Перемирия не будет (СИ) - Горенко Галина. Страница 42

Сегодняшний бал мог бы стать одним из многих.

Люди, пусть их было не так много, как обычно, и всё же по мне — больше дюжины — уже толпа, музыка — та же, что звучала всегда — праздничная и торжественная, еда — изысканная и в то же время безвкусная, да даже пестрящий моими любимыми бледно-розовыми пионами зал, из оранжереи Её Величества, чей чарующий запах напоминал мне цветущие сады родного дома в середине мая, не намекнули мне о том, что будет дальше.

Принимая приглашение на танец от Рейджа я ждала ничего не значащей беседы (а как иначе, в конце концов нас усердно подслушивали), легких комплиментов (он засыпал меня ими с такой частотой, что я наконец перестала алеть ушами и шеей и смирилась) или обсуждения блюд (как всегда великолепных), что подали за ужином:

— Пестрая череда светских раутов, словно летний звездопад — красиво, но обыденно, то ли дело летящая комета, — сказал Рейдж посреди танца опускаясь на одно колено. Музыка оборвалась с надрывом, лишь скрипка продолжила неспешную, томительную мелодию. — Станешь моей? — громко произнес он и протянул руку, в которой держал тяжелый браслет.

— Ты что творишь, Алекс? — зашипела я змеей, пугаясь пристального внимания сгрудившихся по кругу незнакомцев. — Встань сейчас же.

Он засмеялся, ослепляя клыкастой улыбкой.

— Моя невеста, — отчеканил он, и защелкнув браслет на запястье, встал. По руке до самой шее пробежался приятный холодок. Казалось ажурная бронза, будто капкан на медведя, схлопнула зубы-завитушки на моей плоти и сейчас. Не торопясь и со вкусом устраиваясь поудобнее, чтобы замереть навек в одной лишь ей удобной позиции.

Я точно знаю, что, когда сниму перчатку, метал впитается в кожу и так и останется под ней, до самой смерти, мерцая золотистым металлом.

— Дорогие гости, — услышала я голос Себастьяна, он стоял на спускающейся в залу лестнице под руку с Блэр, весь его вид выказывал напускную торжественность и величавость, но лишь те, кто знал его близко, знали — именно такое выражение лица бывает у будущего Правителя, когда он собирается шалить, — этот обыденный, ничем не примечательный вечер перестал быть таковым. Сегодня…мои близкие друзья…обрели друг друга. Долгие лета будущим герцогу и герцогине Серптус. Салют!!!

— Салют!!! — услышала я. — Поздравляем!!!Долгие лета!!! — вторили Кронцессу десятки голосов.

Грянул туш.

И меня вновь закружили в объятьях.

Парадý — новомодный танец со сменой партнеров, сложные па и замысловатые фигуры, несколько параллельных колонн, хороводы и смена партнеров. Я только и успевала шептать благодарности за поздравления, искренние и не очень, и вдруг, после очередного па дернулась как от пощечины.

Ладонь обожгло острой болью, я сжала её в кулак, благо музыка закончилась и часто-часто заморгала, пытаясь сморгнуть слезы. Завершая фигуру, рядом остановился Рейдж. Мимолетного взгляда, брошенного в мою сторону, хватило ему на то, чтобы понять — что-то случилось.

Он вывел меня на балкон, распахнутый настежь и прикрыв широкой спиной от любопытной толпы спросил:

— Что случилось, милая?

Без слов я протянула ему ладонь.

На белоснежном шелке ярким пятном расплывалась алая клякса моей крови.

— Прости, — прошептала я и не удержавшись, всхлипнула.

Глава 15

Нет обиды, которой мы не простили бы, отомстив за нее.

Уже утром, завершая перед зеркалом моцион, я продолжала изумляться своей вчерашней реакции.

Всю дорогу до Серптус мэнор я проревела, захлебываясь и икая, бережно убаюкивая пульсирующую злой болью руку. Сконфуженный и перепуганный моей истерикой Рейдж стоически терпел мои подвывания отбросив попытки успокоить, лишь крепко сжимал меня, сотрясающуюся в рыданиях, гладил по голове и шептал что-то непонятное.

Сегодня же, проводя в сотый раз щеткой по искрящим красным золотом локонам, я только диву давалась, с какой такой радости я целый час орошала слезами герцогу грудь и заснула лишь после крепкой настойки из валерианы и пиона?

