Генерал Империи (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич. Страница 52

– Никогда не злите женщину, – встретившись с супругой взглядом прошептал наш герой. Тихо, но все стоящие поблизости услышали. А потом, повернувшись к Каледину, произнес: – Алексей Максимович принимайте командование фронтом. Проведите ревизию частей и подразделений. Все небоеспособное и неустойчивое – демобилизовать. Предварительно разоружить. Из оставшихся бойцов свести полки, способные при необходимости, продолжать войну. После завершения реорганизации – занять людей боевой подготовкой. Мир подписан, но пока еще не наступил.

– Так точно, – кивнул Каледин, щелкнув каблуками. В этот раз он не противился приказу. Формально, конечно, Меншиков не имел права ему приказывать, ибо не был его командиром. Однако этому приказу противиться он не стал…

Глава 6

1916 год, 7 ноября, Петроград

Новость об убийстве Брусилова в Киеве достигли Петрограда в считанные минуты. Получаса не прошло с того момента, как маленькая и легкая 6,35-мм пистолетная пуля пробила лоб Алексею Алексеевича, как это уже знали все заинтересованные лица в столице. А еще они знали за что и кого Максим Иванович обвинил в убийстве царской семьи и государственной измене вместе с Брусиловым.

И началось…

Керенский метался по помещениям Зимнего дворца собирая вещи.

– Все пропало! Все пропало! – Причитал он, время от времени.

Где-то за окном потрескивали винтовочные выстрелы. Иногда одиночно, иногда просыпаясь целыми россыпями.

Поняв, что никакая армия больше за Керенским не стоит и для подавления их восстания не придет даже нескольких верных ему полков, красная коалиция решилась на вооруженное восстание. На первый взгляд – безумие. Полное и бескомпромиссное. Ведь армия все еще была боеспособна и не разложена тлетворным революционным влиянием. Особенно Северный фронт и Балтийский флот. Да и Меншиков был «на коне» со своим корпусом. Однако решились. Почему?

Все оказалось просто и сложно одновременно. Явного лидера в коалиции красных, который бы устроил всех – не имелось. Тот же Ленин и Троцкий в те дни были всего лишь лидерами небольшой маргинальной «тусовки», в то время как балом правили эсеры. Характерной особенностью последних являлось отсутствие явно выраженной централизации и нехватка лидеров, способных удовлетворить большинство участников.

Восстание красные начали с захвата телеграфа и опубликования предельно популистского манифеста. Он стоял на трех китах:

Во-первых, Российская Империя провозглашалась республикой.

Во-вторых, любой регион или провинция новообразованной республики получала право на самоопределение по схеме «берите суверенитета столько, сколько сможете проглотить». В оригинальной истории красные примерно так же и поступили, стремясь купить таким шагом поддержку национальных окраин. Так что ничего необычного в этом маневре не было.

В-третьих, Российская Империя провозглашалась не просто республикой, а президентской республикой. И после успеха восстания требовалось провести свободные выборы. На первый взгляд – малозначительный ход. Однако в тех же газетах, да и вообще все вокруг сразу заговорили о том, что президентом нового политического образования народ может избрать только Меншикова. Некого больше. Никто с ним не сравниться.

Поступок? И еще какой!

Для красных это был максимально компромиссный вариант. Потому что «режим Керенского» истекал и нужно было действовать, чтобы приближающийся к Петрограду лейб-гвардии механизированный корпус не поставил жирную точку не только в его судьбе, но и в их тоже. Поэтому коалиция социалистов решилась наступить на горло своей независимой песни, попытавшись договориться…

Бабах!

Ударило трехдюймовое орудие совсем рядом. От чего Керенский вздрогнул и бросился к окну.

– Черт! Черт! Проклятье! – Запричитал он, увидел толпу в пару сотен вооруженных людей, ломящихся к Зимнему дворцу. Выстрел из пушки их остановил. Они упали. Залегли. И тут же начали стрелять из винтовок. Им в ответ ударил пулемет с КПП. Потом еще один. И еще.

