Не плачь, девчонка (СИ) - Норд Агнешка. Страница 27

— Интерес! Самый прямой! Так что признавайся.

Уговаривать её сказать имя я не собиралась. А спрашивала, потому что не так страшно, когда рядом живой человек. Глядишь, разозлится, да выдаст ещё что-то интересное.

— Ладно, мне скрывать нечего, — хмыкнула соседка. — Гадалка я, из таких, мелких, да незаметных. За денежку мышь в поле отыщу, пол ребёнка определю, подскажу, когда зачать мальчишку получится, только плати. Пророчества — это не ко мне, презираю такие дела, ни одно пророчество еще добра никому не принесло, одни хлопоты, да кучу трупов невинных. Это я не про великие говорю, у тех особая стать. А про те, которыми Отдел Тайн забит под завязку.

— Стой, стой! — прервала я её признания. — А сына моего отыскать сможешь?

— Родной? По крови-то?

— Конечно, родной!

— Да не вставай ты, убогая! Что за молодёжь пошла! Верю, верю, что родной. Ну родню по крови — плёвое дело отыскать. Разве что этот сыскуемый — маг сильный и сам не хочет, чтобы его нашли. Да и на них окольная тропинка сыщется.

— Ну так помоги, я отблагодарю!

— А это, девонька, не так просто. Я тут лёжечи, никак колдовать не могу. Вытаскивай уж и меня вместе с собою. А то авроры с утра набегут, не знаю, как тебя, а на меня у них зуб наточен давненько. Живо на поселение отправят.

— Это в Азкабан? — удивилась я. Старушек разве туда отправляют?

— Фи, чего удумала. Благородная, что ли? Это у них на уме один Азкабан, словно в мире других тюрем не существует. Дементоров ещё приручили, тьфу! Мордред их задери. Знали бы они, что есть дементоры, так нипочём бы не связались. Но старая Пифия им разве указ?

— А куда? — не отставала я.

— Известно куда, на работы. Артефакты им заряжать, пока сквибом не проснёшься, али ещё какое тёмное дело поручат. Мало ли толку с магов? На некоторых ещё проклятия разные испытывают. Выживешь, так калекой заделаешься.

Что-то мне расхотелось слушать про такие вещи.

— Мы хоть в Мунго сейчас? — спросила жалобно.

— Вестимо, в Мунго. Только на самом последнем этаже. Для особо неспокойных, да неблагонадёжных. Да таких, как ты, которых опознать не удалось. Потому и авроров зовут, у тех свои методы.

— Странно, — сказала я, со вздохом ложась на бок на жёстком полу. Устала стоять на четвереньках. — А что — по крови узнать не судьба?

— Кто же тебе дорогущий ритуал оплатит, непутёвая твоя голова? Каждую бродяжку на крови проверять, так Мунго сразу разорится.

— Ладно, поняла я всё, мадам Пифия! Ты мне лучше скажи, что у тебя болит, и как нам лучше выбраться.

— Эко загнула! Зови уж просто Пифия, без всяких мадам и прочих приставок. Это для прочих разных, я Кассандра Трелони была когда-то, вот там и мадам и миссис, да ещё можно было леди ввернуть, если совсем уж блеснуть хотелось в том же Лютном.

— Трелони! Кассандра? — шёпотом воскликнула я.

— Цыц, дурища. Умерла твоя Трелони, ясно? Как есть, вся умерла. Дочуру вон, сиротой оставила. Да та не пропадёт, пройдет лет пятнадцать-двадцать, так ещё и профессором в Хогвартсе станет. А такая мать только жизнь искалечит, да. Вот и померла. Совсем.

— Но вы же живая, — растерялась я.

— Живая- живая. И ещё сто лет проживу. А при удаче, так и все триста. Ты б посмотрела на меня без личины, так ахнула бы. Только я личину почитай уже лет тридцать не сымала. Красота, она ведь, девонька, счастья-то не несёт. Особенно такая, как моя. Не даром, роковой называют. Вот и дочуру личину делать научила, так чтоб по десять лет обновлять не пришлось. Страшную-то на работу быстрее возьмут. Впрочем, красавицу возьмут всенепременно, только работать придётся другим местом.

— Ничего себе, — хмыкнула я, заслушавшись. — Слышала я, что старухи-ведьмы себе личину молодой красотки брали, но чтобы наоборот… А сколько вам лет, если не секрет?