Вчера я в очередной раз была столь обескуражена хитростью и подлостью людей, которые посмели испоганить своим вмешательством радостный момент, а их, надо заметить, было не так то много в моей жизни, что от бессилья мне не пришло в голову ничего кроме как побыть просто девочкой и расплакаться. Поддавшись слабости я будто наблюдала за собой со стороны, раздвоившись: одна моя часть слабая и ранимая, хныкала на твердом плече любимого, а вторая думала — Демоны Изнанки, я тёмная ведьма или фея летнего двора?

И пока та самая чувствительная и уязвимая половина придавалась раскаянию и самобичеванию, другую разрывали ненависть и жажда мщения.

___

За завтраком я блаженно улыбалась, силясь успокоить напускной безмятежностью Алекса, и, хотя моя бесталанная игра его не убедила, ему пришёл срочный вызов от будущего правителя, и как бы ему не хотелось оставлять меня одну — пришлось.

— Я скоро, — поцеловал меня в висок любимый. От него пахло беспокойством, и привычный аромат ледяного моря и вереска терялся на фоне этой горечи, — не скучай.

Вот уж чего не собираюсь делать, так это скучать: мне вдруг вспомнилось, что у меня еще есть хребет…

Я выждала с четверть часа, допила отвар, щедро сдобренный ромашкой и, неспеша, поднялась к себе. Отперев вмонтированный в потайную стену сейф, я извлекла на свет гримуар и шикнув на нетерпеливо бьющего хвостом Кота пошла в единственную знакомую мне комнату, лишенную окон — гардеробную.

Приложив ладонь по центру, я с силой надавила на обсыпанную ализариновым янтарным крошевом загрубевшую от времени кожу и нараспев прочла отпирающее заклятие. Книга под моими руками заерзала, и словно нехотя распахнулась, обнажая содержательное нутро, испещренное забористым почерком моей предшественницы.

Я пролистала до нужной страницы, задерживая взгляд на знакомых надписях и приступила.

Вся ведьмовская атрибутика вроде медных чаш и черной соли, когтей крыланов и костяной пыли, ониксовых свечей и кинжалов — глупый реквизит, никчемная символика, хитроумное подспорье для тех, кого фемида обделила силой. Сейчас я не нуждалась в проводниках своей мощи, меня буквально распирало изнутри, разрывало на части от всемогущества, крепко сдобренного ненавистью.

Вседозволенность, с которой каждый, кому сильно не лень вторгался своими грязными лапищами в мою судьбу наконец-то мне опостылела. Никогда не считала себя терпилой и жестоко мстила за несправедливость, а еще скрывалась, убегала, опасалась и тряслась как мышь под веником.

Довольно.

Руны замельтешили перед глазами, складываясь в знакомые, но труднопроизносимые слова. Закорючки вспыхивали и пропадали, впитываясь угольным ожогом в желтые от времени страницы, нагнетая заклятие. Гортанные звуки всегда давались мне не просто, но заклинание необходимо было читать нараспев и не останавливаясь, иначе все будет впустую.

Не меняя тональности, я произносила отчетливо каждое древнее слово, вкладывая всю силу, что копилась во мне столько лет. Вдоль позвоночника пробежал знакомый холодок, кончики пальцев онемели, а ноги затекли от неудобной позы, и всё же я продолжала, выталкивая из себя слова уже по памяти.

Голос стал меня подводить, срываясь на звонких гласных, но я продолжила, скатившись на хрип, битым стеклом царапающий горло. Обожженные подушечки оставляли следы на тлеющих страницах, и впитывая бурые полосы, гримуар забирал свою кровавую дань.

Едва я закончила, захлопнув обуглившийся остов книги, дыхнуло озоном, будто перед грозой, растрепавшиеся пряди встали дыбом, а крошечные искры статического электричества затрещали, ломая естественную защиту пространства.

По началу прозрачно-серый дымок наливался силой и цветом, увеличиваясь в размерах. Темнея с каждым мгновением, он приобретал более четкую текстуру и видимые невооруженным глазом границы.

На меня пахнуло жаром, опаляя ресницы, и я закашлялась от едкого дыма, брызнувшего в глаза: