В огне революции(Мария Спиридонова, Лариса Рейснер) - Майорова Елена Ивановна. Страница 43

Событием культурной жизни обеих столиц явилось возвращение в Россию из Германии в марте 1904 года наиболее влиятельного и культурнейшего из символистов, «русского европейца» Вячеслава Иванова. После выхода в свет первой книги стихов Иванова — «Кормчие звезды», ставшей новой главой в развитии русского символизма и с восторгом принятой критиками, он был безоговорочно признан лидером символистов. В 1905 году поэт поселился в Петербурге. Его квартира на шестом этаже дома на углу Таврической и Тверской улиц, известная как Башня, стала идейным центром, лабораторией» поэтов. «Башня» Вяч. Ив. Иванова играла роль, подобную «Дому Мурузи». На журфиксы по средам сюда съезжались все творческие силы Серебряного века: поэты, мыслители, художники. Андрей Белый в мемуарах с долей зависти писал о популярности Иванова: «Иванов сказал!» — «Был Иванов!» — «Иванов сидел». Словом: Иванов, Иванов, Иванов, Иванов! Как он умен, как мудрен, как напорист, как витиеват, как широк, как младенчески добр, как рассеян, какая лиса!»

«Лебедем надменным» вторгся в литературное общество «Серебряного века» Николай Гумилев — некрасивый, но необыкновенно обаятельный. Он посещал «башню» Вячеслава Иванова, где имел успех и после чего, по его собственному выражению «окончательно пошел в ход». Поэт познакомился с В.Э. Мейерхольдом, С.К. Маковским, М.А. Волошиным, который пригласил его к себе в Коктебель, Знакомство с Волошиным закончилось дуэлью из-за женщины, вернее, из-за ее мистификации. Загадочная испанка Черубина де Габриак, заочно влюблявшая в себя поэтов и издателей, оказалась хроменькой русской поэтессой Е.И. Дмитриевой, которая вместе с Волошиным мистифицировала всех из мести Гумилеву. Он якобы обещал на ней жениться, но не сдержал слова и вспоминал о романе с Елизаветой в очень грубых выражениях. Волошин вступился за честь возлюбленной и дал оскорбителю пощечину. Дуэль состоялась на Черной речке, там же, где стрелялись Пушкин с Дантесом. Но времена изменились: жертв не было.

В это время в Петербурге начали издаваться стихи Анны Ахматовой, которые очень скоро приобрели широкую популярность. Анне, в ее бытность Аней Горенко, Гумилев три раза делал предложение, но получал отказ. Они снова встретились в литературных салонах Петербурга и вскоре объявили о своей помолвке. Венчание состоялось в Киеве, где жила Анна, в апреле 1910 года. Все, кто знал эту пару, были уверены в недолговечности их союза.

На одном из вечеров в «Башне» Вячеслава Иванова произошел скандал: большинство восторгалось стихами Анны, но Гумилев сделал критическое замечание, на что услышал от своей жены «Все равно мои стихи лучше твоих!». Это стало началом большой ссоры, подпитываемой славословиями в адрес Анны со стороны «башенного» общества.

К этому времени супруги дали друг другу свободу в любви. Но связь Анны с Модильяни, с которым сам Гумилев ее и познакомил во время их путешествия во Францию, и к которому она уехала на деньги Гумилева, была для него мучительна. А Анна, узнав об отношениях Николая с В.А. Неведомской, устроила скандал и уехала к родным в Киев. Рождение сына Льва, казалось, примирило «Гумильва и Гумильвицу», но после отъезда Гумилева в Африку Анна нашла письмо от красивой и одаренной актрисы О.Н. Высотской о рождении у нее ребенка от Николая. Отсутствующий Гумилев не мог себя защитить.

Все перипетии этих сложных романтически-поэтических взаимоотношений широко обсуждались в творческой среде.

Рейснеры со своими литературными потугами были слишком мелкотравчаты и для салона Мережковских, и для Башни, и могли только со стороны наблюдать перипетии этих волнующих событий.

Впрочем, они заняли собственную нишу в творческих кругах.

