Сердце волка - Хант Диана. Страница 35
Я икнула, утратив на какое-то время дар речи. Потом все же решилась спросить:
— А вы… Вы никогда не нападали на людей?
Лил фыркнула:
— А зачем нам это? Наши земли богаты и плодородны, мы не используем проклятую магию, которая уничтожает все живое, вытягивает соки из земли, опустошая ее богатства. Мы едины с землей, а значит, и с самой жизнью, что течет по жилам каждого дерева, каждой, даже самой крохотной мошки. Мы сильнее, быстрее, смелее, мы более неуязвимы. Были. Пока не пришли вы, плодящиеся, как крысы, как насекомые, и не принялись вытеснять нас с плодородных земель. Мы заключили с вами мир, уступив вам обжитые места… И что вы сделали с ними за какие-то сотни лет? Думаешь, я не вижу, как тебе все здесь внове? Деревья, целебная сила источника… Вы исчерпали богатства земли, а когда опомнились, принялись заново насаждать леса, возделывать почву… Но было поздно. Земля утратила свое богатство, и тогда вы, вместо того чтобы отказаться от проклятой магии, решили истребить нас и снова занять наши земли!
Никогда никто из оборотней не говорил со мной так много и эмоционально. Мне показалось даже, что в уголках ее глаз заблестело, словно капли росы на желтых листьях, но Лил быстро заморгала, поднимая лицо к небу, и я смущенно отвернулась.
Я вспомнила святые писания, картинки, на которых страшные оборотни пьют кровь младенцев и обмазываются ею для своих страшных ритуалов… Как звери скачут в диких танцах вокруг костров, размахивая отрубленными человеческими головами. Церковь и все святые писания учат, что оборотни — дети дьявола, само его воплощение на бедной грешной земле. Страшные, дикие каннибалы, поедающие людей и друг друга, опасные животные, подлежащие истреблению, пока они не пришли и не истребили нас… Но здесь я пока ни разу не видела ничего подобного. Оборотни — конечно, дикие, непонятные, страшные. Но они не едят друг друга и людей, это, пожалуй, точно. А еще они любят своих детей и вряд ли причинили бы вред чужим. И я… Чужачка, но вопреки всем учениям Церкви, все еще жива.
— Но нам всегда говорили, что к войне призываете вы, — пробормотала я.
Лил обернулась и невесело усмехнулась, она уже успела взять себя в руки:
— А как Церкви еще призывать вас воевать с нами?
— Но как же это… — начала было я.
Но тут раздался недовольный голос Виллы:
— Если исторический экскурс окончен, извольте идти быстрее!
Мы обогнули лестницу в тысячи ступеней, стремящуюся в самое небо, нырнули в узкий проход между развалинами.
Вилла дернула меня за рукав, приложила палец к губам и перешла на бег.
Лил осторожно подтолкнула меня в спину, и мы побежали. Стоило мне начать отставать, как Вилла с Фоссой взяли меня за руки и скорее понесли, чем потащили, вперед. Изредка мои стопы касались земли, по бокам мелькали желтые и зеленые полосы, в которые превратилось пространство. Это продолжалось недолго. Держа меня за руки, Вилла и Фосса прыгнули в колодец. Не знаю, как я умудрилась не издать ни звука, даже когда подошвы больно ударились о землю. В следующую секунду за нами спрыгнула Лил. Женщины подняли лица вверх, принюхиваясь.
Я тоже потянула носом воздух, но ничего не почуяла. Зато услышала тихие голоса:
— Они где-то рядом, я уверен!
— Но их здесь нет…
— Значит, плохо ищем.
— Ты точно их видел?
— Я почувствовал запах…
— Запах! Забыл, где мы?
— Где?
— Это зачарованное место, здесь остановилось время. Проклятая магия. Ты мог чуять запахи самок времен Великой Охоты…
— Но я уверен… кажется, — возразил голос, отдаляясь.
Голоса стихли, но женщины прислушивались еще какое-то время, прежде чем Вилла скомандовала:
— Пора.
Глава 6
— Мы уходим из города? — огорченно спросила я, когда мы вышли на окраину. Джунгли здесь буйные, в воздухе щедро разлит дурманящий аромат цветов с бутонами с голову, над ними носятся стаи мотыльков и мелких, чуть не с горошину, птиц с длинными иглистыми клювами. Когда фиолетовая стайка со свистом пронеслась над моей головой, я испуганно присела, чем вызвала фырканье этих чванливых свободных женщин.
