И восходит луна (СИ) - Беляева Дарья Андреевна. Страница 50
Они с Кайстофером поднимались по одной из лестниц, и безумцы внизу упали ниц, пока они восходили. Грайс была уверена, что Олайви и Ноар поднимались совсем по другой лестнице. Их вовсе не случайно было три.
Грайс и Кайстофер устроились на диване. Ей захотелось взять его за руку, но повода не было. Внизу кипела работа. Вдруг Грайс заметила существо в желтом. Оно стояло в самом центре огромного зала. Балахон на нем был желтый, очень просторный и очень яркий. Капюшон закрывал его лицо полностью, казалось, у этого существа просто нет лица. Полы балахона стелились по полу. Рукава почти доставали до пола, из широких прорезей свисали щупальца. Грайс никогда не думала, что они такие длинные, видимо Дайлан никогда не выпускал их полностью. Он был абсолютно неподвижный, будто изваяние. В нем не было ничего человеческого, ни один человек не смог бы повторить такой каменной неподвижности. Впервые Дайлан, принесший на телевидение экстремальные формы садомазохизма, по-настоящему Грайс напугал. Он был вовсе не эксцентричным ведущим популярного шоу.
Он действительно был главой Дома Хаоса.
Грайс поспешно отвела от него взгляд. В углу она увидела прикованную золотыми цепями девушку. Она показалась ей знакомой. Грайс увидела в специальном бардачке между сиденьями два бинокля. Взяв один, Грайс снова посмотрела на девушку.
Без сомнения это была Маделин, одетая только в сложную конструкцию из золотых цепей, почти не скрывающих ее тело.
- Разве ей можно быть здесь?
- Не в том качестве, в котором можно тебе или Ноару, - ответил Кайстофер. Тон у него был светский, лишенный волнения. Но Грайс почувствовала, что он удивлен.
Маделин обнимала одного из мужчин в черном балахоне. Он мерно раскачивался, пока Маделин шептала что-то ему на ухо. Он обнимал ее обнаженное тело, и стонал, так что Грайс слышала даже со своего места в ложе.
Наверное, подумала Грайс, Маделин не так уж часто видела своего драгоценного брата.
Грайс увидела, как Ноар закурил и поспешила сделать то же самое. Олайви сморщила тонкий нос, вдыхая тянущуюся к ней струйку дыма. Грайс смотрела вниз, где маленькие, клоунски нелепые и одновременно жуткие люди в балахонах совершали свою несложную работу, а неподвижный Дайлан в ослепляюще желтой одежде, стоял посередине, и единственным, что было не лишено в нем жизни были извивающиеся по полу щупальца.
Маделин гладила своего брата по голове. Он был намного выше нее, здоровый, сильный. Грайс чувствовала противоестественное желание посмотреть на его лицо. Похож ли он хоть в чем-нибудь на сестру?
Какая-то женщина громко, истерично захлебывалась смехом. Этот звук пугал Грайс, как пугает все неестественное, всякая гиперстимуляция.
Грайс глубоко затянулась, едва подавив кашель.
- Почему Маделин прикована? - спросила Грайс.
- Полагаю, что она будет его символической жертвой.
- Он убьет ее?! - спросила Грайс громко, так что ее голос эхом отдался от стен. Внизу кто-то заплакал, а Маделин помахала Грайс и, кажется, улыбнулась.
- Разумеется, нет. Он имеет такое право, но не помню, чтобы он когда-либо его применял. Впрочем, раньше это были чужие женщины и мужчины.
Кайстофер говорил так, будто они обсуждали скачки или валютный курс, какие-то безупречно-статусные вещи для очень богатых людей. А ведь они говорили о праве на убийство.
В этот момент Джэйреми, брат Маделин, взревев обнял ее, Грайс вдруг показалось, что он ей все кости переломает. В этот же момент щупальце Дайлана преодолев огромное расстояние до стены, обвилось вокруг шеи Джэйреми. Он жалобно заскулил.
- Не трогай мою женщину, дорогой, ей же больно.
Маделин погладила брата по щеке, судя по смазанному движению - вытерла ему слезы.
- Не трогай, - подтвердила она. - Не так сильно.
Ей было больно, а кроме того Маделин была обнажена, а в объятиях ее слабоумного брата явно прочитывался сексуальный подтекст. Грайс стало противно, и в то же время ситуация возбудила ее. Она сидела на балконе, в красивом платье, с театральным биноклем, и смотрела как внизу разыгрывается сексуальная драма с облаченной в золотые цепи актрисой, ее умственно отсталым братом и ее любовником-богом.
