсь в таких вещах, вот когда твои ушки поднимаются вверх и мелко дрожат, это что означает? Ты так время от времени делаешь.

Дева сбилась с темпа, зыркнула не меня, как говорят «рублем подарила», но отвечать на вопрос не стала. Впрочем, мы уже и пришли. То, что лучница называла лагерем, было круглой полянкой с палаткой в центре и кострищем перед ней. Причем палатка была натуральной (не протометаморф).