Сокровище для дракона (СИ) - Горенко Галина. Страница 43
— Что-то случилась, милая?
— Да, и я не знаю, что это такое, — ответила я, в буквальном смысле паникуя. Я протянула ему руку.
— Одевайся, нам нужно срочно повидать Арду. Нет, оставайся здесь. Я сам приведу его.
Когда он ушел, я еще раз решила взглянуть на то, что так испугало и его, и меня. Там, где еще вчера вилась золотая помолвочная вязь все капилляры и сосуды до локтя почернели, испещряя черными реками и грязными ручьями бледную до синевы кожу, а ритуальные завитки и ногти стали темно-серые словно графит.
Я никогда не сталкивалась ни с чем подобным.
*Сарацинское пшено — рис или любое другое белое пшено.
Глава 26. Успех — это когда ты девять раз упал, но десять раз поднялся
Мне казалось я закрыла глаза всего на мгновение, но вот уже сухие пальцы названного отца обхватили мое запястье, считывая пульс. Прохладная рука, по сравнению с лихорадочно горящим лбом приносит невероятное облегчение, и я закрываю глаза, блаженно щурясь. Он крутит мою руку с вязью, и на его лице я читаю панику и отчаяние, которые он тут же скрывает за маской притворного оптимизма, но даже той доли квази, что я вижу его истинное лицо, мне хватает чтобы понять, он ничего не знает о подобных симптомах, и это невероятно пугает меня. Я могла точно сказать лишь одно: в моем мире болезней проявляющихся столь странным, пугающим образом не было. Он берет у меня кровь, и она, как и вся венозная очень густая, почти черного цвета, но Арду потрясенно качает головой:
— Филия, расскажи мне подробно симптоматику, попробую поднять книги…
Я, не скрывая рассказываю про отсутствие аппетита, общую вялость, бессонницу, неусидчивость, перепады настроения, головокружения, а затем осторожно шепчу, надеясь, что Себастьян не расслышит:
— Я не чувствую ног, отец. Могу ими шевелить, но я ущипнула себя за бедро и не почувствовала ничего.
Он проводит несколько тестов, с сожалением соглашаясь со мной. Я предлагаю перейти, пока я еще могу это сделать в лечебное крыло. Мужчины соглашаются, и все же Себастьян отправляется за медсестрой, просто на всякий случай, хотя я уверена, что втроем мы бы прекрасно дошли, и никаких проблем не возникло бы.
Пока Виверна нет, Ардуано изображает бурную деятельность: раскладывает цилиндры с кровью, с преувеличенной тщательностью собирает саквояж, сосредоточенно читает этикетки, написанные на микстурах, в общем делает все, лишь бы не смотреть на меня, прекрасно понимая, что я осознаю безнадежность ситуации. Почему-то, я возлагала огромные надежды именно на его приход, я была уверена, что как только он войдет и осмотрит меня — то тут же определит, чем я больна и сразу же назначит лечение, но нет. На его лице страх сменяется паникой, а решимость обреченностью:
— Нет, — говорю я.
— Что нет, Таня?
— Нет. Не вздумай, ты знаешь, о чем я говорю. Я не прощу себе этого никогда, — я не смогу жить осознавая, что названный отец вновь прибегнул к запрещенной лекарской магии, отдавая за меня оставшиеся годы жизни. Себастьян как-то говорил мне, что ощущает, будто давно взял взаймы у судьбы и все никак не может отдать долг, а процент с каждым годом растет, все безнадежнее загоняя в яму. И он не понимает, что сделать для того, чтобы больше не ощущать себя так. — Пообещай мне, нет, поклянись!
— Дочка…
— Я сказала нет, ты меня знаешь достаточно хорошо, чтобы понимать, что даже если я выживу, то жить с таким грузом мне будет не под силу. — строго говорю я. — Пожалуйста, отец.
— Главное здесь слово — жить. — Я очень строго посмотрела на него и покачала головой, он пытался разглядеть хоть толику слабины, но я была непреклонна. Очень тихо Арду произнес:
— Клянусь.
Спустя несколько мгновений вернулся Себастьян, он привел главную медсестру, которую откровенно потряхивало. От Виверно так и пыхало силой, и видно было, что он едва сдерживается, чтобы не обратится. Густой туман разрушительной энергии клубился под ногами, сворачиваясь в тонкие спирали и обволакивая мои ноги. Словно дружелюбные щупальца они обнимали меня, лаская и поглаживая, придавая мне сил идти на онемевших ногах.
— Возьми себя в руки, — услышала я тихий, но строгий голос, Бруно, выговаривающий Дрэго, — ты ведешь себя неподобающе. Теа заслуживает большего, нежели несдержанная ящерица.
