В 6 (СИ) - Широков Алексей. Страница 9

— От же шь, бисов сын. Мало я тебя порол, ох, мало! — дед аж подпрыгнул, едва не облившись кипятком, но ловко удержал чашку, даже капли не пролив. — Что ж ты делаешь, паршивец?! Прямо без ножа режешь, последнее забираешь! Половину! И не из мзды, а со всего!

— Вы, уважаемый Иван Пахомович, видимо, из ума выжили, — в отличие от старика, император голоса не повышал и вообще вёл себя так, будто ничего не произошло, и не перед ним сейчас в ярости стоял один из сильнейших людей планеты, — путаете личную шерсть с государственной. Два процента, и лишь из уважения к подвигу вашего внука, так и быть, со всех отчислений.

— Два? Да за то, что Кузьма сотворил, вы по гроб жизни обязаны его на руках носить и ноги целовать! — дед хряпнул кулаком по столу так, что чайник и вазочки подпрыгнули на полметра, но при этом встали на свои места, и ни одна не разбилась. — А вы чего творите? Без портков хотите мальчонку оставить, от ей-ей. Сорок пять и копейкой меньше!

— На руках готов хоть сейчас, — Святослав Андреевич с усмешкой посмотрел на меня. — Если, конечно, сам захочет. А за ноги и всё остальное, думаю, три процента хватит.

— Господа, — встрял я в спектакль. — Я не сомневаюсь в ваших актёрских способностях, как и в том, что процент уже определён. Давайте вы мне его скажете, и я поеду к своим девочкам. А вы потом без меня продолжите, раз это вам так нравится.

— Эх, Кузя, ничего ты не понимаешь в правильном торге, — ничуть не смутившись, старик бухнулся назад в кресло. — Вот в молодости, помню, в Калашном ряду ух накричишься, горло сорвёшь, час битый простоишь, но пару копеек скинуть заставишь. А сейчас все бегут куда-то, торопятся… Э-эх…

— Время такое, мастер, — император тоже не расстроился, что я раскусил их игру. — Лошадей сменили орбитальные фуры, приходится соответствовать. В общем, Кузьма, я предлагаю девятнадцать целых семьсот сорок шесть тысячных процентов от всех доходов. Это хорошая цена, с учётом того, что все расходы ложатся на государство. Но с условием! Данные средства будут записаны на дочерей, поровну каждой. И в дальнейшем останутся их детям.

— Я, конечно, может быть, сейчас глупость спрошу, — медленно произнёс я, глядя на будущего тестя. — Но почему не просто девятнадцать или просто двадцать процентов?

— А-а… — мужчина, кажется, подумавший, что я задам вопрос «почему не мне», и приготовившийся объяснять барану, кто тут «прекрасные цветы империи», которые попали в его грязные копыта, слегка завис, а затем, рассмеявшись, ответил: — Не знаю, Кузьма! Это в казначейство нужно обращаться, они мне такую цифру для твоего клана спустили. Наверное, не с потолка взяли.

— Главное, чтобы оставшиеся двести пятьдесят четыре тысячных процента не утекли за здорово живёшь кому-нибудь в пухлый кармашек будущим правнучкам на пожизненное содержание, — хмыкнул я. — А вы что, действительно за тысячные процента торговались бы?

— Не утекут, не волнуйся, — хмыкнул император, проигнорировав мой вопрос.

Нельзя сказать, что я удивился или был недоволен. Наоборот, то был, по сути, аттракцион невиданной щедрости. Тут даже казалось странным, что Святослав Андреевич до сих пор не поднял тему наших отношений с Ниной и Инной. А ведь сразу после возвращения в телефонном разговоре он в сердцах бросил, что, мол, отменяет свой приказ. Что если я из постели вылезать не буду, ублажая свой гарем, то у меня времени на дурость не останется. Тогда я ещё заявил, что мне поблажек не надо и своё слово привык держать. Развивать тему император не стал, только бараном назвал, чего я, в принципе, не отрицал, ибо глупо считать оскорблением свой герб. Однако теперь ситуация поменялась, и упираться дальше было глупо. Да и сам я жутко соскучился по девчонкам.

