И восходит луна (СИ) - Беляева Дарья Андреевна. Страница 54

- Какая чудная эклектика? А что насчет этих балясин, это литьевой мрамор?

Внутреннее убранство дома было не менее шикарным, чем внешнее. Они прошли через просторную гостиную, где, судя по всему, частенько совершались приемы. Сейчас гостиная выглядела одиноко. На кожаном диване сидела девочка лет пятнадцати с пушистыми, черными волосами, совершенно не похожая на миссис Рид. Она смотрела телевизор, занимавший практически все пространство западной стены. Звук от колонок шел оглушительный, так что Грайс сразу не поняла, что говорят.

- Кэйни, милая, сколько раз я говорила тебе не включать телевизор так громко. Ты повредишь свои барабанные перепонки, - сказала миссис Рид громче, чем ей хотелось бы. Наверное, обычно Кэйни это и забавляло. Но сейчас она не отвлеклась от экрана.

- Тут интересно, - бросила она.

Грайс метнула взгляд на экран и замерла. В правительственном кабинете на фоне Эмериканского звездно-полосатого флага сидела Ландси Кэролл. Какое-то интервью, подумала Грайс за секунду перед тем, как осознала, что именно не так. Ландси Кэрролл плакала.

Плакала навзрыд, ее глаза были красными, губы дрожали. Она явно заканчивала какую-то длинную речь. Ландси Кэррол, самый вероятный кандидат в президенты от демократической партии, залпом выпила стакан воды, стоящий перед ней.

- Я служила Дому Тьмы, - сказала она. Глаза у нее стали пустыми. - Я - марионетка. Мы все - марионетки. Я ни разу не приняла самостоятельного политического решения. И вы это знаете. Каждый, смотрящий сейчас на меня - знает. Я предала человеческий род. Свобода Эмерики - ложь! Эмерика не лучше любой другой страны, где боги решают, кому жить, а кому умереть. Я помогала богам развлекаться с вами. Поймите меня и, если сможете, простите. Я верю, что наступит новая эра. Я верю, что ночь человечества закончится. Я верю в то, что самое темное время оканчивается рассветом. Я верю в вас.

Беспомощная улыбка растянула губы Ландси Кэррол, одной из самых влиятельных женщин Эмерики. А потом она достала из ящика стола пистолет, открыта рот с блестящими зубами и пустила пулю себе в голову. Дернувшись, она откинулась назад, и Грайс не могла поверить в то, что смерть может прийти так быстро. Ландси Кэррол больше не шевелилась.

За ее спиной звездно-полосатый флаг, забрызганный мозгами и кровью, продолжал легонько колыхаться.

Наверное, в кабинете работал кондиционер.

Глава 7

Следующим утром Грайс и Лаис смотрели на кухне обращение Кайстофера к народу, в котором он выражал соболезнование семье Ландси Кэррол, ее друзьям, коллегам и избирателям.

На экране Кайстофер в безупречном костюме, с безупречно скорбным видом и светлыми глазами, устремленными вдаль, говорил:

- Без сомнения, эта провокация. Я знал Ландси Кэррол лично, она была сильным политиком и незаурядным человеком. То, что случилось - большая трагедия, но она не имеет никакого отношения к личности Ландси Кэррол, к тому великому человеку, которого я знал. На нее, без сомнения, было оказано давление со стороны той же группировки, что занималась убийствами людей. Федеральное Бюро Расследований непременно выяснит подробности, однако нет никаких сомнений в том, что ее заставили сделать то, что она сделала. Угрозы или насильно введенные психотропные препараты, что бы ни побудило ее сделать это, Ландси Кэррол не останется в наших сердцах, как самоубийца. Мы запомним ее, как достойного члена демократической партии, просветителя, филантропа и неутомимого борца за права человека и человечества.

Кайстофер говорил и еще что-то о том, как Ландси Кэррол помогала вдовам погибших в Эфганистане и Эраке, о том, как она разрабатывала законы, которые делали доступным качественное здравоохранение для групп населения, находящихся за чертой бедности.

Лаис сказал:

- Вот лицемер. Рад небось.

- Сложно сказать, - протянула Грайс. И в этот момент вошла Олайви. Лаис и Грайс переглянулись. Они не ожидали увидеть затворницу Олайви в месте, где количество людей зашкаливало за одного без очень веской причины.

