Монохромный человек (СИ) - Поспешная Юлия. Страница 30
На стекли замерли отражения бликов света и стен коридора.
Сеня отстал от Шамова и Стаса. Остановился, чуть выгнув шею вперёд, непонимающе сдвинул брови.
Глядя на своё отражение в стекле перед густеющей темнотой, неуверенно приблизился.
Всматриваясь во мрак, чуть нагнулся.
Корнилов тоже обернулся. Увидел, как Сеня пытаясь увидеть пациента за туманящимся мраком.
Шамов тоже оглянулся.
— О, простите офицер…
Сеня обернулся на него.
— Я бы этого не делал… — усмехнулся доктор Шамов.
Сеня в ответ нахмурил брови.
И в тот же миг из мрака что-то резко выглянуло, ударилось в стекло.
Сеня отшатнулся. Выкрикнул ругательство.
С ошалевшим видом, он смотрел на нечто, по ту сторону стекла.
Это было устрашающего вида человекоподобное существо.
Бледная, землистого цвета, сморщенная кожа на лице. Потемневшие губы растянуты в жуткой гримасе, являя миру желтые зубы с металлическими накладками брекетов.
Темные, волосы сальными патлами свисают по лицу.
И глаза. Выпученные в агрессивном, жадном безумии, ввалившиеся глаза с болезненными тёмными синяками вокруг.
Вытаращенные глаза неистово пожирали безумным взглядом Арсения.
Арцеулов нервно дыша, приоткрыв рот, сдвинув брови с опасением и отвращением глядел на существо за стеклом.
— Жанна Павлова, восемьдесят пятого года рождения, — прокомментировал доктор Шамов. — Обостренный синдром Котара. Плюс, боязнь света. Очень опасна. До того, как её задержали успела умертвить нескольких бездомных. Она употребляла в пищу… некоторые части их тел. Очень неприятная особа. Идёмте.
— Что такое синдром Котара? — прошептал Сеня, догнав Стаса.
— Человек думает, что давно умер. — ответил Стас.
— Мать их!.. — прошептал в ответ пораженный Арцеулов.
Далее они прошли мимо ещё одной женщины, которая мило баюкала кукол и укладывала спать.
Стас заметил на полу её камеры несколько оторванных голов кукол с проколотыми глазами.
Шамов сообщил, что эта женщина работала воспитательницей в детском саду.
Корнилов не стал спрашивать скольких детей она успела убить. Он не хотел этого знать.
— Доктор Шамов, — подал голос Арцеулов. — А почему Ксению Гудкову поместили в эту больницу? Вместе с этими…
Но ответил ему Стас.
— В деле этого нет, но… После того, что случилось с её родителями, Ксения стала опасна… Она…
Корнилов прокашлялся.
— Она стала подражательницей. — не оборачиваясь ответил Шамов.
Сеня выразительно взглянул на Стаса.
— Она… Она кого-то убила?.. Стас?
— Скорее довела до самоубийства, путем устрашения и шантажа. — ответил Шамов. — Четверых, прежде, чем её успели поймать.
Арцеулов помрачнел, снова недовольно взглянул на Стаса.
— Я собирался тебе сказать, но чуть позже. — ответил Корнилов.
— Почему сразу не сказал?
— Ты бы не поехал.
— Тебе было важно, чтобы я поехал? Зачем?
Стас внимательно взглянул на него.
— Сень тебе сколько лет?
— Тридцать два. — слегка растерянно ответил Арцеулов.
С его светло-русой, чуть рыжеватой бородой ему можно было дать и все сорок. Во всяком случае выглядел он куда старше и Стаса, и Николая.
— До сороковника будешь в старлеях ходить?
Арцеулов заткнулся.
Остаться капитаном, и получить майора в последствии он мог уже четыре раза. Четыре.
Арсений кивнул, признавая правоту Стаса.
Они дошли до камеры, возле которой Шамов остановился и молча указал рукой на прозрачную стену.
Стас заглянул внутрь первым. И замер. Взгляд его помрачнел, губы недовольно, досадливо сжались.
Сеня встал рядом с ним и его лицо вытянулось.
— Что б вас!.. — выдохнул он впечатленный.
Они стояли перед камерой, которая разительно отличалась от остальных.
Во-первых, стены здесь не были обиты мягким покрытием.
