Монохромный человек (СИ) - Поспешная Юлия. Страница 148

Казалось все мое тело пульсирует в такт участившимся биениям сердца.

Стук копыт приближался. Не спешно. Не торопливо. Ему некуда было спешить.

Он знал, что я никуда не денусь от видения, которое он принес на своем черном хвосте.

С трудом глотая неожиданно стылый воздух, чувствуя, как нервно сжимаются и сокращаются мышцы тела, как мое тело подчиняет нервный трепет я смотрела на него.

Я уже разбирала очертания головы, туловища и ног.

Громадный, гораздо больше обычного, вороной конь выступал из темноты мне навстречу.

Он был настолько же ужасен, насколько и красив.

Как будто сотканный из переливающегося тусклыми бликами мраморного мрака.

Вестник шумно всхрапнул и стукнул правым передним копытом в пол.

Требует, чтобы я вышла из ванной, вышла из света. Ступила к нему. Ступила во тьму.

Требует, чтобы я позволила поглотить себя мрачным, тяжелым и ужасающим воспоминаниям, которые он принес.

Я не могла не подчинится. Откажусь и будет только хуже. Много хуже.

На миг затаив дыхание я перешагнула порог ванной и оказалась во мраке.

Мгновение ничего не происходило. Я стояла перед Вороным Вестником и смотрела в его равнодушный, умиротворенный взгляд антрацитовых не естественных глаз.

Мы стояли с ним, окруженные темнотой и безмолвием.

Вестник шевельнул головой, встряхнул своей черной гривой.

И я почувствовала присутствие.

Я скосила глаза в сторону. Я уже знала, что кто-то стоит за моей спиной.

Кто-то, кто хочет чтобы увидела нечто…

Я медленно обернулась и коротко, судорожно вздохнула.

Мальчик. Лет двенадцати. В темных шортах и белой футболке с группой AC\DC.

Его лицо сохраняло выражение отстраненного равнодушия.

Я ждала. Ждала, что он скажет, сделает или покажет.

Он внезапно посмотрел мне в глаза, я вздрогнула.

И в следующий миг голову мальчика охватил пожар.

Я всхлипнула от ужаса. Открыла рот, чтобы закричать, но не издала ни звука. Лишь вдохнула глубоко, так, что заныли ребра и часто, быстро задышала.

Огонь неторопливо, словно наслаждаясь моментом обвил лицо мальчишки.

— Это сделали они… — услышала я мальчишеский, ломающийся юношеским басом голос в своей голове. — Это сделали они… он и она… Смотри, что они делают… Со мной… С нами…

И тут с обоих сторон, из бездонного мрака выступили несколько человек.

Это были изуродованные, покалеченные и явно неживые тела.

Точнее воспоминания, которые предстали в их образах.

— Смотри, что они сделали… — разные голоса, женские и мужские, беспорядочным, вибрирующим хором зазвучали в моих головах.

Одно за другим передо мной представали кошмарные, ужасающие своим видом воспоминания этих людей.

Их последние воспоминания.

Мальчик, который по наущению Гудковой забирается в горящий камин и добровольно сгорает там.

Женщина с остервенением душащая своего ребенка.

Юноша пинающий ногами окровавленное тело своей матери.

Девушка, стреляющая в своих родителей.

Все они, все эти люди совершали жутчайшие поступки под гипнозом Ксении Гудковой и… какого-то другого мужчины.

Я похолодела, когда поняла, что видела его. Видела в сознании той девушки, которой единственной удалось выжить на месте нового убийства Монохромного человека.

Сотрясаясь в судорогах ужаса, я наблюдала как из темноты появляются все новые воспоминания. Они являлись в облике мёртвых, часто окровавленных тел. Они говорили и показывали.

— Хватит! — выкрикнула я не в силах больше не видеть не слышать все происходящее. — Хватит! Хватит! Перестаньте! Пожалуйста! Умоляю, перестаньте! Перестаньте!

— Смотри… — взвыл дрожащий хор голосов. — Смотри-и-и…

И вдруг они замолчали.

Неизвестный мальчик, уже полностью охваченный пламенем посторонился, и я увидела странную картину впереди.

Я словно смотрела сверху, на человека, лежащего на кровати… Нет, это была тюремная камера, и человек лежал на белой, сереющей в сумерках тюремной койке.

Я пригляделась и вздохнула. Это был Лукьян Курбатов. Лежащий на койке, в своей камере в СИЗО Уголовного розыска.