Олайви некоторое время стояла молча, наблюдая за ними, как за маленькими животными. Выражение ее лица оставалось безразличным. Наконец, тонкие губы искривились, и Олайви сказала:

- Доброе утро.

- Доброе утро, - одновременно ответили Грайс и Лаис. Они оба делили с богами постель, касались их, говорили с ними, но Олайви оставалась пугающей. Ее сосредоточенные, карамельно-темные глаза скользнули по каждому из них, будто проверяя, хорошо ли Лаис и Грайс поздоровались, проявили ли должное уважение.

- Я...

Олайви замолчала. Такое с ней бывало. Иногда ее книжная речь будто давала сбой, как если бы Олайви переворачивала страницу, прежде чем продолжить.

- Хочу сообщить вам, что завтра сюда прибудет Дом Тьмы. Они хотят поговорить.

- О чем? - спросил Лаис. Грайс увидела, как он побледнел.

- О многом. Это не твоего ума дело. Ни в коем случае. Более того ты, Лаис Валентино, будучи собственностью Дома Тьмы, отправишься подальше отсюда на неопределенный срок.

- Ты меня что выгоняешь?

- Да, - сказала Олайви. - Собирай вещи и выметайся отсюда. Я хочу, чтобы даже духа твоего здесь не было, в том числе и в прямом смысле. Я не хочу, чтобы твой запах был здесь уловим.

- Я понял, - сказал Лаис. Лицо у него стало обиженное, он по-детски нахмурился, и Грайс показалось, что сейчас он закатит истерику, как трехлетний мальчишка. Однако Лаис был куда умнее и надежнее, чем выглядел. Он сказал:

- Будет сделано. Не увидите меня, пока все не закончится. Считайте, что я затаился.

- Да, - сказала Олайви степенно. - Так мы и будем считать, потому что ты - затаишься.

Олайви махнула рукой, жест вышел повелительный, вовсе не забавный, и Лаис встал. Казалось, он сам был шокирован тем, что подчинился мгновенно.

- Пойду собирать вещи, окей?

- Да. И, кстати, Дом Тьмы, разумеется, понимает, что ты - близко. Они традиционалисты, однако это не значит, что они отказываются от газет. Ты и мисс эмериканский пирог знатно веселились в последнее время.

- Что ты имеешь в виду? - спросил Лаис осторожно. Он изучал ядрено-зеленые шнурки на своих кедах.

- Я хочу, чтобы ты был осторожен. Не попадись. Это все, что я имею в виду.

В голосе Олайви никакой теплоты не было, однако и лед чуть надтреснул. Лаис, воспользовавшись этим секундным проблеском, решил закончить общение с Олайви на хорошей ноте. Он почти выбежал из кухни, оставив Грайс наедине с Олайви. Грайс отпила холодного какао и быстро сглотнула. У нее, казалось, разом свело все мышцы. От Олайви шел холод иных миров, который был приглушен у всех остальных, даже у безумной версии Кайстофера. Наверное, Олайви, просидевшая большую часть жизни в полном одиночестве, приобрела меньше человеческого, чем ее сестра и братья. У нее было только то, что дала ей природа - никакого общества. Поэтому она хуже владела своими интонациями, жестикулировала неуловимо неловко, будто ее человеческое тело было инструментом, на котором ее не научили играть.

Однако ее прямая осанка и царственно вскинутая голова придавали ей поистине прекрасный вид.

- Ты и Ноар, - сказала Олайви. - Я хочу, чтобы вы подготовили дом. Вы будете присутствовать с нами.

- А Маделин? - спросила Грайс, сама толком не понимая, зачем раскрыла рот.

- Маделин тоже будет с нами. Это своего рода прецедент. Не уверена, что они оценят это, но и скрыть ее присутствие будет невежливым.

Грайс залпом допила какао, как если бы это был виски. Выглядело чудовищно нелепо, наверняка, но лицо Олайви не дрогнуло.

- Ты и Ноар хорошо знаете свое место. Здесь вам его не указывают. Однако, на глазах у Дома Тьмы вам нужно вести себя подобающе.

Грайс вдруг почувствовала, что краснеет. Щеки запылали от злости, она коснулась их холодными ладонями.

- То есть, вы хотите, чтобы Дом Тьмы думал, что вы обращаетесь с нами, как со зверьками, потому что это вопрос престижа?