Возвращаясь к себе (СИ) - Нежина Лия. Страница 22
Нина, которая была в курсе, настаивала, чтоб я попросила помощи у Виктора Михайловича. Но тогда мне пришлось бы все рассказать и ему, и Алексею. А я не хотела взваливать на них свои проблемы, хотелось доказать и себе, и всем вокруг, что я чего-то стою.
Возможность ежедневно навещать Лешку — единственное, что необыкновенно грело мне душу в эти безрадостные дни. Я ездила к нему каждый день утром или вечером. Меня пускали минут на 30–40, и весь оставшийся день я вспоминала эти драгоценные минуты.
Он понемногу приходил в себя, но все еще был очень слаб. Мы много разговаривали. Сначала я рассказывала ему о Нине, потом, видя его угнетенное состояние, перечитала всю литературу, которую только смогла найти о травмах позвоночника, нашла множество историй людей, справившихся с такой травмой и вернувшихся к обычной жизни.
Меня переполняла бесконечная нежность к нему. Я ловила каждое его слово, каждое выражение его лица. Наверное, если бы было позволено, я бы даже жила в его палате, забыв обо всем, что происходит за ее стенами.
О нас и наших отношениях мы почти не говорили. Может быть, в этом была виновата я, потому что однажды Лешка спросил:
— Скажи, как ты думаешь, если бы не эта проклятая авария, Пашка и Мила могли бы помириться?
Я скептически покачала головой.
— Маловероятно. Хотя… — и задумалась. — Если б не эта авария, они, возможно, не потеряли бы ребенка, и ради него были бы вместе. Если б не было аварии, Нина и Ирокез вряд ли помирились бы, а мы…
— А мы бы поженились, — неожиданно закончил он.
Все внутри меня оборвалось от его слов. В его глазах был немой вопрос, они требовали ответа. Прямо сейчас! Немедленно! Но как бездомный котенок, привыкший к побоям, жмурится от руки, занесенной в ласке, так и я боялась. Во мне жил безотчетный страх быть непонятой, отвергнутой, получить оплеуху в ответ на искренность.
Поэтому я лишь улыбнулась, и никогда больше эта тема не всплывала в нашем разговоре.
Мои бесплодные попытки найти работу продолжались две недели и смертельно вымотали меня.
Однажды я пришла домой из больницы и взглянула в зеркало, висевшее напротив входа. На меня смотрела измученная, грустная женщина с потухшим тяжелым взглядом. Разве такая может поддержать тяжелобольного человека?
И я стала искать выход. Плевать на карьеру, у меня в кармане осталась только тысяча рублей, так что я согласна на любую работу. Внезапно меня осенило. А что, если?..
У меня были телефоны многих клиентов Ивашкина. Попытка — не пытка. Первый мой звонок был примерно таким:
— Алло! Дмитрий Константинович? Добрый день. Вас беспокоит Елизавета Савельева. Я разрабатывала дизайн-проект вашего загородного дома. У меня для вас эксклюзивное предложение…
Я предлагала дизайн, надзор и найм рабочих. Слава богу, научилась, работая в «Атаке». Пятый звонок попал в цель. В прошлом году этому бизнесмену я делала кофейню, теперь он строил ресторан и собирался сотрудничать с Ивашкиным. Он меня помнил, и мне удалось его убедить, тем более, на себя я взяла найм рабочих, поиск материалов, надзор… Короче говоря, отдала себя в рабство за сумму, гораздо более скромную, чем запросил бы мой бывший работодатель.
За работу я принялась с жаром. На следующий же день побывала на объекте, все увидела своими глазами, раздобыла чертежи, позвонила рабочим, которых уволили из «Атаки», договорилась с ними и принялась за дизайн-проект.
По мере того, как оживал этот ресторан, оживала и я. Клиент, лишь изредка заглядывающий на объект, был доволен.
Через месяц у меня появился еще один заказ.
А еще через пару месяцев я случайно столкнулась с директором небольшой строительной фирмы. Мы были едва знакомы, но, когда он узнал, что я ушла от Ивашкина, тут же предложил сотрудничество. Это было для меня великой удачей, потому что я возвращалась к своей любимой работе — разработке дизайна, — а реализацию проекта фирма брала на себя.
