Перемирия не будет (СИ) - Горенко Галина. Страница 22

Белым росчерком у моего носа мелькнуло переливающиеся берильевой пылью белое пятно платья, цокот каблучков остановился возле моего уха. С каким-то остервенением она запихнула кляп еще глубже, а когда я хрипло замычала, задергавшись, зашипела:

— Можешь не стараться, дрянь, кричать не сможешь. — Еще один пинок. Ей доставляло особое удовольствие не просто причинять мне боль, но и унижать, доминируя, властвуя, возвышаясь. — Уж мне то известно, как можно лишить голоса. Никогда бы не подумала, что Александр спутается с ведьмой, после того, что ваше племя сделало с Паулин.

Мысли в голове трепыхались словно влипшие в паутину коварного паука мошки, я с трудом понимала, о чем она говорит, концентрируясь лишь на ощущении потери. Сила утекала, словно песчаные крупинки в часах, а я слабела с каждой секундой в этих оковах. За подобное обращение ведьмы ковена не моргнув глазом бросали товарок на костер, посыпая дымящееся пепелище солью.

Откуда у Мароны орудие пыток с берегов Содружества Круга? Да и то, такие наручники большая редкость даже в моём мире. В торментум* их использовали несколько веков назад, но нихон** перестали использовать оковы не из-за идейных соображений или острого приступа человеколюбия.

Ну, нет.

Просто колдун, а чаще обычный человек слишком быстро погибали. И если ведьма могла протянуть чуть дольше, ведь кандалы тянули из неё сначала магическую силу, и лишь затем жизненную, человек погибал слишком быстро, не успев признаться в порочащей его связи с нечистыми силами.

Больно врезающиеся в запястья кандалы тянули силу, даже несмотря на то, что между заговоренным железом и кожей была плотная ткань. Руки горели, заставляя извиваться и хрипеть, но вместо стонов и крика получался лишь всхлип.

— ЛаРия тоже так хрипела, удивляясь куда делся её голос стоя на сцене Орумской оперы. — Хохотала певица, схватив меня за подол. Я не могла пошевелиться, чтобы посмотреть, чего именно она добивается, но по натяжению ткани и мелькающим прожилкам розового мрамора поняла, что меня куда-то тащат. Скрипнула дверь, меня заволокли в тёмную каморку, пахнущую пылью и воском… — Меня заверили, что тебе хватит получаса чтобы больше никогда не захотеть, то, что тебе не принадлежит…но я думаю оставить тебя здесь на ночь.

Я дернулась, словно от пощечины. Немая человечка, хорошо если живая — вот что за будущее приготовила мне любовница Рейджа с говорящим именем Морона***.

«Нет» — кричало плененное сознание. — «Нееееет. Змей найдет меня».

Упиваясь моей беспомощностью, она потрепала меня по щечке холеными пальцами и сверкнув глазами, едко улыбнулась:

— А уж я-то позабочусь о том, чтобы он не кинулся тебя искать. Сама знаешь, ведьма, «нити суккуба» не дают промашку.

Последнее, что я увидела, прежде чем она захлопнула дверь, ширкнув тяжелым засовом, оставляя меня в тёмной безнадёге — фосфоресцирующий бледно-лиловым фиал с самым редким и запрещенным на всех континентах приворотным зельем. Попавший под его чары становится послушной марионеткой, безвольной пальчиковой куклой, вечным рабом желаний и стремлений своего хозяина. Единственный способ снять заклятье — смерть реципиента****, причем в очень сжатый период.

У Рейджа будет двадцать четыре часа, чтобы выпутаться из демонских сетей любвеобильного суккуба.

Да только боюсь у меня такого запаса времени не будет, и, если я не смогу пошевелить пальцами в ближайшие пару минут губительные объятия жнеца ждут меня при любом раскладе.

Как только стих стук каблучков, я попыталась сесть.

Безуспешно.

Меня притягивало к полу и одновременно ломало будто щупальца древнего спрута обхватили деревянный бот, силясь сломать хрупкую конструкцию и утащить в пучину. Кричать не получалось. Изо рта вырвался лишь тихий хрип. Запястья пылали.

Я с трудом оставалась в сознании, пытаясь вытолкнуть облитую зельем горькую тряпку, но язык не слушался, и казалось стал больше в несколько раз, не давая кислороду проникать в легкие. Задыхаясь, я обливалась потом и слезами, рвала, царапала неподатливую ткань перчаток, царапала запястья пытаясь вытащить руки из оков, или хотя бы немного унять боль.

Уже теряя сознание, перешагнув тонкую грань, я всё-таки сорвала белый шёлк, цепляясь пальцами за запястье и провалилась в черноту моля Небо о спасении.

