Сердце волка - Хант Диана. Страница 31

Долгий путь в «перевернутое гнездо» помог преодолеть ожидающий у дерева Дреко. Меня просто зашвырнули на плечо, и Дреко поскакал вслед за Виллой.

Когда я оказалась в знакомой «комнате», Дреко исчез, словно растаял в звенящем тысячей звуков ночном воздухе, а Вилла швырнула на кровать сверток.

— Твои вещи.

Развернулась и вышла, не оглядываясь.

Я дрожащими пальцами потянула за обрывки ткани, связанные в узел. На глаза навернулись слезы. Мила, Мила…

Из плоской коробочки выскочили два магических мотылька и уселись на ветки потолка среди сородичей. Те возмущенно затрепетали крыльями, теряясь на фоне более ярких собратьев.

Сумка с двумя сорочками и бельем… белый накрахмаленный хлопок захрустел под пальцами, а струящийся шелк словно стек сквозь пальцы, оседая на моих коленях, соскользнул с них и белым облачком устроился на ложе из сухой травы и веток.

Я приблизила к лицу одну из длинных, выше локтя, перчаток — по темно-зеленому атласу, что нашит на плотную кожу, движется к заветному райскому яблоку синяя птица с раскрытым клювом. Коричневые бриджи, отделанные замшей сзади и по внутренней стороне ноги, словно только что извлечены из моей гардеробной, две рубахи с длинными рукавами, нежно-голубая и светло-зеленая, две пары шерстяных чулок на завязках…

Из алого бархатного мешочка посыпались на кровать щетки для волос, шпильки с цветочными головками и заколки.

А вот и мешочек с духами. Несмотря на плотно закрытые колбы, аромат розы и лаванды ударил в нос, стоило лишь потянуть завязки шнурка. Я улыбнулась. Открыла колбу с розоватым содержимым, вдохнула сладкий, пьянящий аромат, капнула на палец и нанесла масло за ушами, во впадинку шеи, на запястья. Губы растянула улыбка.

Мила, моя дорогая Мила, ты и здесь продолжаешь заботиться обо мне, и лучше тебя это никто не сделает!

Из следующего свертка запахло мятой и анисом. Ноздри щекотнул манящий горьковатый аромат — здесь даже мешочек с кофе, невероятно! И за леденцы спасибо. Кажется, Мила говорила про мешочек со сбором трав для заваривания… Наверно, это он.

В следующую секунду по пальцам прошла лихорадочная дрожь, содержимое батистового мешочка выскользнуло из рук.

На кровать упали два медальона. Платиновый, с узором в виде цветка эдельвейса, выложенного бриллиантами, и скромный, серебряный, с гордым чеканным профилем святой Иулии.

Должно быть, они… Они нашли, открыли медальон и увидели меня, и вот…

Я неловко отклонилась назад, попыталась отползти от сверкающего бриллиантами узора фамильного герба де Шеврезов. Что-то защекотало шею, и я вскинула вверх руку, провела пальцами по шее, щеке…

Оказывается, слезы. До этого они текли беззвучно, а тут я завыла в голос, зажимая рот ладонью.

Выбросила свободную руку вперед, схватила спутанные цепочки, прижала медальоны к груди и принялась раскачиваться.

Сколько я так сидела, раскачивалась и глушила ладонью рыдания, неизвестно.

Когда подняла голову, увидела, что не одна. В проеме замерла Вилла, скрестив на груди руки.

— Что тебе нужно? — пробормотала я, вытирая слезы.

Щеку царапнуло серебро. Или платина.

— Ничего, — ответила она. — Просто я смотрю на тебя и не могу понять. Из-за чего ты плачешь? Ты ведь не плакала, когда думала, что я столкну тебя с дерева. Не плакала, когда тебя окружили мужчины. Не плакала, когда поняла, что одна среди оборотней. Наоборот, даже кусалась, — добавила она, как мне показалось, одобрительно.

Я промолчала, не сводя с нее глаз.

Вилла усмехнулась.

— Не хочешь — не отвечай, — сказала она. — Но все же советую тебе отложить слезы на потом. Источник помог, но ты слаба. Нужно выспаться. Завтра отправляемся к Велесу.

— Что это?

— Не что, а кто. Он даст посвящение, если посчитает тебя достойной.

— Зачем мне его посвящение?

Литые плечи Виллы поднялись и опустились.

— Если не получишь посвящения — умрешь, — ответила она.