Лариса вошла в мир петроградской богемы, стала постоянной участницей поэтических вечеров и завсегдатаем нескольких ресторанов, где происходили встречи творческой молодежи. К этому времени относится ее дружба с Михаилом Леонидовичем Лозинским (1886–1955), «взрослым» мужчиной, поэтом и переводчиком, редактором журнала Аполлон. «Очаровательный, изумительный, единственный Лозинский, большой, широкоплечий, дородный. Не толстый, нет, а доброкачественно дородный. Большелицый, большелобый, с очень ясными большими глазами и светлой кожей. Какой-то весь насквозь добротный, на иностранный лад, вроде василеостровского немца. Фабрикант, делец, банкир. Очень порядочный и буржуазный. И безусловно, богатый» — писала о нем Ирина Одоевцева.

Сын известного юриста и страстного коллекционера книг Л.Я. Лозинского, он прослушал курс лекций в Берлинском университете и получил два диплома Петербургского университета — юриста (1909) и филолога (1911). Как много общих воспоминаний! Как много сходства во взглядах! Лозинский приходился дальним родственником А. Блоку, был участником «Цеха поэтов». Дружеские отношения связывали его с О. Мандельштамом, А. Толстым, Н. Гумилевым. Красавица Лариса познакомилась через нового друга со многими «властителями умов» и ощутила себя равной среди равных.

Действительно, она писала изощренную многословную прозу и иногда «творила» декадентские стихи. Поэтическое наследие Ларисы Рейснер составило двухтомник, выпущенный после ее смерти. Особенные восторги вызывало стихотворение, которое приводится почти во всех ее биографиях:

В.А. Злобин, критик и публицист, в написанном в эмиграции рассказе «Ларисса» поведал о своих встречах с нею и ее отцом, коснулся и истории возникновения литературного журнала «Богема». «Издавать журнал — настоящий, — было и в те времена в России делом не легким. Но все как-то устроилось довольно быстро, что теперь мне кажется несколько подозрительным. Михаил Андреевич Рейснер стал президентом Российской академии наук при большевиках не случайно. Думаю, что его связь с коммунистической партией была крепкая, давняя, хотя прямых доказательств этому у меня нет. Так что возможно, что «Богема» издавалась на большевистские деньги. С третьего номера среди сотрудников началось «брожение» и нелады, в которых я разбирался плохо, но был неизменно на стороне Лариссы. В конце концов мы с нею вышли из состава редакции, передав журнал главе «оппозиции», поэту Алексею. Лозине-Лозинскому (1886–1916). Вести журнал он был совершенно неспособен, и через два-три номера — не помню точно — издание прекратилось».

Отец ввел свою очаровательную дочь в круг профессиональных литераторов, где она привлекла внимание многих не столько яркой индивидуальностью, сколько юностью и красотой «У меня голова, психика, область абстрактной мысли, объективного познания и личных субъективных переживаний не отделены друг от друга непроницаемыми перегородками. То, что переживает одна часть мозга и нервов, переживается всем организмом. Для меня умственная жизнь не есть трудный и мучительный экзамен, который я сдаю ради интеллигентского аттестата зрелости», — писала она А. Лозина-Лозинскому, одному из своих горячих поклонников. Этот оригинальный незаурядный поэт, писавший под псевдонимом «Любяр», потеряв ногу, несколько раз пытался покончить с собой. Он прожил всего 29 лет.

Георгий Иванов вспоминал: «…я получил повестку общества "Медный всадник" на заседание памяти поэта Любяра. На этот раз самоубийца-неудачник своего добился». Собравшаяся молодежь скоро забыла о поводе, по которому собралась, начались разговоры, шутки, какой-то случайный молодой человек спел, аккомпанируя себе на рояле, куплеты… Вечер превратился в фарс. Лариса расплакалась, топала ногами и обвиняла присутствующих в черствости и бестактности, кричала, что пришла на вечер памяти поэта, а ее угощают пошлостью. И далее: «Вечер был безобразный, что и говорить. Но… мне казалось, что, может быть, именно такими поминками был бы доволен этот несчастный человек».