Керенский нервно сглотнул. Сплюнул через левое плечо, попав в любопытствующую горничную. Оттолкнул ее и побежал. Точнее быстро, очень быстро пошел. Времени на сборы больше не было, поэтому он прихватил кофр с «бумажками» британских фунтов стерлингов двинулся к выходу. Все остальное – черт с ним. Плевать. Нужно было уже не о хорошей жизни думать, а шкуру спасать.

Идти через Дворцовую площадь он не решился. Стреляли. Да и не требовалось это – он сразу вышел к набережной, где его ждал непримечательный паровой катер. Самый что ни на есть обычный. С верными людьми, которым он в свое время немало помог. Спустился на борт и катер сразу дал ход, отваливаясь от импровизированного деревянного причала у набережной, так как стоял уже под парами.

За спиной, на Дворцовой площади, захлебываясь стреляли пулеметы, которых пытались перекричать винтовки своей беспорядочной трескотней. Еще раз ударила пушка. Винтовочная стрельба усиливалась. К ней присоединились коротки переливы ручных пулеметов. «Та-та-та», «та-та-та». Льюисы или Мадсены? Керенский не знал, но все равно поежился. Чуть погодя добавились новые звуки – хлопки потише, но более частые. Пистолеты и револьверы. Явно пошли на приступ. Станковые пулеметы замолчали. Плотность остального же огня только усилилась. Видимо наступающие открыли огонь на подавление по окнам Зимнего дворца, откуда им отвечала охрана. Вот, снова зазвучал станковый пулемет, перебивая остальных. Но ненадолго…

Катер же уходил, правя на стрелку Васильевского острова и далее в Малую Неву. Подальше от обреченного дворца. Подальше от верной смерти…

Катер выбрался из Малой Невы и крадучись вдоль берега Маркизовой лужи пробрался к Лахтинскому разливу. Вошел в него. И причалил к небольшим деревянным мосткам возле одной из хозяйств.

Керенский удивительно ловко выскочил из катера и направился, не оглядываясь, к зданию. Катер же, отвалил, и ушел из разлива, чтобы не отсвечивать.

Здесь жил человек Александра Федоровича. Достаточно совестливый и честный, чтобы предать. Поняв, что ни морячки, ни армейцы его не выпустят по-хорошему, Керенский стал искать людей из простых и помогать им, наблюдая за их поведением. А потом, через проверенных, готовить пути отхода.

Вот и Афанасий Никитич, семья которого голодала, после его увольнения с завода по увечью, был ему благодарен «по гроб жизни». Ведь Керенский и с жильем разрешил проблему, подарив сельский участок с домом семье, которую выселили из заводского общежития. И с деньгами поддержал, наняв Афанасия на непыльную работенку, позволив семье с тремя малыми детьми не бедствовать. В общем – эта семья была всецело его.

– Александр Федорович, – участливо поинтересовался Афанасий Никитич, увидев Керенского с удивительно бледным лицом. – Доброго дня. Случилось что?

– Бричка и лошадь на месте?

– А как же? Все в наилучшем виде. Орлик ваш сыт и ухожен. А бричка, как вы и велели – поставлена на новые легкие колеса и смазана.

– Хорошо, – кивнул Керенский. – Закладывай. Вещи мои, где я и оставлял?

– Так. Все на месте. В комнату ту, как вы и наказывали – никто не ходил даже пыль протереть да паутину смахнуть.

Керенский кивнул и молча направился в дом. Прошел в обозначенную комнату и провозился там с полчаса. В любой момент за ним могли послать погоню. Поэтому требовалось спешить.

В комнате находился сменный комплект одежды, нетипичного для Керенского фасона. Парик. Накладные усы с бородой. Оружие. И набор принадлежностей, что может пригодится в дороге.

Переоделся. Преобразился. Положил в карман 9-мм пистолет Люгера. В кофр, сверху на деньги, второй. А маленький Браунинг запихнул во внутренний карман жилетки. С тем и вышел во дворе, где уже собралась вся семья Афанасия Никитича. Он сам сидящий на лавочке возле запряженной лошади. А рядом супруга с грудным ребенком на руках и двумя крохами-близнецами, что стояли у ее ног и держались за подол.