Скривившись от шепотов в моей голове, я смотрела Курбатова и пыталась понять, что я должна увидеть.

А когда поняла, оторопела от нового прилива чувства ужаса.

Вокруг Лукьян, подобно воронке медленно закручивалась и вилась бесформенная, словно жидкая, похожая на нефть черная масса.

Точнее, она была… чёрно-белой.

Черно-белый водоворот кружился вокруг Курбатова и сжимался вокруг него все плотнее.

— Смотри!

— Смотри!

— Смотри!

Хор сливающихся голосов звучал в моем сознании и постепенно слабел.

— Отпусти нас… — простонали вдруг голоса. — Ты должна отпустить нас… Отпусти… Отпусти…

— Я… я не понимаю! — жалобно всхлипнула я, с силой зажимая уши ладонями.

— Отпусти!!! — проорали голоса и воспоминания жертв Гудковой и неизвестного мужчины снова замелькали перед глазами.

— Хватит! Прекратите! Не надо!!! — кричала я с яростной мольбой.

Это продолжалось по кругу.

Кровь, убийства, жестокость, ненависть.

Я лицезрела эпизоды проявления худшей стороны человеческой сущности.

Я наблюдала за чужой болью и мучениями. Я видела, как люди, под гипнозом убивали своих родных и близких. Своих детей или родителей.

Я закрыла глаза, увидев, как какой-то мужчина со звериной жестокостью зарезал свою собаку. Господи, как она визжала!

Зачем?… Зачем Гудкова и тот, другой человек это делают?! Зачем?! Зачем?!

— Опусти… — стонали голоса воспоминаний в моем сознании.

Мне казалось ещё не много и моя голова лопнет, разорвется, и мой череп разлетится на осколки.

— Я не знаю, как это сделать! Не знаю! Не знаю! — в истерике яростно проорала я.

— Отпусти…

Они встали вокруг меня. Воспоминания… В телах людей, которым когда-то принадлежали. В изуродованных, покалеченных и окровавленных давно лишенных жизни мёртвых телах.

Они тянули ко мне руки и утробными, низкими голосами стонали:

— Отпусти… на-а-с-с… Отпус-сти-и-и…

— Да как!!! — проорала я падая на колени со слезами ужаса. — Я не знаю!!!

Тут перед моим лицом возник мальчишка, охваченный огнем. Он вцепился в мое лицо, притянул меня к себе.

Я в ужасе глядела на его пылающий череп.

— Она! Она! Нас! Держит! Здесь! — проорал он мне в лицо и с невероятной силой оттолкнул. Я отлетела на несколько метров, упала и ударилась об пол.

— Ника! Ника! Да что с тобой?! Блин! Да… Ты слышишь меня?! Ника?!! Ника! Ника! Очнись… Ты слышишь?!!

Я открыла глаза и посмотрела на Мирона.

Он с ошарашенным, перекошенным лицом, испуганно тараща глаза глядел на меня.

Я повернула голову, с хмурым видом осмотрелась.

Я лежала на полу, в коридоре на третьем этаже.

— Чёрт… — простонала я и медленно села.

— Ты как? — обеспокоенно с тревогой спросил Мирон и приобнял меня за плечи. — Ты… ты меня до ужаса напугала!

Я стыдливо, кротко и виновато улыбнулась.

— Прости… А я… Я кричала?!

Я с усталым сожалением посмотрела на Мирона. Промелькнула мысль, что теперь он ещё и увидел меня в приступе видения. И судя по его эмоциям реально до ужаса перепугался.

За меня или. Ну, или он так испугался меня и моего поведения.

Трудно судить его за это.

Но сейчас я не могла об этом думать. Я вспоминала тех людей… Их слова. И то, что они показали.

Курбатов… Он сидит в СИЗО… Хм… И вокруг него сужается черно-белый вихрь. Сужается стремительно, словно… словно приближается.

Я резко подхватилась, но меня тут же повело в сторону, голова закружилась, ноги подкосились.

Мирон поймал меня, но я тут же запротестовала.

— Пусти! — выдохнула я встревоженно. — Мне нужно позвонить! Срочно!

СТАНИСЛАВ КОРНИЛОВ

Четверг, 25 августа. Почти утро.

Звонок телефона донесся до него сквозь глубокий сон.

— М-м… — недовольно проворчала лежащая рядом Рита. — Кто это тебе трезвонит в такой час?