— Молодая совсем, сто пять годков недавно стукнуло. Так на вид без личины, чуть постарше тебя выгляжу, на твёрдые магловские тридцать пять — сорок. И здоровье, иной молодой позавидует, слава магии. Нынче-то, такой возраст всех удивляет, забыли маги родовые обязательства, память поколений у них не в чести, вот и стареют по-магловски быстро, да мрут как мухи, едва семьдесят стукнет. Что творится в мире!

— А почему мне рассказываете? — насторожилась я. — Не знаете ведь совсем? И раз здоровье как у молодых, почему здесь оказались?

— Хе хе, глупая. Ты хоть вопросы по одному задавай. Начну с последнего — здесь я всё по тому же. Из-за жадности, да злобы людской. Нашла я одному неумному пареньку то, что искал, хотя и говорила, что не следует ему это делать — добра не принесёт. Так и приложил старую по-магловски, дубинкой. Ещё и обливэйтил перед тем, словно меня проклятия или заклинания могут достать — смешной народ, ей-Богу! То ли платить не захотел, то ли посчитал, что сработало заклинание-то, да и забыла я всё. А приложил просто от злости, когда спиной неосмотрительно повернулась. Не понравилось ему моё предсказание. Ну и нашлись добрые люди, вызвали колдомедиков. Очнулась уже здесь, притороченная. А тут и тебя принесли.

— И никак снять эти путы не можете? При вашей то силе?

— Сила силе рознь, деточка. Так что снять эту пакость не могу как раз. На мне пакости много за век накопилось, чистоту растеряла. А если бы и могла, то повременила бы. Уж больно интересно за тобой понаблюдать.

— Что интересного? — поёжилась я.

— Так именно то, почему и рассказываю. Во-первых, русский язык, как свой понимаешь. А у меня корни оттуда, родина как-никак, ностальгия и прочая печаль.

Я охнула, понимая, что так и есть — по-русски говорим, а я и не заметила.

— Второе дело, — продолжала старушка — что магией от тебя шарашит, словно перерождение провела. А нифига контролировать не умеешь. Вот и залюбовалась я на странный самородок, не огранённый и дикий. Такого на своём веку встречать ещё не приходилось. Хоть слышать — слышала, а не верила. Ну и последнее, как сына разыщу, так дашь мне обет магический, чтобы легче было язык удержать за зубами. Но не такой, какой откатами страшен, а простенький — рассчитанный на чистых сердцем. Без надобности великой и не вспомнишь ничего.

— А откуда взяли, что я чистая сердцем? — недоверчиво поинтересовалась я.

— Ну, это просто совсем. Не задумывалась никогда, что стихийка только у детишек бывает? А? Ни о чём не говорит? Так вот — заклинания творить без палочки только такие и могут, у которых совесть, как у младенца. Вот Мерлин тот же, которого все к месту и не к месту поминают. Он мог, да. Ну, так это был великого сердца волшебник. Ты-то великой не станешь, заботы твои не те. Мелкие, житейские, но и рядовой тебя назвать не назовёшь. Всё-таки самородок. Пока не огранённый — почти магла. Ниже и катиться некуда. А если подучишься, да правильного наставника найдёшь, так и натурой станешь цельной, много добра сделать сумеешь. Было бы желание. Впрочем, хватит болтать. Снимай с меня путы, да пойдём уже. Как раз час быка наступил.

— Какой час?

— Неважно, снимай!

Не верила я в эти сказки про чистое сердце, ну откуда оно у меня, в самом деле. Смешно! Но снять с бабки путы попыталась. Не вышло, ни с первого раза, ни с пятого.

— Вот глупая, — не выдержала старушка. — Раз заклинания тебе не даются, давай-ка без них. Просто снимай. Не бормочи.

— Как это? — не поняла я.

— По-вашему — желанием. Представь мысленно путы, вроде кокона, каким паук муху оборачивает. Представила?

— Ага.

— А теперь представь, что те путы не из прочной нити, а из ваты сахарной. Потянешь и рассыплется. Ну?

Это было легко. Представила, что уж.

Только дальнейших указаний не последовало. Бабка вдруг легко соскользнула с кровати на пол.

— Молодец! Ползём к двери. Фу, сладкая теперь вся, да липкая. С ватой сладкой ты перестаралась. Надо было тебе сказать, что нитки сгнили от времени, да уж ладно.

Я потянулась открыть дверь, но Пифия схватила за руку.

— Куда? На ней сигналок больше чем над кроватями. Представляй что в двери внизу окно такое большое, тряпочкой завешенное. Только без стекла!