Отравленные морем (СИ) - Волгина Алена. Страница 54
«Нет! Потерпи немного. Пожалуйста! Хорошо, что Карита быстро вытащила тебя!»
Трудно спорить, когда боль превращает твоё тело в пылающий костер. Даже просто повернуть голову было трудно. Чайка встревоженно суетился рядом:
«Когда боль слишком сильная, она может убить тебя изнутри. Отпусти её! — приказал он. — И тогда мы взлетим».
«Слишком рискованно, — возразила я. — Для тебя».
Мне-то уже всё равно, а вот погубить заодно и Пульчино совсем не хотелось. Жаль, что не вышло увидеться с морем… напоследок. Стены домов закружились и поплыли, заливаясь красным.
«Франческа!» — послышалось снова. Я застонала. Ну чего ему неймётся? Почему он не может просто оставить меня в покое? Я бы выкинула Пульчино из лодки, будь у меня больше сил.
«Улетим вместе! Не нужно терпеть!» — настаивал он.
От возмущения я даже очнулась:
«Так нельзя! Ты можешь погибнуть! Я боюсь убить в тебе птицу!»
Он бесстрашно смотрел мне в лицо тёплым понимающим взглядом и выглядел так, будто знал что-то, мне недоступное…
«Не бойся. С тобой я больше, чем птица. А ты — больше, чем человек».
Даже в забытьи я ощущала его присутствие. Доброта Пульчино была маленьким островком, убежищем в океане калечащей боли. В конце концов я позволила ему увлечь меня за собой, и моё сознание растворилось в небе среди новых, необычных запахов и звуков. Крылья унесли нас далеко-далеко от маленькой лодки, к которой от пристани уже бежали люди.
***
Мне снилось, что я была чайкой. Мир сузился до самых простых понятий: рыжая полоска камышей на отмели, ветерок, пахнувший солью, скользкий и блестящий рыбий бок в прозрачной волне…
Иногда что-то вторгалось в моё незамысловатое существование, какая-то тревожная нота, от которой становилось не по себе. Мне снился чей-то пристальный взгляд, зовущий голос, прикосновение чужой руки, от которого трепетало сердце. Тогда меня снова пронзало холодом, и я гнала прочь эти воспоминания, подозревая, что за ними стояло чувство потери, такое огромное, что невозможно осмыслить! Оно бы меня просто разрушило. Куда проще было думать о рыбе, ветре и камышах. Ловить крыльями ветер, паря в его тёплых потоках… Выслеживать, когда моряки начнут потрошить рыбу после лова, чтобы урвать самые лакомые куски. Но беспокойство мне так досаждало, что однажды я решила — хватит.
Я очнулась в тёплой и светлой комнате, в чистой постели, которая казалась мягкой, как облако. По сравнению с картинкой, запечатлевшейся в памяти — грязный баркас, жесткие сырые доски под спиной и ворох пёстрых юбок, запятнанных кровью — это был просто рай. На мне была чистая полотняная рубашка, и волосы больше не свисали сосульками, а пушистыми локонами рассыпались по плечам. Одна рука была забинтована выше локтя. Я больше не чувствовала крыльев, но тело казалось почти таким же лёгким, как у птицы. Только в ногах ощущалась тяжесть.
Откинув одеяло, я попыталась встать и обнаружила, что ноги от колен до щиколоток тоже все были в бинтах. Честное слово, я выглядела, как подагрик, и двигалась с таким же трудом! Постепенно ко мне возвращалась память. Я узнала комнату донны Ассунты — по светло-серым занавескам и статуэтке Мадонны в стенной нише. Значит, я у Джулии, в доме Граначчи. Я отчетливо помнила Джулию, Бьянку… Рикардо…
А потом я вспомнила Алессандро, и мир сразу померк.
Я его потеряла. Вот почему мне так не хотелось возвращаться! Без него этот мир был тюрьмой, пусть без решёток, грязной соломы и грубых охранников — всё равно. Как же это несправедливо! Сердито стерев набежавшие слёзы, я подняла голову… и вдруг встретилась глазами с Алессандро. Он стоял в дверях и взволнованно смотрел на меня. Сероглазый, осунувшийся, он, как обычно, выглядел так, будто не спал неделю. Я застыла, боясь пошевелиться. Если моя фантазия способна порождать такие реальные видения, то на этот раз я превзошла себя!
