Генерал Империи (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич. Страница 18

– Павел Николаевич, потрудитесь объясниться. Что произошло? – Спросил он, когда Милюков, отпив с треть бутылки, громко рыгнул и, отшатнувшись к шкафу, сполз на пол. Где и сел с потерянным видом.

– Боже правый, да как же это возможно? – тихо прошептал он и истово перекрестился.

– Что возможно? Что?! Скажите уже толком!

– Меншиков… Вы понимаете, Александр Федорович, я своими глазами видел, как обугленный труп этого мерзавца укладывали в гроб. Своими глазами… да… И вот, вы представляете, стою я сегодня на службе на почин его души, как этот мерзавец отбрасывает крышку гроба и вылезает… Скучно ему там было видите ли… СКУЧНО!!!

– Что вы несете? – Покачав головой, произнес Керенский, с жалостью глядя на Милюкова.

– Если бы это все было бредом… Боже! Ну пожалуйста! Пусть это все будет бредом! Молю! – Перекрестился. Грустно взглянул на Керенского. Вздохнул. И продолжил. – Ночью, ближе к утру в церкви случилось что-то странное. Охранник весь белый как лунь и заикается. Говорит – призрак к нему приходил. Вот сознание и потерял. А как пришел в себя увидел ворота храма нараспашку, как входные, так и алтарные. Свечи и лампады потушены все, кроме одной свечи, что у гроба стояла. Чего только человеку не почудится? Я подумал – перепил. Хотя он вел себя очень странно.

– А он был пьян?

– Еще как. В хлам. Едва языком ворочал. Но говорят, он напился уже после. На глазах полицейских.

– Мистика, – покачал головой Керенский. – Впрочем, с Меншиковым ее много. Все вокруг него ей пропитано.

– Вошел я в храм, вызванный полицией. Благо, что ночевал в отеле неподалеку. Стало там сильно свежее. Только от гроба несло по-прежнему. Разве что к запаху горелого мяса добавились еще нотки тухлятины. Все-таки жара стоит. Неудивительно. Зажгли служки свечки с лампадками. Пригласили людей. Начали службу…. И тут как крышка от гроба вверх подлетит! Словно ее какая-то сила неведомая отшвырнула. Чуть людей не зашибла. И Меншиков садится в гробу.

– Прямо горелый? – Скептически поинтересовался Керенский.

– Если бы… если бы… Живой, здоровый и то ли с бодуна, то ли пьяный. Даже в мундире. Как поговаривают – в том самом, в котором сгорел. Только грязный, помятый и пованивает. Все-таки с тела натекло. Хочешь не хочешь изгваздаешься.

– Бред какой-то… – покачал головой Керенский, все еще не веря Милюкову.

– Так вот, этот бред оживший вылез из гроба. Прошел в алтарь. Умылся святой водой. Выжрал бутылку кагора. И, распевая странные песни, отправился на вокзал. Хотел на вокзал. Но я его уговорил хотя бы привести себя в порядок, помыться и передохнуть. Он сейчас в моем номере в том отеле, где я ночевал.

– Вы серьезно?

– Во – слышите? – Сказал Павел Николаевич, подняв указательный палец.

Александр Федорович прислушался – колокола, они звонили. И этот звон потихоньку нарастал, так как подключались все новые и новые колокольни.

– Чудо… это настоящее чудо… человек воскрес…

– Нет, – покачав головой произнес Керенский.

– Да.

– Нет.

– Да.

– НЕТ!!!

– Криком дело не исправишь, – грустно усмехнулся Милюков. – Этот мерзавец взял и воскрес.

– Он был пьян? – После паузы, наверное, в пару минут, поинтересовался Керенский.

– На вид – да, слегка осоловевший. Будто стакан на грудь принял чего крепленого. Песни пел и вообще вел себя несколько буйно. Хотя кто его знает, как должен вести себя воскресший человек?

– Опять… Не может быть… неужели это все правда?

– Что правда? – Напрягся Милютин. – Что опять?

– Во время первых переговоров о перемирии немцы передали мне досье на Меншикова. Там много что было написано странного, похожего на бред престарелого опиумного курильщика или больную фантазию ополоумевшего. Например, они писали, что на поле боя под Танненбергом все, кто видел его в первый раз, будто бы отмечали помятый вид формы и состояние, словно после вчерашнего. Только не грязный, а просто извалявшийся в пыли. Но первый, кто его увидел, говорил, будто бы тот из траншеи вылезал.

