Повторение прошлого (СИ) - Терновский Юрий. Страница 29

А самый первый раз он увидел ее в начале зимы прошлого года, когда она только еще устроилась на работу. Так себе серая мышка с затянутым на затылке хвостом, на которую он даже не обратил внимания. Слышал только, что к ним устроилась какая-то новенькая, которая никогда не смеется. Ее так и прозвали — Несмеяной, за свой неулыбчивый нрав. «Ни одна черточка на лице не дрогнет при разговоре, — трепался кто-то из сослуживцев по поводу, — и мужиков, судя по всему, эта стерва просто ненавидит!»

Стерва курила на лестничной клетке и смотрела в окно, накинув на плечи серое пальто. Был хмурый полдень, валил мокрый мерзопакостный снег, убивая последнюю надежду на что-то хорошее в этом мире. Погорел же, спеша по своим служебным делам, решил воспользоваться лестничным пролетом, чтобы не дожидаться лифта, а заодно и перекурить в неположенном месте, пока и там камеры не повесили. Не на улицу же спускаться за несколькими затяжками, половину рабочего дня как раз в лифте и проведешь, а работать когда? Поэтому и нарушал, рискуя нарваться на штраф. Вот так рядом и оказался с еще одной нарушительницей.

— Ничего, что я к вам спиной? — спросила она, делая очередную затяжку.

— Не обращайте внимания, — нехотя отозвался он, прикуривая и жадно затягиваясь.

— Холодно и хочется спать, — поежилась курильщица, выдыхая дым в стекло, равнодушно наблюдая за поведением «разбивающейся» струи, — ненавижу холод. И смотреть на весь этот стеклянный ужас, что нас окружает тоже ненавижу.

— А вы не смотрите, — усмехнулся Погорел, — курите с закрытыми.

— Не получается, — скривила она губки, — зло притягивает. Более того, это стеклянное совершенство нарушает нашу с вами экологию психологического пространства, вгоняя людей в депрессию и бессонницу.

— А мне нравится.

— Не видеть естественного света? — курильщица явно не оценила его юмора. — Вам нравится жить в колодце из стекла и бетона?

— Никогда над этим не задумывался. Жизнь так коротка, чтобы забивать ее всякой ерундой, не устраивают эти стекляшки, место работы поменять никогда не поздно.

— Не только клерки не выдерживают, на днях руководитель одной юридической компании повесился в своих апартаментах на галстуке, не выдержав стеклянного напряжения.

— Думаю, не от этого, — усомнился Погорел, — были причины посерьезней.

— Например?

— Перешел кому-нибудь дорогу, задолжал, обанкротился, подставил сильных мира сего, причин масса…

— Или крыша поехала от стеклянного рая, жить и работать безвылазно в одном здании, спятит кто угодно.

Погорел улыбнулся и кивнул:

— В наше сумасшедшее время предположить можно все что угодно, лишь бы только эти предположения не касались петли.

— За все в этой жизни надо платить, этот за свое рассчитался.

Злючка повернулась к нему лицом, но собеседника, кажется, даже и не заметила. Ей, этой строгой сучке из бухгалтерии, этот ухоженный тип с верхней служебной лестницы в своем неизменном черном костюме был совершенно безразличен, чтобы еще его замечать, впрочем, как и она ему. Проработав рядом уже почти год, эти двое друг друга не замечали просто из принципа. В каком-то офисе сотрудник, пожилой уже старичок, умер прямо за своим письменным столом, так труп был обнаружен коллегами только на третий день. И это офисный факт! По офису пошел не очень приятный запашок от дедули, судя по всему, только это беднягу и спасло от неминуемого разложения прямо на рабочем месте.

— Что так? — вздохнул Погорел, жалея уже, что вообще остановился рядом с этой холодной ледышкой. Сначала хотелось рассмешить ее, а в результате расхотелось смеяться самому. Так ни одной остроумной шутки в голову и не пришло, а шутить плоско, чтобы лишний раз нарваться на холодный взгляд ее пронзительных глаз, — уж увольте.

— Да так, — ответила она без всякого энтузиазма, — просто на остальное нет ни сил и ни времени, да и желания особого тоже нет. Работа, дом, дорога, работа…

— Приятного, согласен, мало, — кивнул он, — но так все живут.

— Что и убивает, — скривила она губы, скользнув снова по нему почти отсутствующим взглядом, затушила окурок с остатками губной помады на фильтре в стеклянной банке, наполовину уже заполненной такими же бедолагами, получившими от жизни уже все и направилась вниз по ступенькам на свой этаж в свой рабочий закуток к своим нескончаемым сводкам и проводкам. Так и жили, сами в себе, как те рыбки в аквариуме, выживая всеми правдами и неправдами в самом жестоком городе мира. В столовую она не ходила, предпочитая перекусывать в комнате отдыха принесенным из дома, где для этого были созданы все условия, начиная с микроволновки и заканчивая огромным фикусом возле окна. Был стол, стулья и уютный диван, не было телевизора, чтобы сотрудники из-за всякой внешней ерунды не расстраивались, но зато был аквариум с золотыми рыбками, успокаивающий нервы. Все для людей, как говорится, и только сами эти люди для еще чего-то более значительного.

«Работа — это война, — значилось в лозунге компании, — на которой нет плохих или хороших работников. Есть только живые или мертвые воины. Победа достается сильнейшему, мертвые выбывают!»

