Перемирия не будет (СИ) - Горенко Галина. Страница 31

Он захрипел, хватаясь руками за шею, раздирая кружевную сорочку, безуспешно силясь сделать вздох.

В толпе началась паника. Рейдж толкнул меня куда-то в сторону, прикрывая собой. Я крепко сжала руки, непроизвольно активируя защиту…

Люди кричали, метались, но я, не отрываясь смотрела на Кронцесса.

Его глаза налились красным, изо рта пошла кровавая пена, он никак не мог сделать вздох, и всего чрез мгновение, рухнул как подкошенный, свалив прикованную к нему обручальной лентой соломенную невесту.

На канареечно-желтую юбку, вышитую по подолу мелким слюдяным янтарем, плеснуло алым.

Рядом пронзительно завизжали, оглушая звонким контральто. Пока я в ступоре хлопала ресницами, хватая ртом горчащий тяжестью меди воздух, грузное тело, облаченное в светлый бархат, бросилось мне под ноги, сотрясаясь в предсмертных конвульсиях. Красное пятно расползалось, силясь запачкать торчащие из-под юбки носки острых старушечьих туфель.

Резко, буквально за шиворот меня рванули из общего хаоса, сжимая в объятиях, скрывая кровавое месиво. Тонкий, пронзительный писк, надоедливо-комариный, на границе слышимости мешал сосредоточиться и лишь уткнувшись в бренчащую орденами грудь — поняла, что именно я издаю этот отвратительный звук. Прекратив верещать, я часто-часто задышала ртом, пытаясь пересилить накатившее желание продемонстрировать содержимое желудка.

О, никогда не была нежным цветочком, и, пожалуй, вид массового магического убийства мог бы вызвать в моем сердце отклик, не знай я, что каждый из этих уже остывающих вельмож успел заляпаться в аранеа. Чёрный никогда не отпустит забредшего в свой чертог, пусть и по ошибке, гостя, а уж тех, кто по собственной воле преступил порог его вотчины, тем более.

Вот и я, стенала, переходя на ультразвук, не из-за шока, как вероятнее всего подумал Рейдж, а от невыносимой, невероятной, невообразимой сжигающей дотла боли, что пронзала мою руку от кончиков пальцев до лопатки. Кричать в полный голос не получалось, а ощущение что на моем запястье повис стиснувший ядовитые челюсти, разозленный драконоборцами, василиск лишь росло.

Я боялась посмотреть на онемевшую руку и увидеть оторванную (откусанную) культю. Зажмурившись, я вознесла халлу Небу и скосила взгляд: кисть в ажурной перчатке была на месте. Крепкие руки, сжали меня до хруста, я едва касалась носками туфель пола, перебирая ногами в воздухе. Меня обдало тёплым дыханием, Алекс забормотал что-то успокаивающее в седой парик, но бессвязные, едва различимые слова поддержки, потонули в какофонии ужасных звуков.

— Индира, — рявкнул кому-то герцог, — проводи.

Я было хотела возмутиться…но во-время сообразила, что вряд ли тетка Рейджа сопротивлялась бы в подобной ситуации, так что я мелко-мелко засеменила за брюнеткой, судя по уверенному поведению которой, была одной из его агентов.

Словно раскаленный нож масло Индира разрезала беспорядочно беснующуюся толпу. Четко, без лишних телодвижений, прикрывая меня и в то же время неумолимо продвигаясь к выходу, брюнетка тянула меня к дверям. Я старалась не смотреть на то и дело попадающихся мертвецов, меня в общем-то мало волновала их судьба, но разливающиеся ядовитой рекой горе и боль стенающих у тел любимых буквально сбивали меня с ног.

Пока мы продирались к выходу, я насчитала четверых. Но судя по все разрастающейся панике и отчаянным крикам их было куда больше. Паутина, что раскинул жадный паук, пугала своим размахом. Небо, как же он силен.

А теперь он стал еще сильнее.

Я буквально чувствовала, как высвободившаяся после смерти несчастных магов энергия, поднималась к расписанному фресками потолку, концентрируясь в одной точке, словно муравьиная армия, спешащая на зов королевы-матки. В последний раз, прежде чем, покинуть парадную залу розового дворца я оглянулась назад, желая убедиться всё ли в порядке с Рейджем, но бегло брошенный взгляд дал понять, что это бесполезная трата времени — напирающая толпа, затягивающая, будто удавкой на шее, паникой, мельтешащие службисты, обряженные в одинаковые мундиры…

— Небо, будь к нему милосердно, — взмолилась я и шагнула наружу.

