И восходит луна (СИ) - Беляева Дарья Андреевна. Страница 22

Синие глаза Маделин не выразили никакого удивления. Она коснулась колец своих волос, локонов, свивающихся, как золотистые змеи, у нее на плечах.

- Там был человек, которому отрезали член.

- Утро перестает быть томным.

Грайс не стала напоминать Маделин о том, что утро, как таковое, давно закончилось, за окном солнце стояло в зените, и было ужасно жарко, однако Маделин попивала шампанское в интимном полумраке, скрывшись от мира за тяжелыми занавесками. Наверное, так выглядели куртизанки в Венэции - в них была та же томность, порочность и презрение ко всему, что происходит за пределами темных комнат.

Грайс села на диван. Кошка пропала, забравшись куда-то и переживая свой стресс в одиночестве.

- Как бы мне ее назвать? - спросила Маделин. - Среди убитых была женщина? Скажи, что да!

- Была. И она приходилась мне дальней родственницей. Ты вообще хочешь послушать, что случилось?

- Да, - промурлыкала Маделин. - Разумеется хочу.

Впрочем, Маделин не хотела. Ее бешеный гедонизм требовал иногда звучания чужого голоса, но она воспринимала его как музыку.

- Ноар вызвал меня, чтобы я посмотрела цитаты...

- Написанные кровью, спорим?

- Да, написанные кровью. Из тех людей выпустили всю кровь и расписали четыре стены строками из писания Дома Хаоса.

- О, это то, к чему твои родственники меня не подпустят, будь я хоть трижды лучшей в постели Дайлана, лучше чем кто угодно из вашего племени.

- Можно сказать и так, - кивнула Грайс. - Ты несколько драматизируешь, конечно. И, в общем, там были мужчина и женщина, главы культа Нэй-Йарка. Их лишили репродуктивных органов.

- Интересно, - сказала Маделин, и в голосе ее действительно прозвучало живое любопытство, как будто только с этого момента история становилась интереснее. Она взяла шампанское и отхлебнула прямо из горла, лед в ведерке жалобно звякнул.

Никогда Грайс не видела, чтобы Маделин что-то ела.

- И что, ты упала в обморок? - спросила она ласково, в ее голосе было поровну сочувствия и издевки.

Она снова легла на диван, вытянула красивые ноги, и ее атласная ночная рубашка обнажила блестящие в полумраке бедра. Маделин положила ноги на колени Грайс.

Неверный свет, едва пробивающийся сквозь занавески, ласкал ее волосы, делая их еще более золотыми. Вся обстановка казалась Грайс такой интимной, что она покраснела.

- Значит, в городе происходят ритуальные убийства? - пропела она.

- Думаю, это антиритуальное убийство. Кто-то угрожает так богам. Убивая их собственность.

- Глупости это все, моя милая. В мире много тайн, которые мы никогда не сможем разгадать, потому что для этого надо выходить из дома.

Она вдруг приподнялась, глаза у нее загорелись смешливыми огоньками, искорками.

- Ты, к примеру, знаешь, что происходит на сорок третьем этаже?

- Я не знаю, что происходит за сорок два этажа до него и за тридцать после.

- Это, подружка, закрытый этаж.

Маделин закурила, голос у нее был смешливый, и одновременно, как у девочки, рассказывающей страшилку - взволнованный. Никогда Грайс не видела ее такой с Дайланом. Она не дурачилась с ним, не показывала себя - настоящую.

- И что? Что страшного в закрытом этаже?

- А почему его закрыли? То-то же. Может быть то, что там находится, может в любой момент вырваться. Может быть, кто-то из предков наших с тобой сожителей, уже проснулся. И ждет своего часа.

- Не думаю, что это здание могло бы удержать их.

- Но почему-то этот этаж ведь изолировали.

Грайс смотрела на Маделин. На лице ее застыло по-детски любопытное выражение, однако, как только Грайс спросила:

- Почему ты не выяснишь у Дайлана? - Маделин со скучающим видом посмотрела в потолок.

- Потому что он скучный, ничего не говорит. Ну да ладно. Это так, к слову. Ты мне загадку, я тебе загадку.

