Луна желаний (СИ) - Горенко Галина. Страница 29

— Тссссс, — прислонила я указательный палец к сомкнутым губам, — в библиотеке запрещено разговаривать громко. Ты ведешь себя слишком вызывающе.

— Прости, скромная горожанка, я больше не буду, — нарочито, громким шёпотом, произнес оборотень, — неужели лишенной венца кронцессе Демистана урезали приличествующее содержание на столько, что она подрабатывает библиотекарем? — Сделал он театральную паузу, а потом поднялся и буквально стиснул меня в медвежьих объятиях.

— Я рада тебе, бьерн***, - обняла я в ответ друга детства.

Так сложилось, еще при жизни родителей, матушка одного из двух внебрачных детей Кёнига Стоунхельма была одной из близких подруг кронцессы Демистана. Они учились в одном пансионе благородных девиц, настоящем, а не вроде КаноНуб. И пока я впервые не отправилась в кузницу ассасинов, я дважды в таль виделась с Генрихом Бладёльтером. Он был почти моим ровесником, всего на пару талей старше, страшным хулиганом и отчаянным шкодой, но отчего-то подружился не с Северном, что было бы ожидаемо, а со мной.

Детские проказы переросли в дружбу, но после смерти родителей я, отбросив сомненья, прервала любое общение, справедливо опасаясь за жизнь дорогого мне мальчишки. Защитить его мне было не под силу, а Кроу мог использовать любой рычаг давления, к тому же Северн, в слепой зависти угрожал расправой всем, кто мне был небезразличен, а Бьерн был мне дорог.

— И я, пойдем от сюда, покажу тебе моё любимое место в столице, там нам удастся поговорить без лишних свидетелей, — я выразительно оглядела давно опустевший читальный зал библиотеки, — к тому же я зверски голоден.

А вот это уже был аргумент с большой «А».

Таверна славилась печеным вепревым коленом, хаггисом и требухой****, так что мне пришлось довольствоваться печеными овощами и медовухой, боюсь мой желудок не сможет переварить ту еду, что Генрих считает верхом кулинарного искусства. Отдельный кабинет, монументальные кожаные диваны, расторопные официантки и запасной выход из каждой кабинки — вот они неоспоримые плюсы «Дырявого бочонка», и это я еще забыла упомянуть про название.

Когда медведь наконец насытил свою бездонную утробу, поглощая своё и умудряясь прихватывать с тарелки мои овощи, за что чуть не получил трезубой вилкой в огромную лапу, он откинулся на спинку, жалобно заскрипевшего дивана и разместив кристалл на столе, активировал его. Кабинет накрыл полог, так что подслушать наш разговор было бы проблематично.

— Рассказывай, что случилось, и к чему вся эта таинственность?

— Мне не к кому больше обратится, дело крайне деликатное, если о нем узнает матушка…

— Она что, оттаскает тебя за ухо, как в детстве? — захохотала я.

— Нет, просто её сердце будет разбито, — печально заключил Генрих, косясь на меня в хитром прищуре. Его матушку я любила, она была достойной несси, пусть из обедневшего, но всё же очень древнего рода, носила титул герцогини, и не выдержав натиск правителя, уступила ему в его притязаниях, искренне полюбив этого кобеля, коего здесь по недоразумению, именовали Кёнигом. Она подарила ему прекрасного сына и дочь, никогда не притязала на большее, чем он ей давал и ушла в тень, когда мужчина наигрался.

С отцом у Генриха были сложные отношения, не смотря на постоянную, неугасающую конфронтацию на первое, а затем и на второе совершеннолетие Кёниг не просто признал сына, но и внес его в список возможных наследников. Это что-то вроде артефакторной золотой скрижали*****, и, если твоё имя появилось на этой драгоценной дощечке — поединка за власть тебе не избежать. Наследование в Стоунхельме из сента в сент проходило по странному, давно, как мне казалось, изжившему себя ритуалу, и скрижаль принимала в этом обряде не последнее место.

На одиннадцатый ун после смерти правителя, все наследники, внесенные в список, собирались в знаковом месте. Оно давно было неизменным — сильнейший круг камней, ведьмина пустошь, место первобытной силы. Именно духи потревоженных, ради такого важного события, предков выбирали будущего правителя. У Генриха не было ни единого шанса против Клауса, кажется единственная черта, которую тот унаследовал у батюшки — это непостоянство. Женщин он менял даже не как перчатки, а много чаще, стяжал славу ходока, хотя был помолвлен, короче весь в папочку.