– Что вы имеете в виде? И причем здесь Восточная Пруссия?

– Максим Иванович – это его не настоящее имя. Скорее всего его зовут Феанор.

– Феанор? Что за вздор?

– Не больший, чем ваш рассказ о воскрешении. Он древний эльф, которому надоело лежать в могиле. Вот и решил он поразвлечься среди простых смертных. Вы что-нибудь слышали про эльфов?

– Это такие маленькие человечки, помогающие Санта Клаусу с подарками? – Повел бровью Павел Николаевич.

– Это эльфы из сказок для детей. Настоящие эльфы фигурируют в древнем фольклоре германцев, скандинавов и кельтов. И это поистине кровожадные чудовища. По легендам только они смогли выйти против демонов в открытом бою и победить. Вы, вероятно, слышали про удивительную кровожадность кельтов? Так вот – она напрямую связана с эльфами, которые, видимо, в глубокой древности с ними контактировали. Слышали про маленький курган из отрезанных голов, что сложили по приказу Меншикова? Так – это самая обычная мелочь, обыденная для эльфов. Чем больше я читаю, тем сильнее ужасаюсь. Они были какими-то поистине чудовищными созданиями. С виду прекрасными, но лютыми до ужаса. Пели хорошо. Музицировали. Любили природу. Хорошее вино. И кровь… много крови…

– Александр Федорович, вы серьезно? – Несколько обескураженно спросил Милюков.

– Павел Николаевич, вы же сами только что прибежали с криками, что Меншиков воскрес! – Разозлился Керенский. – И теперь не верите материалам досье, которое это объясняет?!

– Но как оно объясняет воскрешение?

– Эльфы могут по своему усмотрению покидать мир мертвых и возвращаться к жизни. Меншиков сам об этом проговорился. Я не верил. Думал, что выдумка. Мне вообще показалось, что германский посол просто решил поиздеваться надо мной, подсунув сборник сказок. Но, оказалось, что нет. Нет! НЕТ! О Боже! Как же такое возможно? Как ты вообще это допустил? – Истово перекрестившись, воскликнул совершенно неверующий Керенский. – Этот эльф – это настоящее чудовище во плоти. Древний ужас, привлеченный запахом человеческой крови…

– А Феанор… откуда это имя?

– Он рассказал, заодно приоткрыв историю своей судьбы. В древности он выступил с верным отрядом на войну против какого-то Бога и погиб в ней.

– Очень мило… воевать с Богом… – покачав головой, произнес Милюков. – А почему не с ветряными мельницами, ой, то есть, горными великанами?

– Не смешно, – покачав головой, произнес Керенский. – По той легенде Феанор погиб в бою. Но и тот Бог не выиграл. И также был уничтожен. Жертва Феанора не была напрасной. По сути он разменял свою жизнь, на жизнь бога.

– Это совсем не смешно, – серьезно произнес более верующий Милюков. – Как можно убить бога?

– Как можно воскреснуть, сгорев практически до углей? Не знаете? Вот и я не знаю. И что-то не сильно хочу спрашивать. Вы понимаете? Убивать это чудовище бессмысленно. Его нужно сковывать цепями и спрятав на дне глубокой шахты, заливать цементом. Чтобы он оттуда выбрать не мог. Хотя и в этом случае нет надежды на успех, потому что мы не понимаем природы этого воскрешения. Он там, на поле боя появился сразу в траншее, вряд ли в ней лежало его тело. Видимо, если тело его окончательно разрушается, он в состоянии воскреснуть где угодно.

Милюков с минуту внимательно смотрел на своего собеседника внимательным, немигающим взглядом. Потом молча поднял початую бутылку виски и начал заливать в себя, жадно, крупными глотками поглощая «живительную влагу». Допил. Поставил бутылку на пол. Рыгнул. Хихикнул. И упал, рухнув как мешок с картошкой, потеряв сознание…

Тем временем на одной из конспиративных квартир Петрограда происходило собрание руководителей левых сил, основной костяк которых составляли эсеры.

– Это невероятно… – тихо произнес Чернов Виктор Михайлович. – Меншиков воскрес! Воскрес, вы понимаете?

– Воскрес и воскрес, – пожав плечами произнес, выступивший вперед Савинков. – В этом мире много странных вещей происходит. Но в нашем деле главное, что? Правильно. Что теперь этому отступнику и изменнику Керенскому придется иметь дело еще и с этим странным малым.