Я улыбнулась, а будь у меня силы рассмеялась бы в голос. Думаю, еще никто не называл смертоносного виверна — ящерицей.
С трудом, но я дошла до лечебного корпуса. Палата, в которую меня поселили была мне не знакома, но потом я поняла, что оказалась в изолированном боксе для заразных больных. Бледно-лиловая дымка, словно мыльный пузырь, переливалась, накрывая магическим пологом мою постель, предотвращая возможное распространение заразы. Видимо, я ненадолго потеряла сознание, может быть уснула, за окном пламенел закат плавно перетекая в сумерки, рядом со мной, на неудобном стуле, сгорбившись сидел Себастьян и держал мою руку. Я осторожно потянула её, она немного затекла и болела.
— Как ты?
— Да вроде ничего, — ответила я, силясь улыбнуться. — Пить хочется.
— Ну уж нет, мы с тобой это проходили. Я выйду за водой, а ты в окно сиганешь, и ищи тебя потом, — пошутил любимый. Я хрипло рассмеялась, вспоминая, как надула его на балу. Мне тогда казалось, я такая хитрая, всё так гладко провернула. Он подал мне запотевший стакан с почти ледяной водой, зубы заломило, но приятная, освежающая прохлада прошлась по пищеводу, и я с блаженством откинулась на подушках.
— Мы вызвали Клауса Бладёльтера. Это один из наследных Кёнигов Стоунхельма, величайший ученый современности. В основном занимается вопросами крови. Он должен прибыть завтра с утра.
— Когда же вы успели?
— Милая, ты не приходила в себя почти два уна, — как только он произнес эти слова, я разглядела жесткую щетину, взъерошенные волосы, помятую одежду…
— Себастьян, прошу, расскажи всё как есть.
— Никто не знает, что это, — ответил он. — Ни один, Жнец их возьми, лекарь не знает, что с тобой. Все разводят руками… — он говорил что-то еще, но его голос растворялся, голова кружилась, перед глазами заплясали черные точки, а руку закололо еще сильнее, словно кто-то, острым как бритва лезвием полосовал мне её, с особым усердием и удовольствием, я закричала во весь голос, не сдерживая себя от боли и потеряла сознание.
Иногда я приходила в себя, поднимала тяжелые, колючие веки, и шептала хриплым голосом как мне казалось очень нужные слова, мне мерещились стоящие рядом со мной мама и папа, Соня и Рафаил, они что-то спрашивали, уточняли, молили. Я с трудом ворочала сухим, распухшим во рту языком и не чувствовала своего тела. Несколько раз надо мной склонялся незнакомый мужчина, со светлыми волосами убранными в неопрятный узел, он что-то спрашивал на каркающем, гортанном языке, но я не понимала, что он говорит и хотела лишь чтобы он пшёл прочь и оставил меня в покое. Его вопросы меня утомляли и мне вновь хотелось провалиться в бездну сна и увидеть любимых и родных, по которым я невозможно соскучилась и уже не чаяла увидеть. Но иногда, моё внимание привлекал знакомый, такой правильный голос, требующий от меня чего-то, уговаривающий меня бороться и не сдаваться, ради него, ради нас. И тогда мне хотелось откинуть тонкое покрывало, от чего-то казавшееся невероятно тяжелым и пойти ему на встречу…Но этот порыв вскоре проходил и меня вновь принимало в свои объятия болото забытья и боли.
— Вам нужно решать Ваше Величество, — обратился к нему Клаус. — Недолгое промедленье и сыворотка может не подействовать.
— Она вообще может не подействовать, — резко ответил отчаявшийся вседержитель.
— Может, но это её единственный шанс. Повторюсь, решение остается завами, так как пациентка сама не в силах его принять. Я не понимаю почему у её крови такой состав и предложил единственное верное решение. — Себастьян всё колебался, надеясь на чудо.
— Ваше Величество, при всём моем уважении, — начал Бладёльтер, — я скажу как есть, без пиетета пред вами, начистоту. У неё есть лишь три пути: первый, это я вколю сыворотку, и она сгорит за леоры, быстро, безболезненно, но с надеждой на шанс. — Цесс ощутимо напрягся, все его мускулы закаменели, на лице застыло настолько хищное выражение, что Клаус, привыкший к оборотничей мощи своего клана, непроизвольно сделал пару шагов назад, но несмотря на явный страх — продолжил, — второй, это долгая агония и неминуемая смерть, вы же видите, ей становится лишь хуже, она сильно страдает и не приходила в себя уже терил. Третий — признаюсь честно, самый маловероятный, сыворотка поможет. Но сразу оговорюсь, последствия её применения могут быть самыми разнообразными, хотя пока об этом говорить преждевременно.