Чёрное сердце: Ненависти вопреки (СИ) - Ермакова Александра Сергеевна "ermas". Страница 31

Монотонное бормотание и настойчивые объятия усмиряют. Прижимаюсь крепче, закрываю глаза. Наступает опустошение, безразличие… Темнота…

Глава 13

Вереница последующих событий смазана. Полиция. Опознание. Александр, Костик, Андрей… Показания, соболезнования, похороны… Люди… Много наших знакомых… Длинные толпы народу. Произносят пустые слова: «Скорбим… держись… крепись… Если что, ты только позвони… Вадим был замечательным… Лучшим…»

Бесстрастно смотрю в лица — не вижу в них честности и подлинных чувств. Дежурные фразы, не приносящие облегчения. Почему всё так пресно, безвкусно, безжизненно? Глупости не позволяет совершать Андрей и Никитин — следят зоркими глазами. Александр — время от времени пропадает, а вот Зепар… всегда рядом, помогает в полиции, с опознанием, с похоронами… На дознании, где на меня первым же делом вешают убийство собственного мужа, расправляется с обвинителями вескими аргументами, подкрепленными массой информации на бумажных носителях и закрепляя алиби своими показаниями. Костик защищает как адвокат…

Странно, но, ни слова, ни документа не могу вспомнить — всё пролетает в пустоту, точно мне яростно подчищают память, чтобы не захламить ненужностью. Да мне плевать! Пусть бы и посадили в тюрьму. Как жить-то?..

Зепар настолько подчиняет мою жизнь себе, что даже умудряется командовать в офисе турфирмы — работу никто не отменяет. Удивительно, его слушаются беспрекословно. Я молчу, нет сил, да и желания пререкаться…

Хм, не помню ни единой важной встречи или звонка — тихо прихожу, также ухожу… ведомая под руку Андреем.

Вскоре, друзья как один — оставляют меня на попечении Зепара. Навещают по возможности, а звонят по нескольку раз на день. Говорить не хочу — отворачиваюсь или утыкаюсь в подушку. Пока не готова… Нечего ответить! Сердце на куски, душа на части. Я медленно умираю, потеряв вкус к жизни!

Видимо, Зепар нанимает прислугу, потому что изредка вижу пожилую женщину. Невысокую, полноватую, миловидную, рыжеволосую, голубоглазую. Где-то её видела уже, но хоть убей, не помню где именно.

Снует тенью по комнатам, вертится на кухне. В её глазах читаю сострадание и жалость. Искренне… Они мне не нужны, не приносят облегчения, а ощущать себя ущербной — ещё гаже. Спасибо, что она умнее многих — ничего не говорит. Молча делает работу, и исчезает…

Как выясняют специалисты: в машине были повреждены тормоза и нарушена гидравлика руля. Скорость высокая, машина слетает в кювет на съезде с моста. Ко всему прочему, не везёт с обочиной — там бетонное перекрытие. Авто сминается в гармошку. Сергей и муж, сидящий на переднем сидении, погибают сразу. Вадима даже выкидывает на капот. Тела обгорают настолько, что приходится делать опознание по зубам, но мне уже и перстня было достаточно. Оттиск-печать, с которым муж никогда не расставался. Да, порядком подплавленный, но очертания… слепок…

Можно так сказать, фартит: у Сергея никого не нет. Мне не приходится извиняться. Смотря в глаза, приносить соболезнования… Не уверена, что смогла бы и так постоянно тянет на себя руки наложить, но… злобный надсмотрщик рядом. Приём таблеток по режиму. Даже не позволяет закрываться в ванной — посидеть в воде с пеной, привести тело в порядок… Один раз не ослушиваюсь — в итоге, дверь слетает с петель, ещё не успеваю раздеться. В бешенстве хочу вызвать полицию, учиняю скандал…Кричу вдоволь, аж голос срываю — вместо ора, хриплю давясь слезами… Вот только Андрею плевать на мою боль. Сочувствие и понимание — ему чужды. Зепар и слова не отвечает. Испепеляет холодной зеленью безразличных глаз. Резко отпихивает к стиральной машинке и с убийственной невозмутимостью шерстит полки, скидывая в горку все режуще-колющее…. Сгребает бритвы, ножницы, пилки, расчески, шпильки, невидимки и прочие заколки, — отворачивается и уходит, демонстративно отставив дверь рядом. Наследующий день в ванне… на столике для мыльных принадлежностей меня поджидает набор для депиляции на основе воска и расчёски с более мягким зубцами… словно я животное.