Но не дай Жнец ляпнуть кому-нибудь этот сомнительный комплимент, звериная натура бьёрна проявится даже раньше, чем вы успеете закончить сие нелестное сравнение.

— Лис, давай на чистоту, я знаю, что ты знаешь, что я знаю, так зачем ходить вокруг да около? — вот и правда зачем, сказал бы толком что ему от меня надо. — Мать, в приступе скажем так, недальновидности и слепого очарования, подарила отцу, в самом начале их отношений памятную вещь, как знак своего расположения и отношения.

— И ты хочешь, чтобы я украла её у Кёнига? — не проще ли попросить вернуть это у самого отца.

— Нет, — удивил меня он, — папаша как всегда и тут отличился. Одна из его любовниц оказалась мошенницей и воровкой, она то и сперла у него один из парных кулонов Хагалаз*****. Она знает, что это подарок матери, знает, что отец не устроит скандал, чтобы не ранить маму, и, по-моему, ему этот поступок вообще нравится, считает, что это своего рода борьба за его внимание. Идиот. Ты вернешь «противоположность»?

Я думала.

— К тому же, — внес контраргумент шатен, — я не хочу, чтобы эта пигалица унизила мать, одев кулон на один из балов.

— Верну, — ответила я. — Оплата по таксе.

— Спасибо. А друзьям есть скидка?

— Да, им двойной тариф, — серьезно ответила я.

— Договорились, — протянул мне руку бьёрн, — а потом, ты расскажешь мне, почему эта гнида Северн, узурпировал трон законной правительницы Демистана.

*Кёниг — правитель.

**Гематология — наука изучающая кровь.

*** Бьёрнами называют оборотней медведей в человеческой ипостаси.

****Хаггис — густая похлебка, сваренная в овечьем желудке, требуха — острый говяжий рубец.

*****Скрижаль — дощечка с написанным на ней текстом.

*****Хагалаз — противоположность. Любая.

Глава 23. Есть два вида предсказателей: те, которые не знают, о чем говорят, и те, которые не знают, что они не знают, о чем говорят

— Ты думала я забуду? — спросил Генрих, когда я, во всём своём великолепии, отворила ему дверь гостиничного номера, где проживала уже несколько унов. Я давно не надевала серьги, и один из изумрудов никак не хотел занять полагающееся ему место в левой мочке. — Ого, демоны, да Адела мне голову оторвет, когда она поймет, что тебя сопровождал на бал я.

Я выбрала провокационное платье, практически на гране приличий, прозрачное, цвета шоколада, с треугольным вырезом и телесного цвета подкладом, по лифу и рукавам плыли вышитые гладью и стеклярусом рыбы, летали озёрные птицы, а подол был усыпан лесными цветами и ягодами. Благо на Травник* допускалась некая вольность в нарядах, всё же это озорной праздник середины лета. Само торжество проводилось на открытом воздухе, банкет имел вид фуршета, а с закатом начинались настоящие гуляния.

— На сколько я слышала, твоя нареченная не отличается постоянством и на бал по поводу Травника идет с твоим старшим братом. И нет, я не думала, что ты забудешь. Я надеялась на это. Ненавижу свой день рождения.

Порошковая свеча** догорела, бьёрн отбросил её и сжал меня до хруста в медвежьих объятиях. Затем прошел в комнату и положил на тумбочку крошечную коробочку.

— Откроешь, когда вернешься, — смутился медведь, а я, чтобы смахнуть паутину неловкости преувеличенно недовольным тоном спросила:

— Ты приплатил моей модистке, чтобы узнать какого цвета платье? — и ткнула на бабочку, совпадающую по тону.

Медведь замотал башкой и широко улыбнулся, щеря в улыбке слегка изменившиеся белоснежные клыки.

— Ри, а чего ты не наймешь одного из людей Рунара? В грабеже же ничего сложного нет.

— Ну, во-первых, отец совсем сбрендил и титул официальной фаворитки теперь принадлежит Уле, он вообще последнее время ведет себя очень странно, жалуется на здоровье и память, а всё туда же, не перебесится никак. Она живет в смежных с ним покоях и охрана там посерьезнее чем в простых, гостевых, а во-вторых, ты видела их рожи? Да их в конюшню на пушечный выстрел не пустят, какой дворец.