— В конце августа перед началом учёбы сыграем вашу свадьбу, — захоти государь удивить меня сильнее, у него не получилось бы. — Ты, может, не в курсе, но ваша помолвка с Ниной признана состоявшейся, хоть об этом официально и не объявляли. Я бы подождал, когда вы закончите колледж, особенно девочки, но сам виноват. И так из-за твоей эльфийки придётся поправки в Семейный кодекс вносить. В фаворитки же она не пойдёт. А ссориться с богиней, особенно сейчас, чревато.

— Без меня меня женили? — несмотря на сарказм в голосе, отказываться я не собирался. — Нет, я не против, просто как-то чересчур быстро всё. То даже видеться запрещаете, а то под венец волочёте чуть ли не за ноги.

— Шутки кончились, Варлок, — император резанул меня взглядом, припечатав как-то раз взятым мной прозвищем. — Это пока ты был обычным аватаром, хоть это слово к ним и неприменимо, можно было рассуждать, подходишь ли на роль мужа моим девочкам. Сейчас же свадьба никого не удивит. Даже скорее посетуют, что сами не подсуетились.

— Блин, а кое-кто успел, — я хлопнул себя по лбу. — Германский император! Как его, Максимилиан-чего-то-там-какой-то. Он же заявил, что отдаёт мне свою сестру. Мол, помолвка и всё такое.

— Ага, а ты говорил, забудет, — рассмеялся дед, хлопнув себя по коленям. — Вишь, ни одну бабу не пропустит, даже если её в глаза ни разу не видел!

— Митрофановская кровь, — покачал головой Святослав Андреевич, не особо, впрочем, расстроенный этим фактом. — А вот тут, господин палладин короны Священной Римской империи, не всё так просто. Заявить что, мол, не было такого, — значит оскорбить всю немецкую нацию. Пусть у них кайзер — номинальная фигура, но пользуется любовью простого народа. А мы, получается, выставляем его лжецом.

— Вы-то тут при чём? — я удивлённо поднял брови. — Он же со мной говорил. Как с частным лицом.

— Кузьма, — император вздохнул. — С момента твоего возвращения ты кто угодно, только не частное лицо. Если раньше у тебя даже после брака с Ниной и фаворитизации Инны ещё был шанс остаться в роли никому не нужного консорта, хоть и аватара, то теперь ты фигура геополитической величины. Каждый твой чих рассматривают под микроскопом. И разрыв помолвки с Брунгильдой, пусть ты изначально и не собирался на ней жениться, может оказаться поводом для новой войны.

— Но Нина говорила, что это всё фикция. — Я немного опешил от предстоящих перспектив. — Мол, Максимилиан так укрепляет свои позиции.

— Да ему фон бароны теперь готовы ж… хм, ноги целовать, — осёкся дед под взглядом императора. — Прыгают от счастья, потирая потные ручонки в ожидании наживы. Типа не откажешь же ты родственнику жены в такой малости, как проход в иной мир.

— Вы об эти возможности говорили? — я повернулся к Святославу Андреевичу. — Неужели дадите доступ немцам?

— А почему нет? — пожал тот плечами. — В долю не возьмём, но пропустить пропустим. Целый мир — слишком жирный кусок, чтобы прожевать его в одиночку. И с кем делиться, как не с союзником, особенно, когда это ставит его в зависимое положение.

— То есть мне хоть как от этой Брунгильды не отвертеться? — что-то перспектива стать бараном-производителем меня не прельщала. — Так, может, мне теперь на всех жениться, кто захочет в тот мир пройти?

— Надо будет — женишься, — император вроде и голос не повышал, но мне жутко захотелось подскочить и вытянуться по стойке смирно, еле сдержался, но порыв ни от него, ни от деда не укрылся. — Если потребуется — заведёшь гарем больше, чем у османского султана. Другие за родину жизнь кладут и радуются, а он баб испугался.

— Я не боюсь! — вот сейчас я вскинулся. — Жизнь, хоть сейчас, запросто! Просто с этими жаниханиями чувствую себя альфонсом каким-то. И так перед Ниной за Иви неудобно… так теперь ещё и это!

— Моя младшенькая — девочка разумная, — Святослав Андреевич смягчился. — И прекрасно понимает, что такое государственная необходимость. У нас был уже разговор, так что не переживай, она и Инна станут тебе настоящей опорой.

— К тому же тебе не обязательно на эту Брунхильду лезть, — встрял дед. — Даже если дело дойдёт до свадьбы, поселишь где-нибудь на отшибе, пущай кукует. Ну, разве что сам захочешь молодого тела, говорят, хороша девка, хоть и немка.