Танец марионетки (СИ) - Кравченко Елена Евгеньевна. Страница 24

В зале зазвучала новая песня. И это была не баллада повествующая о былых подвигах, не кансона* или альба**. Это была песня-призыв, песня-признание, песня-плач. Она была еще откровенней той, что он пел для нее в домике на Гаронне.

Скажи мне, чтоб ушёл я навсегда.

Скажи мне: "Всё, что было — было ложью".

Иначе не забыть мне никогда

Объятия, охваченные дрожью.

Скажи, что лгали руки мне твои,

Когда ласкали до изнеможения

И не шептали губы мне: "Люби!",

Пересыхая вмиг от наслаждения.

Скажи мне, что не любишь больше ты.

Иначе никогда я не поверю,

Что лгали мне глаза у той черты,

Где страсть, желанья открывают двери.

Анжелика даже через стены чувствовала его взгляд, обращенный к ней. Она снова зашла в залу и увидела, что была права. Взор его черных глаз был устремлен на неё и следил за ней, пока она подходила к месту, откуда ей было бы лучше видно Жоффрея. Он пел эту песню для нее. Одну её он сейчас видел.

Скажи: "Все ложь. Ты все придумал сам.

Все это сна ночного наваждение".

И я уйду, тебя оставив там,

Где нет ни сна, ни счастья продолжения.

Скажи мне, что не хочешь больше ты

Сгорать в огне, когда груди касаюсь.

И подниматься вновь до высоты,

Где были мы, в блаженстве забываясь.

Но чтоб не говорила ты сейчас,

Тебе не верю! Ведь сказало тело:

"Коснись меня, откликнусь я тотчас.

Возьми меня, чтоб в страсти я сгорело".

Она больше не могла слушать его завораживающий голос, видеть его глаза наполненные таким жгучим желанием, что они прожигали её насквозь. Ей казалось, что она прямо сейчас броситься к его ногам и будет умолять его о любви, как Карменсита, бесстыдно и откровенно. И она подумала:

— Если это и есть любовь… Если ЛЮБОВЬ… Тогда да, Я ЛЮБЛЮ ЕГО!..

Анжелику стала мучить жажда, она отчаянно захотела пить, пить жадно, не останавливаясь, только бы потушить тот пожар, что разгорелся в ней. Потушить, чтобы она не сделала непоправимого — не бросилась ему на шею прямо у всех на глазах. Она развернулась и нетвердой походкой пошла к фонтанчику с водой.

Когда через некоторое время она вернулась, то в зале было тихо и Жоффрея в ней не было. Сердце её подскочило и замерло, она испугалась. А вдруг он, вправду, ушел, как обещал в песне. Ушел от нее навсегда, и она больше никогда не увидит его чеканный профиль и нежную улыбку, не услышит его чарующего голоса, не почувствует обжигающих ласк, или он уединился с Антуанеттой… Она этого не вынесет. Она не сможет жить, если он оставит её без своей любви. Анжелика бросилась к галерее, чтобы посмотреть на аллею, не уходит ли он по ней. Он был там, в тени галереи. Он стоял у колонны, где его никто не мог бы увидеть. Его взгляд был полон страдания и опустошения. Увидев, как Анжелика уходит из залы, он подумал, что она не приняла его призыва и мольбы. Он будет снова и снова завлекать её в свои сети, будет шутливо или откровенно признаваться ей в своей любви. Он должен покорить свою жену. Но не сейчас. Сейчас он был неспособен спокойно и отрешенно видеть её сияющую красоту. Он боялся, что совершит непоправимую ошибку. Поэтому, когда она вбежала в галерею, развернулся и хотел уйти. Он вздрогнул всем телом, когда услышал возглас:

— НЕ УХОДИ!

Жоффрей медленно повернулся и, еще не веря, посмотрел в её глаза. Они были наполнены светом, желанием и… любовью. Любовью к нему. Но он еще не мог поверить. Не верил даже её интимному «ты».

Анжелика видела, как он нерешительно повернулся к ней, и бросилась к нему в объятия. Она обхватила его шею и прижималась к нему всем телом, боясь, что если отпустит его, то он исчезнет. Потом она подняла голову, посмотрела в его глаза и еще раз сказала, на этот раз тихо и покоряясь:

— Не уходи.