Ледяной, пропитанный свободой воздух ворвался в легкие, прогоняя мерзкое послевкусие отнятой жизни…меня бесцеремонно дернули за руку подгоняя к черному без опознавательных знаков экипажу.

— Быстрее, несса, здесь небезопасно, — тянула меня Индира. Хлещущие по спине темные косы подгоняли девицу будто плети рабовладельца. Я едва поспевала, проклиная узкую юбку, быстро шагая по отполированной сотнями ног гранитной брусчатке. — Ну же.

Едва мы откинулись на прохладный шелк подушек, она вытянула ноги в бальных туфельках и не мигая уставилась на меня, комкая в пальцах жесткую ткань обивки. А я, закусив до крови щеку, едва сдерживала слезы.

Боль.

Раздирающая на части, лишающая воли, рождающая лишь самые темные желания боль ушла, словно и не было еще мгновение назад этой агонии. Я неверяще закатала рукав…растекшееся под кожей чернильное пятно исчезло, оставив после себя едва заметный бледно-розовый шрам.

— А что ты надеялась там увидеть? — осклабившись спросила меня Индира. Неуловимо, но в ней что-то поменялось, и в ожидании ответа она даже слегка подалась вперед. Хищные черты лица переплавились в порочные, белки глаз заволокла тьма, из-под пухлых, окрашенных в алое губ показались острые кончики белоснежных клыков. — Рэйден ведь так и не сумел закончить ритуал.

Я дернулась словно от пощечины.

Облегчение, затопившее было меня с головой, осыпалось на пол кареты пожухлой листвой разочарования. Пришпиленная силой словно обреченная бабочка я не могла пошевелиться. Тело не слушалось меня, и замерев в нелепой позе, я застыла безвольной фарфоровой статуэткой не в силах даже скрутить из трёх пальцев знак «отвращения».

— Твои потуги смешны, Амадина, — хрипло рассмеялась Индира, ну или как там её на самом деле. Бледно-серая, выцветшая радужка на фоне чёрных, как безлунная ночь белков смотрелась дико. Косы, будто ядовитые змеи извивались на её груди, сплетаясь в сложные узлы. — Вил, милашка, не зря решился на помолвку именно сегодня…Посмотри, какое небо.

После этих слов она откинула шторку, закрывающую небольшое окно и схватив меня за грудки подвинула так, чтобы мне было лучше видно. Её руки были обжигающе холодны, а касания пробирали до снующих вдоль позвоночника мурашек, я заметила это даже сквозь несколько слоев одежды, и, хотя, скосив взгляд всё же смогла рассмотреть безлунное небо, чем примечательна именно эта ночь так и не поняла.

— Какая забывчивая, — мерзко захихикала Индира. Из её пальцев к моему подбородку протянулись гибкие щупальца тёмной силы. — Я думала ты запомнишь день своей смерти. — Повернув из стороны в сторону лицо, она возмущенно поцокала своим мыслям, а затем дунула на меня, обдавая тяжелым запахом свежей крови. Я тяжело задышала. Кожу пощипывало, и в то же время перестало стягивать от грима.

— Вот еще, — просипела я, с трудом разлепив потрескавшиеся губы, — помнить такую мелочь… — Горло, сжатое в спазме, будто сейчас, в этот самый момент, меня душат, с трудом пропускало воздух. Она засмеялась пыльным, каркающим смехом, как будто подавилась, и резко оборвав его, клацнула у моего рта зубами.

Снисходительно потрепав меня по щечке, черные щупальца втянулись назад, а Тварь вернулась на своё место. Вальяжно раскинувшись на подушках, она щелкнула пальцами и чрез мгновение, заржав, лошади понесли быстрее, а экипаж еще сильнее стал подпрыгивать на брусчатке. Улицы в открытом окне мелькали с такой скоростью, что казалось мы берем разбег перед тем, как взмыть в высь.

Она деловито помассировала виски и начала свою исповедь. И пока мы добирались к месту проведения ритуала Индира не затыкалась, мешая сосредоточиться, и вызывая ненависть самолюбованием и сквозящим меж строк пафосом. Уж лучше бы она убила меня «до» этого бесконечного монолога, щедро сдобренного манией величия и уверенности в собственной правоте.

Вот ведь странно, почему ни один из злодеев, не может завершить начатое молча. От чего необходимо поделиться своим гениальным замыслом, силясь вызвать восхищение у потенциальной жертвы, поглумиться над глупостью и доверчивостью, рассказать о своих планах, и обязательно покаяться, силясь вызвать в том, кого, не ровен час, ты прикончишь самым жестоким способом хоть капельку жалости…