— И лучше, если сделаем это до темноты, — ответила мне Вилла. — Вряд ли ты обрадуешься встрече с пиренейцами.
— Пиренейцами? Это еще одна из ваших стай?
— Нет, это такие кошки, пятнистые и величиной с лошадь. И они не прочь закусить не только тремя свободными женщинами, но и одной человеческой самкой, — ответила за нее Лил.
— Дикие кошки! Этого только не хватало, — пробормотала я, чувствуя, что кровь отливает от щек. — У нас таких нет!
— Они водятся здесь, — сказала Фосса. — Всегда водились, а когда свободные покинули город, стали здесь полноправными хозяевами. Я чую их едкий запах повсюду!
Она наморщила нос и брезгливо скривилась.
— Зачем тогда мы пошли сюда? — спросила я, принюхиваясь. Вообще никакого запаха, кроме цветочного аромата, вот совсем.
— Чтобы сбить со следа остальных. Если кто-то, кроме красных и полярных, идет за нами, — пояснила Вилла.
— Ты в этом сомневаешься? — почти пропела Лил, почему-то оглядывая меня с головы до ног, и фыркнула.
— Меньше разговоров, — сердито цыкнула Вилла и первой устремилась в непроходимые заросли, ее мощные плечи тут же скрылись за буйной листвой.
Кочка — через нее надо перешагнуть. Яма — через нее перепрыгнуть. Ствол — обойти. Коряга — перелезть. Большая яма — перелететь на лиане. Над землей приподнимается гигантский корень — скрючиться в три погибели и подлезть под ним. Не смогу встать — подождать, пока меня возьмут сзади за плечи чьи-то руки, неважно чьи, и поставят на ноги. Сделать шаг, когда легонько, касанием пальцев, подтолкнут в спину. Иначе сил делать этот шаг просто нет.
Мир сузился до размеров следующего действия. Исчезли мысли, чувства, даже ломота в коленях, бедрах, пояснице, стопах… долго все перечислять, да и трудно, даже боль притупилась и словно снится. А во сне никогда по-настоящему не бывает больно. Кажется, когда-то давно, когда мысли и оценочное суждение еще было, кто-то заботливо снял с моих плеч заплечный мешок с нехитрым скарбом. И мне все равно, кто это был и куда дели мешок, хоть бросили на землю. Впереди то и дело мелькает мускулистая спина Виллы, она идет не оглядываясь, видно, на меня ей смотреть противно, особенно сейчас, когда я не я, а какое-то жалкое существо на трясущихся ногах, с диким, затравленным взглядом. Еще недавно по щекам текли слезы от боли и усталости, но они кончились, оказывается, и на слезы нужны силы.
Видно, мысли заняли все внимание, потому что я с ходу впечаталась в мшистый ствол и осталась стоять, блаженно упираясь лбом в мягкую теплую поросль.
Славный ствол, славный мох, славная смерть, подумалось мне, а Вилла произнесла заветное:
— Здесь заночуем.
Я обернулась, нет, лучше сказать, перекатилась в вертикальном положении на спину и сползла по стволу вниз, вытянув перед собой гудящие ноги.
Остальные побросали рядом вещи, я вижу их мускулистые ноги, сил поднять взгляд на то, что выше ног, нет.
— Нормально так размялись, — раздался сверху голос Фоссы. — Даже у меня ноги гудят. Она крепче, чем кажется. Намного крепче.
В голосе Фоссы прозвучало одобрение.
— Вот именно, я вам только кажусь, — слабо выговорила я, с усилием поднимая взгляд на женщин. — На самом деле я давно умерла. Не вынесла тягот пути.
Фосса скупо хохотнула и посмотрела сочувствующе.
— Тут есть источник, Лирей, — сказала мне Лил. — Пошли ополоснемся. Сразу оживешь. Или, как говорят ваши церковники, воскреснешь. Пошли, пошли, вашим давно не хватает второго пришествия. Будешь святой Лиреей, еще святее святой Иулии, хотя куда там святее.
— Не сейчас, — простонала я. — Посижу совсем немного. Маленькую капельку. Пусть вся святость достанется вам, мне не жалко.
— Пусть сидит, — сказала Вилла таким тоном, мол, хватит болтать глупости. Но не осадила Лил за излишнюю разговорчивость, и Фосса тоже, хоть видно, что ей неприятно слушать о людях, тоже смолчала, и лицо непроницаемое. Виталина бы не смолчала, если бы ее что-то задело, тем более если бы это сделал кто-то из младших — я или Мика… А у них здесь какие-то свои порядки, другие.