Вместо этого здесь был вполне себе заурядный интерьер, с одним эффектным и пугающим исключением.
Он весь от пола до потолка представлял собой чёрно-белую композицию.
Интерьер этой камеры, наверное, вполне можно было бы принять за выставочную работу в музее современного искусства.
Комната оставляла стойкий эффект некого инфернального и даже пугающего эпатажа.
Причем детали обстановки комнаты только усугубляли это негативное, психоделическое впечатление.
Белый, выложенный узкими досками пол. Чёрные стены. На них белыми квадратами белеют прямоугольные рамки. В них черно-белые снимки или рисунки с невнятными, часто сливающимися изображениями.
В камере стоит чёрно-белое кресло. Белая кровать, застеленная чёрной постелью. На полу возле кровати Стас увидел несколько мягких игрушек. Все чёрно белые.
У торцевой стены стоит письменный стол с белыми ножками и черной, поблескивающей столешницей.
За столом сидит сутулая фигура в бесформенной кофте-худи с капюшоном.
Кофта и её мешковатые штаны покрыты черными и белыми широкими горизонтальными полосами.
Стас оглянулся на Шамова.
Тот стоял рядом, спрятав руки в карманах халата и чуть вскинув подбородок.
Выражение его лица было добродушно-скептическое.
Он показательно не возражал против беседы офицеров с Ксенией Гудковой, но сильном сомневался, что у Стаса и Сени получится чего-то добиться от этого разговора.
— Мы войдём? — спросил Стас.
Шамов стрельнул глазами в сторону Арцеулова.
— Последние семь месяцев её гостями были я и моя младшая коллега… — задумчиво, с опаской проговорил он. — Я всерьёз опасаюсь, что появление сразу двоих незнакомых ей мужчин в её жизни, в непосредственной близости может… вызвать непредвиденные последствия и неизвестную реакцию.
Говоря последние слова, доктор внушительно шевельнул бровями, глядя на Стаса.
Корнилов понял намёк.
— Вся ответственность на мне. — суховато напомнил он. — Откройте дверь.
Шамов, явно не хотя подошел к двери, провел своим пропуском по магнитному замку.
С коротким, звонким писком на замке зажегся зеленый огонёк.
Корнилов кивнул доктору, обернулся на Ацеулова.
Сеня явно не горел желанием общаться с Гудковой, после того, что услышал и увидел. Но перечить Стасу не смел.
Стас открыл прозрачную дверь, они вошли внутрь.
Корнилов почувствовал легкую прохладу в сухом воздухе комнаты.
Они с Сеней осторожно, тихо прошли внутрь комнаты.
Стас увидел, что девочка сидя за столом, что-то рисует или пишет.
Она сидела в соответствующей позе и её правая рука, согнутая в локте то и дело подрагивала.
Слышно было, как она со скрипучим шорохом водит ручкой или фломастером по бумаге.
— Ксения. — вежливо и осторожно позвал Стас.
Шуршание ручки на бумаге не прекратилось. Ксения Гудкова игнорировала их появление.
Он подошли ближе. Двигались с двух сторон.
Стас знаком велел Сене не спешить.
— Ксения, меня зовут Стас… я и мой коллега офицеры Уголовного розыска…
Интенсивный шорох не прекращался. Ксения, склонив голову вниз продолжала что-то увлеченно рисовать.
Стасу показалось, что шорох стал громче, движения резче.
Она их услышала. И это была реакция.
Они ей не нравились.
Стас чувствовал это. И видел.
Они подошли ближе.
Корнилов увидел на столе перед девушкой круглый, старинный будильник черного цвета. С короткими, черными ножками и двумя чёрными плоскими колокольчиками. На снежно-белом циферблате стрелки застыли, указывая время.
Девять часов, сорок минут. Время, когда она явилась домой и обнаружила своих родителей мёртвыми.
Рядом с часами на столе же сидел жуткого вида длинноносый клоун в черно-белой шляпе-цилиндре, из-под которого торчали чёрные кудри.
Комбинезон клоуна так же был чёрным, как и башмаки. Чёрным на белом лице были обведены губы и глаза.
Клоун устрашал своей обманчивой, психоделической веселостью.
Да и вся комната, если присмотреться напоминала комнату в кукольном доме.
Все какое-то словно мультяшное, ненастоящее, шутливое… фальшивая веселость и карикатурность комнаты ощутимо угнетала и давила.