— Франческа, — выдохнул Алессандро. В два шага пересёк разделяющее нас пространство и обнял меня так крепко, что я как-то сразу убедилась в его реальности. Всё ещё не доверяя себе, я подалась назад в кольце его рук, провела пальцами вдоль его лба, щёк… и боялась отнять ладони — а вдруг он опять исчезнет!
— Ты жив… Ты жив!
Он снова молча привлёк меня к себе. Я задыхалась, стараясь не плакать. Невероятно! Каким-то чудом мы оба оказались по эту сторону жизни.
— Мне сказали, что ты погиб!
— А ты неделю была без сознания! — сказал он с мягким упрёком в голосе. — Я уже не надеялся тебя дозваться!
Кажется, мы оба нечаянно ранили друг друга. Мне хотелось сказать, что он — единственный, ради кого я вернулась бы откуда угодно, но, прижавшись щекой к его плечу, я чувствовала его улыбку и понимала, что слова не нужны. Рядом с Алессандро меня снова охватило ощущение проникнутой теплом близости — такой, что казалось вполне естественным прикоснуться к нему, чувствуя ладонью прохладу его кожи, или закончить начатую им фразу… Наши мысли звучали в унисон.
Что-то ударилось в окно, заставив нас отвлечься друг от друга. Там, запутавшись в занавеске, возник Пульчино. Я обрадовалась. Стоило вспомнить, что ему пришлось пережить! Всё-таки это был ужасный риск. К счастью, судя по бодрому виду, наше долгое единение ему не повредило.
— Пульчино!
Мне хотелось помочь ему освободиться, но я не учла, что за время болезни напрочь разучилась ходить на человеческих ногах. Сделав шаг, я споткнулась, ухватилась за спинку стула, уронила его и упала бы сама, если бы Алессандро меня не подхватил. Чайка справился самостоятельно. Выпутавшись из шёлковых драпировок, он устроился на подоконнике и окинул нас снисходительным взглядом:
«Ладно, я вижу, что вы в порядке, а теперь — пора по делам. Нужно навестить Скарпу, пожать пару клешней…»
«Я тебе так благодарна!»
«Не за что, сестренка», — и Пульчино устремился наружу, лёгкий и энергичный, как всегда. Алессандро немного обеспокоенно предложил проводить меня до ближайшего кресла. Я смутилась из-за своей неуклюжести:
— Кажется, мне придётся заново учиться ходить!
Он улыбнулся:
— Это не страшно, буду носить тебя на руках. То есть… если ты захочешь, конечно.
Стоило нам подумать о будущем, как к Алессандро вернулась прежняя неуверенность. Он смутился и по старой привычке встал боком к свету, чтобы шрам был не так заметен. Я не могла скрыть удивления:
— Ты что, сомневаешься, согласна ли я?
— Теперь уже нет, — улыбнулся он и потянулся, чтобы поцеловать меня, но, как назло, в этот самый момент за дверью послышался топот. Кто-то, привлечённый шумом, спешил сюда, и он даже не думал деликатничать! Мы с Алессандро застыли в объятиях друг друга, когда дверь с размаху отлетела к стене, а комнату сотряс громкий вопль:
— Она очнулась!
Джулия с радостным криком, больше похожим на боевой клич, бросилась мне на шею, снова чуть не свалив меня на пол. Следом появились Бьянка и доктор Фалетрус, которые, на моё счастье, вели себя более сдержанно. Прибежала Мелина с кубком укрепляющего напитка. Все заговорили наперебой, усадили меня в кресло, напоили лекарством и принесли обед, которого хватило бы на троих здоровых человек. Алессандро оттеснили в сторону, а потом девушки вообще выпроводили мужчин за дверь, так как, по их словам, меня давно следовало привести в порядок.
— Ты выглядишь как кошка после драки, а не как невеста накануне свадьбы! — припечатала Джулия.
Что значит — накануне свадьбы? Они уже всё спланировали? Я поискала глазами Алессандро, но тот уже ушёл.
Заодно я узнала, как много всего пропустила за время болезни.
Джулия помирилась с Инес, узнав, что именно она послала за мной стражника, который отвлёк убийцу на крыше. Правда, Кожаному Человеку удалось ускользнуть от стражи, зато внизу его встретил Алессандро. Причём встретил его сразу после того, как Скарпа подвёл баркас к пристани, и мне стало плохо от мысли, какое тяжёлое впечатление должно было произвести на него зрелище моего бездыханного тела, лежащего в луже крови. В общем, по словам Джулии, он разделал убийцу «как ястреб паутину», так что сыщикам потом некого было допрашивать. Так мы и не узнали, кто его подослал, хотя догадывались.