В эти сумасшедшие несколько месяцев я совершенно отказалась от каблуков, научилась командовать людьми, шпатлевать и наносить декоративную штукатурку, изучила все разновидности отделочных материалов и способы их нанесения. Кроме этого, я познала все прелести фаст-фуда и поняла, что, при необходимости, человек может обходиться всего четырьмя часами сна.
Помимо работы я умудрялась каждый день ездить к Алексею.
В загородном доме его отца, куда он переехал, для него была оборудована огромная комната. Виктор Михайлович нанял профессиональных медсестер и тренера, который занимался с Лешей каждый день.
Только шли неделя за неделей, а лечение практически не давало результатов.
Все чаще я стала замечать отчаяние в его глазах, все чаще видела его усталым и раздраженным. Вообще раздражение постепенно становилось его обычным состоянием. И все чаще оно было направлено на меня.
Хорошо, что у меня был большой опыт ухода за капризным больным, и я понимала, что человек просто страдает из-за своего состояния, иначе я решила бы, что чем-то обидела Романова.
Чтобы быть полезной, я научилась делать массаж, ставить уколы и капельницу, наблюдала, как доктор занимается с Лешей лечебной физкультурой.
О том, как живу, я почти ему не рассказывала. Мне хотелось сначала добиться успеха, хотелось, чтобы он гордился мной. Гордился тем, что я освободилась от материнской опеки и сама смогла чего-то добиться. Потому что все, что я делала, я делала с мыслью о нем, о нас. Ради него мне хотелось стать сильной, уверенной в себе, способной быть надежной поддержкой.
Алексей
Красивых, богатых и здоровых любят все. Когда я приезжал в клуб на шикарной машине, девчонки почти визжали от восторга; когда я раздевался, они замирали от вида моего тренированного тела и млели, отдаваясь. Теперь рядом почти никого. Ловлю на себе лишь жалостливые взгляды девчонок-медсестер и долгие, тоскливые — Лизы.
Лиза приходит каждый день, и я каждый день жду и боюсь, что она не придет. Жду, когда у нее иссякнет терпение выносить мой мерзкий характер. У меня просто нет сил сказать ей: иди, живи своей жизнью, будь свободной. Поэтому я делаю все, чтоб она разозлилась, обиделась и не пришла.
Каждый день через боль со мной занимаются лечебной физкультурой, но с каждым днем все мрачнее выражение лица моего врача.
Я вижу, что стал для них обузой: для Лизы, которая порой чуть с ног не валится от усталости, для отца, который разрывается между работой, семьей и моими проблемами, для врача, который устал от постоянного давления с его стороны и не знает, как меня лечить.
После месяца в больнице отец настоял, чтоб я переехал к нему в загородный дом. Свежий воздух, все условия… Только нафига нужен этот свежий воздух, если, чтобы выйти на улицу, мне каждый раз приходится кого-то просить выкатить коляску! Лестницы, ступеньки, пороги! Бесконечные препятствия! Так что большую часть времени я сижу в своих шикарных апартаментах, смотрю на небо из окна и злюсь на отца, мачеху, тренера…
Почему-то часто вспоминается мама, жалостливый взгляд ее покрасневших глаз и тихое: «Как же ты без меня?». Только сейчас понимаю, что, уходя, она в первую очередь думала обо мне, мальчишке, остающемся сиротой. Потому что, хоть отец и помогал нам, доверять ему она больше не могла.
Как раз отец помог мне все это понять и осмыслить. Сегодня он, видимо, тщательно подготовившись, предложил разговор по душам:
— Леша, наткнулся тут недавно на одно видео, скинул тебе на планшет. На-ка, посмотри.
Включаю ролик. Новости на одном из федеральных каналов. Диктор рассказывает историю парня, который подорвался на мине, но остался жив. Без ног вернулся домой, и девушка, которая его ждала, не бросила и вышла за него замуж.
— Что это, пап? — начинаю догадываться, куда он клонит, но не подаю виду.
— Да хотел спросить: какого черта ты тянешь с Лизой? — насмешливо спросил он. — Сколько еще будете, как школьники, за ручки держаться? Я же вижу, какими голодными глазами ты на нее смотришь.