— А если получу?

Вилла посмотрела на меня каким-то новым взглядом, точно впервые видит.

— Тогда останешься жить, — ответила она. — Если раньше тебя не растерзают наши женщины.

Глава 4

Когда Вилла появилась утром, я стояла, скрестив на груди руки, и смотрела прямо в проем, из которого должна выйти моя… я даже не знаю, как назвать-то ее… тюремщица?

Вилла явно ожидала увидеть меня спящей и, застав полностью одетой, с заплетенными волосами, хмыкнула.

Вчера я не спала, ворочалась, думала, как быть дальше, и пришла к выводу, что мне в любом случае не жить, так зачем оттягивать то, что неминуемо?

Андре нет…

Виталина? Микаэла? Для них я умерла, когда покинула замок Ньюэйгрин. Они, конечно, всплакнут, и закажут поминальную службу, и сами будут ходить в часовню положенные сорок дней. И насчет Виталины не уверена, а вот Микаэла точно будет молиться за мою душу, стоя на коленях перед каменным алтарем со всеми двенадцатью святыми девами. Вот старая Пепа и Савьер точно будут рыдать…

Здешние… женщины, если их можно так назвать, даже не заметят моего отсутствия. Им всем будет все равно. Они дикие, еще более дикие, чем туземцы, и равнодушные. Даже своим детям они позволяют спать на сырой земле. Кажется, Изабелла другая, но, видимо, жизнь среди волков и ее сделала черствой и равнодушной. Вилла вовсе не скрывала, что хочет моей смерти.

Итак, полночи я думала, еще полночи проплакала, а оставшееся время посвятила рукоделию.

И вот Вилла появилась, а я стою полностью одетая — в кожаных бриджах для верховой езды, в зеленой рубашке. Я подпоясала ее широким кожаным поясом — перчатками пришлось пожертвовать, дай бог Миле здоровья за то, что не забыла про дорожный набор с нитками и маленькими ножницами. Все пальцы себе исколола, пока шила, но кожаный пояс шириной в локоть, расшитый райскими птицами, вышел на загляденье.

Волосы я заплела в косу и уложила в низкий узел на шее.

Вот что жалко — так это чулки, они вмиг превратятся в лохмотья, их я надела исключительно из упрямства.

Хмыкнув, Вилла бросила к моим ногам высокие кожаные ботинки.

— Обувайся. По дороге источника нет. Сотрешь ноги.

Заметив, что я долго вожусь со странной, в четыре ряда шнуровкой на ботинках, Вилла опустилась на корточки и принялась помогать мне. Глядя, как ее ловкие пальцы скользят по тонким кожаным ремешкам, я разглядела ее наряд. Те же кожаные доспехи, только у пояса два ножа в кожаных ножнах, из-за плеча выглядывает деревянная рукоять, на поясе висит скрученный в кольцо кнут с короткой рукояткой, с выемками для пальцев, и длинным плетеным кнутовищем.

Темные волосы разобраны на проборы и заплетены в тугие косы, уложенные на голове, сзади собраны в узел.

Сегодня миновать подвесной мост я смогла самостоятельно. По крайней мере, первый. К следующему я спустилась по веревочной лестнице, Вилла скользнула по лиане и оказалась на нижней площадке раньше меня.

Когда я оказалась рядом, она буркнула себе под нос:

— Кто знает… Может, и не ошибся.

В тот же миг ветки под моими подошвами расступились, и я провалилась по грудь, ухватившись мертвой хваткой в предательскую дорожку.

Вилла меланхолично продолжила:

— А может, и ошибся…

Она развернулась и ловко пошла вниз, к очередной площадке у гигантского ствола.

Я беспомощно барахталась еще с полминуты, потом каким-то чудом выползла и доползла до площадки, на которой меня поджидала Вилла, на животе.

Она недовольно заметила:

— Мороки с тобой в пути будет…

Я уняла дрожь в коленях и заявила ей:

— Так чего ждешь?! Убей меня сейчас, и возиться не придется!

Вилла посмотрела на меня, подняв брови, точно с ней внезапно заговорил ночной мотылек, и пожала плечами:

— Это не мне решать.

В следующий миг меня схватили за руку, рванули на себя, и я почему-то оказалась на плечах Виллы, как вчерашняя лань. Вниз мы спустились по лиане, Вилла придерживала одной рукой меня, второй же управлялась очень ловко.