В огне революции(Мария Спиридонова, Лариса Рейснер) - Майорова Елена Ивановна. Страница 21

Современный исследователь рассматриваемого периода профессор Константин Морозов пишет: «Демократическое развитие России было еще вполне возможно и после захвата власти большевиками, но, став властью, большевики почувствовали ее вкус, воспользовались грубой силой и не дали легитимному волеизъявлению масс проявить себя в полной мере». Эсер М. Вишняк много позже в своих мемуарах констатировал: «Если Октябрь расценивать как легкомысленную или безумную авантюру, ликвидация Учредительного собрания была не чем иным, как предумышленным преступлением». Сохранить и упрочить свой демократический выбор обществу уже не удалось: с разгона Учредительного собрания началась неизбежная эскалация Гражданской войны.

Ликвидация Учредительного собрания стала той точкой невозврата, которая уже делала невозможным никакие надежды на демократизацию, Многие считали, что большей дискредитации социализма, самой социалистической идеи, чем все, что делалось после 1917 года, найти трудно.

В этот решающий момент Мария Спиридонова оказала большевикам значимую поддержку: как всегда пылко и увлеченно она выступала на митингах и «объяснила необходимость роспуска Учредительного Собрания, говорила о роли Советов… и призывала товарищей рабочих и работниц теснее сплотиться вокруг знамени Советской власти». Рядом с ней все рельефнее вырисовывалась фигура Бориса Давидовича Камкова (1885–1938), которого многие даже называли создателем левой фракции в ПСР. Как член БО эсеров он был в 1905 году выслан в Туруханский край, в 1907 сумел бежать за границу. Там Камков познакомился с М.А. Натансоном и В.М. Черновым и вместе с ними сотрудничал в эмигрантской прессе. В 1911 году он окончил юридический факультет Гейдельбергского университета и получил звание доктора права. После Февральской революции вернулся в Россию через Германию, что дало основание правой печати обвинить его в «шпионаже». В то же время часть «левых» считала его агентом-провокатором царской тайной полиции. Разоблачение произошло во время выборов в Учредительное собрание, после чего он был исключен из списка кандидатов, но, тем не менее, был избран. Надо сказать, что грань между «пламенным революционером» и «провокатором» была в то время совсем неприметная: пожалуй, ни один известный общественный деятель ни избежал обвинения в сотрудничестве с охранкой, иностранной разведкой или враждебной партией.

На 1-м съезде ПЛСР (19–28 ноября, Петроград) Камков отметил противоречия между большевиками и левыми эсерами, в основе которых — попытка большевиков утвердить «диктатуру пролетариата», в то время как требование левых эсеров — «диктатура демократии». Однако Камков высказался за тесный блок обеих партий. И тогда «общими усилиями мы создадим такую власть, по отношению к которой никто не мог бы сказать, что это власть отдельной партии, …но власть революционной демократии».

Вместо демократии 20 декабря 1917 года появилась Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и саботажем при Совете народных комиссаров РСФСР — ВЧК. Обычай арестовывать и зачастую казнить заложников стал всеобщим и был легализован. ВЧК, производившая массовые аресты подозрительных, имела склонность самолично определять их участь, под формальным контролем партии, но фактически без чьего-либо ведома. Выпорхнуло откуда-то и разнеслось по России слово «чекист». Официально полагалось говорить: «разведчик», это название считалось хорошим, военным, что всегда ценилось у большевиков. В новом же слове был какой-то чрезвычайно неприятный оттенок. Сотрудники ВЧК носили кожаные куртки: им раздали обмундирование, предназначенное для военных летчиков. Это был подарок Антанты российской армии, найденный большевиками на складах в Петрограде. В первый период после образования деятельность учреждения — основного инструмента реализации красного террора против социальных групп, провозглашенных классовыми врагами, а также против лиц, обвинявшихся в контрреволюционной деятельности, — имела спокойный, будничный характер, в ней царил дух напряженной деловитости.

Хотя левые эсеры тоже приняли участие в работе новой организации, верхушка партии относились к деятельности ВЧК довольно скептически.