Пару раз Андрей уезжает по делам, оставляя меня на попечение Александра. Я выплевываю ему всё негодование, злость на безжалостного Зепара. Требую его уволить, а меня оставить в покое. Никитин качает головой:

— Ангел мой, ты не в себе. Если так и будет продолжаться, придётся тебя в клинику положить. Методы Андрей, может, и грубы, но я верю: он тебя заставит жить!

— Не хочу жить! А ещё больше не хочу видеть Зепара! — шиплю, гневаясь. — Он не человек. Не знает боли, сострадания.

Никитин темнеет лицом, на миг теряется, во взгляде обречённость, даже страх. Но быстро берёт себя в руки:

— Тебе такой и нужен, — убеждает с чувством. — Разговор закончен, — обрубает строго. — Хватить скандалить. Смирись. Андрей будет рядом. Я ему дал «добро» на любые меры, лишь бы ты пришла в себя. Будишь буянить, мы тебя к врачу отвезём. Не вынуждай!

Умолкаю. Что если Александр и Андрей придумали коварный план забрать мой бизнес? Убрали мужа, а сейчас упекут в дурдом и меня?.. Все знают, что Никитин — мой негласный душеприказчик и даже Мичурин ему слова наперекор не скажет. Мысль свербит настойчиво. Долго, навязчиво, жужжит мерзкой мухой. Но вскоре утихает — если бы так, Александр бы не угрожал. Тихо запихнул бы в психушку, объявил меня недееспособной — и бизнес в кармане. Так нет же. Нянчится… убеждает… советует… Вон как осунулся!

Часто замечаю, как держится за сердце, пьёт какие-то лекарства. Корит во всем, что случилось себя. Порой слышу бормотание… Невнятные, но смысл улавливаю, даже неудобно становится, ведь Никитин совсем не причём, а переживает, словно только он и виноват! Бормочет, что столько ведёт расследование, а всё на одном месте топчется. Хватку потерял… Пока ничего нового выяснить не удаётся, и даже связи Андрея Влацловича не выручают, хотя его ребята носятся как угорелые, успевают по архивам смотаться, лишний раз знакомства поднять…

***

Глаза зудят — рыдаю безостановочно, но выпиваю таблетки — и мне легчает, по крайней мере, проваливаюсь в пустоту. Часто ночами просыпаюсь в холодном поту. Выныриваю в реальность, а здесь встречает боль утраты. Порой сквозь помутнение слышу грубый шёпот. Знакомый, бархатный, настойчивый… Андрея. Как заклинание читает:

— Вставай, пора вернуться к жизни! Будь сильнее простых смертных! Забудь Вадима, он не был достоин тебя… Найдёшь другого. Лучше! Будешь счастлива!.. Ведь ты не любила его… признайся хоть себе…

Меня возмущает сказанное, вводит в недоумение, но воспротивиться не могу… не хочу… Не вижу смысла… Сжимаю крепче в ладони перстень Вадима — его повесила на золотую цепочку, чтобы не потерять. Это всё, что осталось настолько родного и дорого мужу, чего могу касаться и носить как можно ближе к сердцу. Опять принимаю лекарство и вновь успокаиваюсь — лучше не ругаться. Плевать на всё! Ругань ничего не изменит и Вадима не вернёт.

Вскоре смиряюсь, наступает апатия — пусть будет, что будет…

Вместо ответа на любые слова, вопросы Зепара и Никитина без особого энтузиазма киваю, опускаю глаза — а что ещё могу? Я в плену по собственной дурости: меня шантажируют без видимых требований и удерживают против воли, но без применения силы…

Однажды, открыв глаза, вижу Андрея — восседает с господской величественностью в кресле у балкона. Полуобнажён, серьёзен, задумчив. Расслабленные руки покоятся на подлокотниках. Смотрит на меня в упор и будто не дышит. Лицо, точно маска — непроницаемая, холодная, невозмутимая. Как же хотелось вскочить и врезать ему, чтобы хоть какая-то эмоция проступила. Чёрствый, надменный, непробиваемый циник. Бесчувственный ханжа, бесстрастная ледышка… с чёрным сердцем, не знающим любви и привязанности.

Но не осмеливаюсь — кто я такая, чтобы его осуждать?..

Прогнать? Не могу…

Не знаю почему, но не могу. Язык не поворачивается… Да и наори на него опять — проигнорирует, как делал множество раз до этого. Остаться же одной — умереть…