Джэйреми сделал два неловких шага назад, Грайс показалось, что сейчас он завалится на спину, но он удержался. Хватка щупальца ослабла.
Дайлан сказал:
- И все готовы?
Нестройный хор голосов дал ему совершенно разные ответы, однако пол бел начищен, широкий, длинный алтарный стол занял свое место, и вокруг него были разложены совершенно одинаковые серпы, похожие на месяц, блестящие таким же серебром.
- Ну, - сказал Дайлан. - Сочтем, что все готовы, а моя сестра решила проигнорировать меня. Никсон, будь другом, объяви людям. И стремись, чтобы толпа тебя не снесла.
Голос у Дайлана был веселый, будто он вел свою привычную, жутковатую и смешную, передачу. Но как только Никсон, раскоординированный лишь самую малость, скорее сумасшедший, нежели слабоумный, скрылся в одном из тоннелей, Дайлан снова замолчал. На некоторое время воцарилась тишина, разрываемая только чьим-то шумным дыханием, долетавшим до Грайс даже не таком расстоянии.
- И чего, все наши праздники организовывают олигофрены и шизофреники? - спросил Ноар.
- Безумцы прислуживают Дому Хаоса, - сказала Олайви безо всякой определенной интонации, так что было не понять, противно ей это или же нет.
В этот момент в зал вошла Аймили. В отличии от остальных, она была одета самым обычным образом - рваные джинсы, растянутая майка. Поднявшись по крайней лестнице, она пробралась мимо всех и села рядом с Грайс.
- Приветики, - сказала Аймили. - Ой, чего сейчас будет.
- А что будет?
Стоило Грайс спросить, как послышался глухой, как шум моря в раковине, гул. Люди заполняли зал, как вода. Их было множество, но они жались к стенам, чтобы дать Дайлану пространство. От их радостного энтузиазма, который Грайс уловила снаружи не осталось и следа. Теперь это были люди испуганные, жавшиеся друг к другу, ставшие будто бы намного меньше. Они знали, что Дайлан дарует исцеление, и в то же время представ перед богом, они испытывали инстинктивный страх, который сильнее всяких обещаний.
Дайлан скинул капюшон, и Грайс увидела, что он улыбается. Его искристая, обаятельная улыбка казалась сейчас еще красивее.
- Добро пожаловать! - сказал он. - Буду рад увидеть вас в добром здравии через пару часов, не больше. Надеюсь, что здесь нет тех, кто забрел на мероприятие случайно, однако, если вдруг таковые имеются, то я поясню. Дело в том, что у меня есть таланты чуть более значимые в масштабах вечности, чем лево-либеральная пропаганда. Например, я могу убрать из ваших мозгов, кишков, костей, легких или других локаций любого размера образования, отказавшиеся от апоптоза так же решительно, как отказались от смерти правые идеологии в двадцать первом веке. Шутка была, возможно, чуть слишком циничной, да, женщина с протоковой опухолью молочной железы в первом ряду?
Дайлан подмигнул кому-то.
- Я достану из вас черные комочки, вызванные плохой наследственностью, вредными привычками, нестабильной экологической ситуацией или произвольной малигнизацией. А взамен я требую...ничего, великое ничего. Ничто!
Дайлан вдруг вскинул руки, щупальца взвились над ахнувшей толпой:
- Празднуйте вместе со мной. Не бойтесь смерти и боли, как бы вы ни страдали, празднуйте. Веселитесь изо всех сил, пока я буду избавлять вас от всего дурного.
Дайлан снова накинул капюшон и сказал, на этот раз тихо:
- Да начнется празднование.
А потом Грайс услышала знакомый божественный язык. Дайлан говорил на нем долго и громко. Безумцы будто понимали его, воспринимали команды на чуждом человеческому языке. Слабоумные люди в черных балахонах устремились в тоннели, расталкивая людей.
- Сначала они будут стесняться, - сказал Кайстофер. Он сидел, сложив руки на коленях, смотрел на смущенных, испуганных людей. - Но это пройдет.
Слабоумные рассеялись в толпе, и только брат Маделин продолжал раскачиваться около нее. Дайлан стоял перед притихшей толпой. Его щупальца устремились к людям, трогали их, залезали под одежду или гладили их лица.