Еще 18 декабря 1917 года по ордеру главы ЧК Дзержинского были арестованы некоторые члены Учредительного собрания (как участники «Союза защиты Учредительного собрания»), но левые эсеры во главе со Спиридоновой этот шаг не одобрили, и нарком юстиции И.З. Штейнберг освободил арестованных. 19 декабря 1917 он подписал «Инструкцию» ревтрибуналу о прекращении систематических репрессий против лиц, учреждений и печати и направил соответствующую телеграмму Советам всех уровней. Совнарком несколько раз рассматривал претензии Штейнберга в адрес ВЧК. 31 декабря 1917 года СНК по его инициативе принял решение разграничивать функции ВЧК и Следственной комиссии при Петросовете.

Особенно резко эсер И. Штейнберг выступил по поводу убийства в тюремной больнице двух бывших министров Временного правительства, лидеров кадетов Шингарева и Кокошкина, достойных и уважаемых людей, к тому же весьма нездоровых. Штейнберг, член партии, использовавшей в своей практике политический террор, не смог принять ужасы красного террора, развязанного большевиками в Советской России. В это отрезок времени с ним особенно сблизилась Спиридонова, во многом разделявшая его взгляды.

Вообще период осень 1917 года-весна 1918 года — время исключительной активности Маруси. Практически не проходило дня без ее выступления перед массами. Она все время была на виду. Как член большевистского правительства наряду с Лениным и Троцким она удостоилась внимания иностранных разведок. В аналитической справке начальника французской военной миссии, составленной вскоре после Октябрьской революции и опубликованной в 1971 году, ее характеризовали следующим образом: «Прозвище — „Маруся отравилась“. Одна из лидеров левых эсеров, известна своим террористическим актом при старом режиме, была арестована и подвергнута отвратительному насилию, несколько месяцев находилась в лечебнице для сумасшедших. Считается не отвечающей за свои поступки. Любовница П.П. Деконского, провокатора царской тайной полиции, исключенного из партии социалистов-революционеров».

Факты личной жизни Маруси мало известны — да и была ли у нее личная жизнь? По-видимому, лирический аспект бытия затрагивал ее мало, она по собственным словам «никого не признает и ничего, кроме политики». Личность Петра Деконского мало освещена в истории. Теперь невозможно установить степень его виновности в предъявляемых обвинениях.

Общеизвестно, что многие революционеры совершали миграции из одной фракции в другую, из партии в партию, что позволяло бывшим товарищам считать их предателями и провокаторами. Такие «черные овцы» имелись в каждой партии, особенно нелегальной. Один из крупнейших провокаторов XX века полицейский агент Роман Малиновский по предложению самого Ленина был избран членом Центрального Комитета и лидером социал-демократической фракции в IV Государственной Думе. Фактически Малиновский стал третьим лицом в партии большевиков. Связь с ним поддерживал лично начальник Департамента полиции Степан Белецкий. Малиновский регулярно информировал охранное отделение обо всем, что происходило в стане большевиков, С его помощью о были выслежены и арестованы руководители Русского бюро ЦК РСДРП Яков Свердлов и Иосиф Сталин. Наверно поэтому, несмотря на предложение Романа Малиновского своих услуг новому строю, 6 ноября 1918 года по приговору трибунала он был расстрелян во дворе Лефортовской тюрьмы.

После осуждения революционным трибуналом Деконского на десять лет Маруся сначала не могла поверить в его вину, затребовала все материалы по делу, а потом решительно вычеркнула его из своей жизни. Характерно, что эта сомнительная связь не повредила репутации женщины ни среди однопартийцев, ни у большевиков.

26 ноября на II Всероссийском съезде Советов, провозгласившим Советскую власть, Мария Спиридонова была избрана в состав президиума, но на самом деле в разгар переворота находилась в поездке по южным городам. В президиуме съезда вместе с Лениным, другими вождями большевиков и несколькими левыми эсерами заседала И.К. Каховская, оказавшаяся единственной женщиной в президиуме судьбоносного съезда.