Она была очень пьяна. Грайс подумала, зачем Маделин разбавлять ее сладкую жизнь таким количеством алкоголя. А в зеркальце, инкрустированном драгоценными камнями, у нее, Грайс видела, лежали таблетки. Она клала их под язык, когда ей становилось как-то особенно невыносимо.

Маделин подалась к Грайс, обняла ее. Объятия эти совсем не были похожи на объятия Аймили. Они были нежные, крепкие, романтические. Грайс осторожно погладила Маделин по руке, и та разочарованно отпрянула.

- Слушай, почему я должна переживать из-за парочки умерших толстосумов?

- Ты и не должна, - рассеянно сказала Грайс. Осознание того, что именно она видела, накрывало ее, как прилив, а потом отступало. Сознание то мутилось, то снова становилось ярким и ясным, будто вышедшее из-за пасмурного неба солнце.

Грайс никогда не понимала, откуда в Маделин столько злости. Ее биография была лишена чего бы то ни было необычного, она родилась и выросла на Лэнг-Айленде, работала официанткой и попала в кино случайным образом. Типичная мифологема о звездах, которые растут среди нас. СМИ тиражирует подобные истории для того, чтобы истончить границу между звездами и обычными людьми. Любая девушка могла оказаться на месте Маделин, этот элемент истории, всегда так похожей на сказку о Золушке, нужен для того, чтобы поддерживать очень выверенный баланс между проницаемостью мира селебрити и его изолированностью.

Однако, для официантки из дайнера на острове для богатых, Маделин была уж слишком озлоблена, и ее увлечение алкоголем носило отчаянный, спасательный характер.

Грайс никогда не спрашивала у Маделин ничего личного, ей было стыдно натолкнуться на что-то болезненное. Как наступить человеку на ногу в час пик, не зная, что он только недавно снял гипс.

- Ты думаешь, следующей будешь ты? - спросила Маделин. На столике стояла миска с вымытой, блестящей клубникой. Маделин взяла одну, поводила ей по губам, потом откусила.

- Ноар сказал, что это возможно. А он все-таки полицейский.

- Может он просто хотел тебя напугать. Братья так делают иногда.

Маделин никогда не рассказывала о своих родственниках. В интернете писали, что ее родители держали бакалейную лавку. Странно было знать о человеке, живущем с тобой под одной крышей, больше сведений из интернета, чем от него самого.

- Не бойся, - сказала Маделин. - Не думаю, что эти люди - самоубийцы. Не переживай, выпей шампанского и полежи со мной.

- Я думаю, я выпью успокоительного и полежу в комнате, - быстро сказала Грайс.

- Ладно, проваливай, - безразлично бросила Маделин. В ней будто бушевал прожорливый, не разделявший ничто живое вокруг на отдельных существ, голод до любви и физической нежности. И если ей отказывали в этом, она тут же теряла всякий интерес к происходящему.

Грайс было стыдно ее оставлять, хотя она и сама не знала, почему. Маделин с завидным упорством, с упрямством отличницы, уничтожала себя, и Грайс подумала, что она может умереть очень скоро, и нужно чаще быть с ней рядом.

Однако сейчас у Грайс не было сил выдерживать ее душную красоту. Ей хотелось лечь в кровать, накрыться одеялом с головой и забыть обо всем на свете.

Грайс думала, что ни за что не заснет, она даже не стала раздеваться, хотя будь Грайс лишь чуточку менее напряжена, никогда не простила бы себе такой вольности, как лечь в постель в одежде, в которой была на улице.

Укрывшись одеялом, Грайс лежала, не думая ни о чем. Кровавые картинки или навязчивые страхи не затапливали мысли, как стоило ожидать. Грайс уснула, сама этого не заметив.

Проснулась она от ощущения того, что кто-то смотрит на нее. Она не сразу сообразила, где она, как часто бывает, когда засыпаешь днем. Голова болела, под одеялом было душно. Откинув его, Грайс увидела Кайстофера. За окнами уже было темно.

- Здравствуй, - сказал он. - Ты заболела?

- Нет, - сказала Грайс. Кайстофер кивнул. Он явно был озадачен тем, что Грайс спала вечером, в их постели и прямо в одежде. Это нарушало все его представления о вечерах, которые они проводили вместе.

- Ты долго здесь стоишь? - спросила Грайс хриплым ото сна голосом.