Я куда-то падала.

Сорвавшись с обрыва, я летела в пропасть, ощущая встречный ветер спиной. Перебитые крылья, хлестали меня по лицу, оставляя глубокие, болезненные царапины. Ветер бил меня по щекам, лупил что есть мочи, выкрикивая грязные ругательства…

Ветер-охальник.

— Дина, Дина, Дина, Динадинадинадинааааааааа, — кричал он мне на ухо, оглушая. — Динааааа, демоны Изнанки, дыши…Давай…

В груди разливалось приятное тепло, распространяясь по всему телу, да вот только рук я всё еще не чувствовала. Ресницы слиплись, не давая открыться глазам, и пугая меня бездонной темнотой восприятия, в легких булькало и клокотало…

— Что? — каркнула я, отмахиваясь от бесцеремонного спасителя.

— Так, — рявкнули мне в самое ухо, — остаться не могу…сама понимаешь…Лекаря не позвать, но наручники я снял и вколол универсальное противоядие…Сейчас ты поспишь, а я подойду сразу, как папенька передаст столь желанный венец братцу…

— Аххххххааааааа, — выдохнула я.

И вновь провалилась в темноту.

Сладкую, как сахарная вата и мягкую, как гагачий пух.

Не знаю сколько была в забытье.

Но приходила я в себя урывками то подслеповато щурясь от яркого солнечного света, то распахивая глаза в кромешной тьме, то под неясное бормотание, то отчетливо различая голоса.

— Акира, — в очередной раз услышала я, — времени больше не осталось. Да и лекарь говорит, что чем быстрее придешь в сознание, тем скорее пойдет восстановление. — Ворчал Себастьян. — По крайней мере давать тебе настои и пилюли будет куда как проще.

— Уговорил, — прошептала я, тут же сморщившись от боли. Саднящее горло было не способно воспроизводить какой-либо звук кроме сипов и хрипов, к тому же видела я всё еще не важно, и узнала Кронцесса лишь по голосу. — Что с моими глазами?

— Жгучеяд испаряясь повредил слизистую, — уверенно отчеканил Себастьян. — Лекарь сказал пара дней и восстановится. Эта дрянь смочила тряпку в концентрированной эссенции.

«Жгучеяд?

Хорошо, что у меня к нему иммунитет. Могу только представить на что сейчас похожи мои губы и язык. Так…Стоп…»

Силу, которая раньше ощущалась как само собой разумеющееся, как часть темной, но всё же души, я почти не ощущала. Иссушенная, точно почва Иберейской пустыни и безмолвная, словно безграничное ничто, былая мощь испарилась, будто вода из лужи в засушливое лето. Сила не отзывалась, отказываясь прийти на зов.

— А откуда ты знаешь… — снова засипела я, морщась от боли. Схватившись необдуманно за горло, я потревожила забинтованные руки и тут уже закричала в голос. По ощущениям браслеты разъели кожу до мяса, да и сведенные судорогой пальцы совсем не слушались.

— Молчи. — Вдруг гортанно рявкнул дракон. — Нетрудно догадаться кто именно стоит за этой подлостью, уж коли Рейдж съехал с катушек.

— Что ты имеешь в виду? — просипела я, подслеповато щурясь. — Себастьян…Сколько…сколько прошло времени?

Нерешительно он встал с кресла, отливающим в закатном солнце алым и пересел на самый край моей кровати. Осторожно, стараясь не спугнуть, (а я, по правде говоря, всё равно дернулась ощутив прохладные ладони на своем лице) он положил на веки руки и что-то зашептал. Через несколько секунд глаза стало печь куда как меньше, да и кожу практически не стягивало.

Пожалуй, впервые за несколько веков Дракон по собственной воле делился силой с Ведьмой, отдавая по крупицам чуждую мне энергию. Я впитывала её, заполняя до краев зияющую пустоту, и непроизвольно улыбалась.

Вкусная, словно соленая карамель.

Светлая. Она ощущалась словно первый лучик солнца, скользящий по лицу после грозы.

— Пятые сутки пошли, — ответил, как прочел приговор Себастьян. — Отец развенчан, кабинет министров сложил полномочия, в тридцатидневный, а точнее уже двадцати пятидневный срок братец примет полномочия и венец заодно. Убийства продолжаются. МагКонтроль происходящее замалчивает, оцепляя место преступления… А Змей…я не очень понимаю, что произошло, Амадина, — он потер ладонями лицо, — о тебе он не вспомнил ни разу, словно и не было в его жизни Амадины Акиры Орсини.