Туманы Серенгети (СИ) - Аттэр Лейла. Страница 68

— Я немного в тупике, потому что взяла здесь ипотеку, — тараторила она, скорее самой себе, чем мне. — Но я могу продать дом. И уйти из школы. Но что я буду делать на ферме? Мне придётся найти работу. Но мы посреди пустоты. Опять же, что ты будешь делать здесь? Я тебя знаю. Ты не сможешь долго сидеть, сложа руки, ничего не делая.

— Я могу выращивать лаванду, — я перебил её поток мыслей. — Мы можем устроить лавандовую ферму. Я знаю землю и знаю небо. Между нами говоря, я могу вырастить практически что угодно. Мы можем завести малышей с розовыми пухлыми щёчками. Повсюду будут резиновые уточки. Ты можешь продолжать преподавать. Или нет. Как захочешь.

— Малышей, — улыбнулась она. — С тобой, — её взгляд устремился вдаль, будто она представляла их маленькие лица. — Нарисуй мне ещё одну картинку, Джек, — она закрыла глаза и откинулась назад. — Но на этот раз в Танзании.

— Я мог бы оставить ферму. Ты бы оставила коттедж. Это было бы наше маленькое любовное гнёздышко. Ты бы собирала кофе и мирилась с сумасбродной старушкой. Твой начальник будет требовать от тебя всякие непристойности. Работа будет долгой. Зарплату будут выдавать арахисом — как раз достаточно, чтобы оплатить коттедж. Мы будем навещать Схоластику. Бахати может сидеть сзади с Гомой, но слева от неё. Она сейчас наполовину глухая на то ухо, так что это сработает отлично. Мы можем завести малышей с розовыми пухлыми щёчками. Повсюду будут резиновые уточки. Ты можешь учить их на дому и, может быть, каких-нибудь других детей тоже. Сейчас они проделывают долгий путь, чтобы попасть в школу. Ты могла бы научить их думать, вместо того, чтобы говорить, что им думать, чтобы, когда они вырастут, они были лучше нас. Но выбор будет за тобой. Всё, что захочешь.

Жёлтая уточка плавала, пока Родел молчала, по-прежнему с закрытыми глазами. Верхушка её соска выглядывала на меня через пузыри. Мокрые локоны волос исчезали под поверхностью. Губы слегка изогнулись. О чём бы она ни думала, это было что-то хорошее.

— Да, — сказала она, когда наконец-то открыла глаза. — Я очень этого хочу.

— Какую часть?

— Всё это. Я хочу всего этого с тобой. Здесь. Там. Это не особо важно. — Она подвинулась к краю ванны так, что я почувствовал её дыхание на своих губах. — Но прямо сейчас, когда я открыла глаза, со мной осталась картинка зелёных качелей на крыльце красивого белого дома. Это то, что тронуло моё сердце. Так что я остановлюсь на этом. Поехали в Танзанию, Джек. Давай попробуем.

В её голосе были искренность и волнение — искра чего-то, что не оставило у меня сомнений по поводу того, чего она хочет этого не для меня, а для себя. Оказывается, в конце концов, она была авантюристкой — исследователем, как и остальная её семья. Она готова была прыгнуть вместе со мной, и от этого моё сердце стало до невозможности больше.

Я захватил её влажные губы, и меня охватила необходимость поглотить её, впитать её каждой своей порой. Я скинул с себя одежду и залез в ванну, сначала одной ногой, а затем другой. Родел завизжала. Резиновая утка пискнула, когда я сжал её. Вода полилась на пол.

Было скользко, неудобно и совсем сумасшедше, но мы рассмеялись, потому что были под кайфом от любви и паров бесконечных возможностей.

— Да, чёрт возьми! — прорычал я, царапая зубами её мягкую, нежную шею. — Поехали в Танзанию. Но я надеюсь, что ты помнишь, что я сказал. Если ты когда-нибудь снова туда придёшь, я заявлю на тебя права. Ты моя, Родел Харрис Эмерсон. Вся моя.

Глава 31

В день нашей свадьбы Аристотель сбежал из дома. Схоластика выпустила его из коробки, чтобы помыть. Она отвернулась, и он умчался.

— Ну и молодец, — Гома поправила свою фетровую шляпу. Для неё никаких перьев и цветов на голове. — Если бы ты жил до ста пятидесяти лет, тоже не захотел бы всё это время быть в дерьмовой коробке.