Курили они обычно в разных местах, поэтому и вероятность продолжения случайного лестничного разговора у них в дальнейшем была никакая. Однако нельзя сказать, что он вообще не предпринимал никаких попыток после этого случая на лестничной клетке продолжить общение, но очень вяло. Однажды даже подарил ей коробку конфет как-то на женский праздник, не получив в ответ даже элементарного «спасибо», и на этом все. И все только ради спортивного интереса, чтобы самому себе доказать, что неприступных крепостей не бывает, просто бывают очень холодные ледяные глыбы и неумелые скалолазы. Странная была особа, всю зиму проходила в одних черных брюках и какой-то вязанной кофточке, клерк без комплексов. Зато весной, отыгрываясь, наверное, за долгую зиму, стала менять наряды почти каждый день. Курила что-то дорогое, чаю предпочитала кофе, а мужчин вообще, судя по всему, ненавидела. Так он думал об этой фифе, и с ним были солидарны почти все представители сильного пола компании, кроме заместителя директора, да и то только потому, что заместителем была женщина с вполне традиционной ориентацией — любила выпить и после секса послать куда подальше очередного неумеху.

— Так за все время ни разу и не улыбнулась, сколько я ее знаю, — заметил как-то Очкарин, когда они в очередной раз травили свои легкие никотиновым ядом на стоянке рядом со своими автомобилями после работы, пока те прогревались.

— А спорим, что рассмешу, — выдал неожиданно Погорел, — более того…

— Да я и без всякого спора вижу, что ты уже запал, — улыбнулся коллега, — так что дерзай. Она когда краситься стала, я бы и сам приударил, да только супруга, скорее всего, будет против.

И ведь дерзнул бы, но прошло лето, пролетела осень, и уже приближались новогодние праздники, а дальше того давнего трепа у него дело так и не сдвинулось. Хорошо, что тогда коллега спорить сразу же отказался, точно ящик коньяка бы проиграл. Предновогодняя Москва расцветала прямо на глазах. На улицах уже появились елки, а витрины магазинов украсили всевозможные праздничные поздравления, светящиеся гирлянды и многочисленные объявления о предоставляемых скидках. Елочные базарчики заполнили пустующие площадки, предлагая зеленых красавиц на радость детей и взрослых. Завершался последний рабочий день уходящего года, Погорел листал ежедневник, вспоминая, не упустил ли чего или кого; всем ли разослал поздравления и поздравил по телефону, все ли нужные распоряжения отдал и выполнил сам от вышестоящего руководства. Текущие дела были аккуратно рассортированы по папкам и оставлены до следующего года, а в ящиках стола наведен почти идеальный порядок, который совсем немного не дотягивал до идеального, если бы конечно он под ноль очистил содержимое ящиков. У него же хватило духу выбросить в мусорную корзину только две трети всего-того, что там находилось. Другими словами, два ящика были уже пусты, оставалось навести порядок в третьем! Он удовлетворенно откинулся на спинку офисного кресла и прикрыл глаза. Для него этот год удался, теперь можно было и расслабиться в ожидании предстоящего праздника. Время уже подходило к шести вечера, когда офисный люд потихоньку начал выдвигаться к месту предстоящей пирушки. Ему достался большой пластиковый пакет с елочной мишурой, который он успешно вниз и доставил к ожидающей машине. Без поклажи не ушел никто, все что-то несли: кто пакеты, кто коробки, а кто и бутылки со спиртным, не без этого. Гулять собирались основательно. А какие все женщины были красивые и довольные — самое лучшее украшение праздника, переливающееся новогодними блесками, нарядами и улыбками. И старательнее всех неожиданно вырядилась Несмеяна, появившаяся на празднике с самым обычным на голове конским хвостом, в короткой черной юбке, белой блузке и белых же полусапожках, которые за весь вечер так и не поменяла на туфли. Вот тебе и серая мышь! Многие из его коллег пожалели, что женаты. Пирушка была в самом разгаре, когда и он обратил на нее свое внимание, да и то только потому, что был уже во хмелю. Тот, с кем она переминалась с ноги на ногу в медленном танце, увлеченно что-то ей рассказывал, обнимая за талию и прижимая к себе, а она лишь снисходительно улыбалась, позволяя себя лапать. Погорел тогда еще подумал, что вот именно такого козла ей и не хватает для полного кайфа, но тут же про это и забыл, сбитый с мысли очередным тостом за все хорошее застольного собутыльника из соседнего отдела. К часу ночи стали сворачиваться, засобирался пьяненько домой и он. Опрокинув на посошок последнюю рюмку, он вышел из зала и направился к гардеробу. В лифт столпилось много людей, и он решил спуститься по лестнице. Этажом ниже услышал музыку, сменил маршрут и оказался в баре, мимо которого просто не смог пройти. Душа требовала продолжения банкета, поэтому ноги сами, не спрашивая даже разрешения у головы, понесли его к барной стойке. Пробравшись между дергающимися под музыку телами, он заказал себе еще водки, закурил и принялся рассматривать местную публику. Сквозь полумрак и сигаретный дым его блуждающий взгляд наткнулся на что-то знакомое и остановился. Она тоже его заметила и даже помахала ему рукой, приглашая составить ей компанию. Погорел смел рукой со стойки свой бокал с виски и направился к ее столику. Пока шел, гром музыки затих, и из динамиков полилась спокойная мелодия, так что ему ничего больше и не оставалось, как пригласить ее на танец. И она ему даже почти улыбнулась, соглашаясь…