Лицо графа расслабилось. Он, наконец, поверил. Он поверил, что она пришла, и она теперь его. Сегодня и навсегда. Его — душой, сердцем и телом. Губы Жоффрея де Пейрака медленно растянулись в улыбке, он властно, как законный сюзерен, обнял её за талию и повелительно сказал:

— Пойдем.

Они ехали в домик на Гаронну. Позади на некотором расстоянии ехали три вооруженных лакея, охраняя своего сеньора, но Анжелика не замечала их. Ей казалось, что она совсем одна под этим звездным небом, одна, в объятиях Жоффрея де Пейрака, который, усадив ее к себе в седло, вез в домик на Гаронне, чтобы провести там ночь любви.

Жоффрей не смотрел на нее. Он не подгонял лошадь и, одной рукой удерживая поводья, другой прижимал к себе жену. Его взгляд был обращен к реке, он напевал старинную провансальскую песню, слова которой знала Анжелика: «Точно охотник, я могу объявить, что добыча наконец-то поймана. Я везу возлюбленную к себе, побежденную и покорную моему желанию».

Дом казался пустым, но комната была приготовлена. На террасе рядом с кроватью уже стояла легкая закуска из фруктов, а в бронзовом ведерке охлаждалось несколько бутылок.

Анжелика и Жоффрей де Пейрак молчали. Они долго стояли в тишине на балконе, но когда он, едва скрывая нетерпение, привлек её к себе, она прошептала:

— Почему вы не улыбаетесь? Вы сердитесь? Вы сердитесь на меня за то, что я вас не любила?

Он глубоко вздохнул и, смотря на нее своими темными загадочными глазами, заговорил глухим голосом:

— Однажды на пыльной дороге около Тулузы я встретил ангела. Он казался потерянным и испуганным. Но несмотря на это храбро старался быть гордым и независимым. Никогда мир не видел такое восхитительное, очаровательное и невинное создание. Я понял, что именно его я ждал всю свою жизнь. Я был настолько околдован им, что забыл — ангела нельзя обижать. Он может этого не простить и улететь. Этим ангелом была ты.

Я никогда ни одну женщину не любил так, как тебя, Анжелика. И никогда никого не обижал так, как тебя. И в наказание, отдав мне свое тело, ты не отдала мне душу и любовь. Ты ускользала из моих рук, гордая, неуловимая, как болотный эльф.

А я делал тебе шутливые признания и боялся, что ты с ужасом отшатнешься или посмеешься надо мной. Я много раз готов был снова воспользоваться своими правами мужа, но я хотел не только твое тело, мне нужна была твоя любовь.

И вот теперь, когда ты здесь, когда наконец-то ты моя душой и телом, я зол. Слишком много мук я испытал из-за тебя. — произнес он.

Анжелика храбро посмотрела ему в лицо и улыбнулась.

— Отомсти мне.

Жоффрей вздрогнул и тоже улыбнулся:

— О! Ты больше женщина, чем я думал. Не дразните меня! Вы еще запросите пощады, мой обольстительный ангел!

Он обнял Анжелику за плечи, и она, прильнув к нему, спрятала на его груди свои руки, а потом обвила его ими, а де Пейрак все крепче сжимал ее в объятиях, все теснее, все ближе прижимал к себе.

Он хотел заговорить, но промолчал. «Любые слова, — подумал граф, — прозвучали бы сейчас чудовищно банально: «Вы сердитесь? Вы на меня сердитесь за то, что я так эгоистично воспользовался своими правами, не приняв во внимание ваши чувства?» Ему даже не пришло бы в голову подумать об этом, а тем более сказать так, держа в своих объятиях другую женщину. Но юную женщину, что согревалась в его объятиях, подобные слова <i>сейчас</i> только бы оскорбили. Он прижался к ее нежной щеке, словно желая убедиться, что это действительно она, его жена, такая долгожданная и любимая, рядом с ним.

Анжелика уже тоже была готова заговорить, сказать ему все, что переполняло ее сердце: «Как я счастлива, мой господин. Только ваше терпение, ваше благородство и великодушие, ваша любовь спасли нас, наши отношения». Но это все были только жалкие слова, не выражавшие ее истинных чувств.

Наконец, Анжелика решилась на то, о чем давно мечтала. Она посмотрела на мужа сияющими глазами, почувствовала, как он напрягся, когда она слегка отстранилась, чтобы сделать это: протянула руку и дотронулась до его густой шевелюры. Потом её рука робко скользнула по ней и, запутавшись в волосах, замерла на его затылке.