Она подняла полузанавес на кухне и хохотнула от вида поисковой группы, которая должна была искать его: Бахати, шафер и почётный друг невесты, делал селфи в купленном за чужой счёт костюме.

Схоластика, наша цветочница, кружилась в новом платье по кофейным плантациям, пока её тётушка Анна бегала за ней с шляпой.

Дети Анны играли в классики в грязи, спрятав белые носки в обуви.

Родители Родел пытались уговорить Олонана продать им его серьги.

— Аристотель может забраться по их ноге и укусить за задницу, и они не заметят, — сказала Гома. — А ты, — она повернулась ко мне и попыталась поправить галстук, но не совсем могла дотянуться до узла. — Не подглядывай в гостиную.

Причёска, макияж и гардеробная — там для Родел делали всё те же девушки, которые приезжали в отель. Я не мог дождаться, когда увижу Родел в свадебном платье, но, чёрт возьми, как долго это тянется?

Гома хохотнула, пока я ходил из стороны в сторону.

— Джек… — она затихла и похлопала по стулу рядом с собой.

— Хотела бы я, чтобы здесь был твой дед, — сказала она, когда я сел. — Он бы так гордился. И твои отец с матерью тоже. — Она смотрела на стол и рассеянно кивала. — И Лили… — её голос надломился на этом имени. В моём горле вырос ком. Я обвил её рукой и притянул к себе. Она положила голову мне на плечо, и мы разделили милый, тихий момент.

— Я устала, Джек, — сказала Гома. — Но видя тебя и Родел вместе, я дышу по-новому. Лучше вам поскорее завести детишек. Не для меня, конечно. Я ненавижу детей. Кричат, какаются и не приносят никакой пользы. Но это нужно для того, чтобы ты суетился над кем-то другим и оставил меня к чертям в покое.

— Я не суечусь над тобой.

— Ох, да? Я засыпаю на пару часов, а ты ходишь на цыпочках за моей дверью. Я не скончаюсь во сне, Джек. Это не в моём стиле.

Я хохотнул.

— Ну, скоро ты можешь столкнуться с одним из этих кричащих, какающих, бесполезных существ.

— Нет! — Гома шлёпнула меня по руке. — Да? Скажи мне!

— Осторожно. Я могу начать думать, что тебя это действительно волнует.

— Я просто хочу знать, чтобы запланировать свой круиз. Я вернусь, когда он вылезет из подгузников и будет спать всю ночь.

— Ты никуда не поедешь, Гома. Скоро тебе самой понадобится кто-то, кто поменяет тебе подгузники.

— Закрой свой грязный рот, — велела она, но улыбнулась и посмотрела на меня так, как всегда — будто я был для неё важнее всего мира.

— Мы готовы! — одна из девушек выглянула из гостиной. Джози. Или Мелоди. Или Вэлери. Я никогда не мог сказать точно.

Я попытался что-то сказать, но в итоге улыбнулся как идиот. Родел была по другую сторону стены. Готовая идти к алтарю.

— Спасибо, — сказала Гома, отвечая за меня. — Мы начнём выводить всех в амбар.

Мы расчистили амбар и переместили животных в хлев. На деревянных балках висели гирлянды и люстры. Большинство гостей уже сидели, когда мы вошли. Бахати стоял сбоку от меня, пока мы ждали Родел. Джоди, Валери и Мелоди вошли первыми. Телефон Бахати запищал. Он быстро взглянул на него и напечатал ответ. В другом конце комнаты пискнул ещё один телефон. Одна из девушек, которые только что вошли, вскочила со своего места, чтобы выключить звук.

— Это которая? — спросил я Бахати.

— Понятия не имею, о чём ты говоришь, — он выключил телефон и улыбнулся мне.

Следующей вошла Схоластика. Её улыбка была размером с луну, пока она шла ко мне, забывая разбрасывать по пути цветы. Я хохотнул, когда она презентовала мне корзину, полную лепестков. Она сохранила их все для меня.

А затем вошла Родел, и весь мир замер. Прошёл год с тех пор, как мы вернулись из Англии, и ей по-прежнему удавалось лишать меня дыхания. Её плечи блестели, пока она стояла мягким силуэтом у входа. Волосы были распущены и придерживались одной лилией. Она была видением в этом платье, которое сшила ей Гома. Оно было длиной до колен, с облегающим силуэтом и тюлевой юбкой. Край был не совсем ровным, но никто не хотел спорить с видением Гомы.

Возможно, отец Родел проводил её к алтарю, но всё остальное померкло. Я видел только её. Казалось, она шла ко мне целую вечность.