Любовь Жар-птицы (СИ) - Арнолд Мэри. Страница 38

- Вера, - Костя в следующую секунду прижал её к груди, сильно сжимая ладони на её спине. Нежный поцелуй в светлую макушку, который заставляет её громко всхлипнуть. - Не плачь, милая.

Слёзы покатились ещё больше после этих слов. Она запретила себе оплакивать родителей уже несколько лет назад. Через год после смерти мамы. Она не плакала на похоронах тёти Дуси, просто прижимала Сашку к груди и ждала, когда сможет вздохнуть. Но не дождалась. Ни тогда, ни через год...

Пока не встретила Орлова. Он ломал все её установки и стены, а они рушились в несколько секунд, открывая то, что она с таким усилием прятала...

Было больно... Чертовски больно... Адски больно, словно резали по живому, забыв дать обезболивающие...

Больно и страшно... Страшно от того, что внутри уже поселилась надежда на то, что эти раны затянутся быстро. И эта надежда обнимала её и просила не реветь... 

Глава двадцать вторая

- Здравствуйте, в эфире новости с Алисой...

Вера отвернулась от телевизора к окну, устроив голову на подтянутых к груди коленях. На крыше противоположного дома миловались голуби. Почему-то на фоне голубого безоблачного неба они смотрелись ещё красивее и было трудно оторвать от них взгляд.

Неожиданный вздох вырвался из груди, а вместе с ним и нервные, колющие изнутри мысли, которые она отчаянно пыталась сдержать с ухода Кости на работу. Удавалось с трудом, но она смогла продержаться половину дня. Несколько часов без него, точнее без мыслей о нём. И это не то чтобы радовало, скорее наоборот... Приходилось напоминать себе, что он не может проводить всё своё время с ней. Это невозможно, особенно для человека, который занимает определённый статус в обществе. Она не должна настолько эгоистично себя вести. Даже те минуты раннего утра, перед его уходом в офис, она забирала на себя. Впитывала, не отпускала, хваталась за них, но они всё равно пролетали слишком быстро. Она не успевала им надышаться так, чтобы хватило на весь день. А затем снова закрытая дверь перед глазами, горящие губы после поцелуя и дрожащие руки, которые ещё некоторое время не смогут взяться за мытьё посуды после завтрака.

Это был самый неожиданный поворот в её жизни. До сих пор не может понять как этим изменениям относиться. Постоянно возвращалась назад, задавала вопросы, на которые не всегда могла найти ответ.

Что она делала в моменты одиночества до знакомства с ним? Отсыпалась после ночи в клубе, проводила время с Сашкой, напоминая самой себе, что она всё ещё мать, внимание которой требуется дочери. А потом снова уходила вдоль по улицам, стараясь быть ещё более незаметной, в конце пути скрывалась за толстой железной дверью, попутно кивая охранникам и всем остальным кто встречался по дороге в гримёрку.

Смогла бы она отказаться тогда, почти месяц назад, от его предложения? Несмотря на все опасения, угрызения совести и прочие "прелести" - нет. Не смогла бы. Как ни крути, но оставалась всё той же меркантильной дрянью, которой очень нужны деньги. И как оказалось они были нужны настолько, что она отправила дочь в лагерь, а сама легла в постель с неизвестным ей мужчиной. Она ведь даже с Маратом себе такого не позволила. Держала его на расстоянии больше полугода.

И ничего не изменилось. Она всё та же дрянь, которой нужны деньги, но только реши он сейчас о её дальнейшем присутствии рядом, Вера откажется от всего кроме Сашки. Рядом с ним ей ничего не нужно лишнего. Она и так счастлива.

Костя снова будет поздно. Он предупредил ещё утром, точно так же как и четыре дня назад. И она снова дождётся его. По другому не сможет. Встретит, еле сдерживаясь от ненужных причитаний, едва заметив усталость в серых глазах.

Орлов был занят. Занят глобально и она не имела права его отвлекать. Но хотелось поступать с точностью наоборот. Его не хватало, было слишком мало. Их общение можно было измерить ничтожными минутами.

Она банально скучала по нему.... Да так, что сердце болезненно сжималось.

И ей так же очень-очень сильно хотелось прижать его к себе и не отпускать.

Вера не могла переключиться на что-то другое. Почти неделя без него. Одна. В его квартире. В состоянии ещё более худшем, чем в самом начале. Тогда она была тоже одна, не понимая ни его, ни себя, ни происходящего. Сейчас всё гораздо сложнее. И несложно было признать, что она добавляла трудностей своими мыслями, бесконечными мыслями, о которых Костя знал. Она перебарщивала в чувствах, в эмоциях. Ходила буквально по краю, едва сдерживаясь чтобы избежать наплыва истерики или приступа невыносимого счастья. И это было не совсем нормально. Она привыкла к той стене, которая удерживала её от всего на свете, без неё приходилось балансировать самой. А это было очень тяжело и иногда даже больно.

Женщина в последнее время часто вспоминала родителей. Пыталась раскопать в завалах памяти моменты или события, которые значили для них столько же, сколько для неё теперь значило знакомство с Орловым. Почему она никогда не интересовалась их жизнями? Почему думала только о себе? Почему она настолько плохая дочь?

Они даже почти не снились ей. Только в первую ночь после ухода папы и в ночь на девять дней после смерти мамы. Совсем не изменившиеся, такие, каких она помнила с детства. Мама со светлыми волнистыми волосами, которые всегда были перекинуты на левое плечо, её зелёные глаза, пухлые губы и родинка на правой щеке. Папа со светло-русым ёжик, каре-зелёными глазами и тёплыми ладонями, которыми он так часто обнимал её или гладил по макушке.

Вера не помнила их ссоры, косые взгляды и возмущённые вздохи. Скорее мелкие недоразумения, которые они как можно скорее спешили исправить вместе. Их брак можно назвать идеальным. Особенно в настоящий момент, когда она начинает думать и задавать себе ненужные вопросы, на которых ответы она не знала и предпочитала не фантазировать. Вера и так казалась себе ненормальной, не хотелось опускаться до сумасшедшей.

Она бы, наверное, так не смогла. У неё, к сожалению, не та ситуация, в которой всё обоюдно и счастливо. Можно сказать, что счастье быть с кем-то не для неё. Да и кто захочет быть счастлив с ней? Ей тридцать. Она даже не знает, точнее не помнит, какого это жить нормально, но очень хочет начать заново. Не одной погружаться, а с кем-то. Чтобы доказать Сашке, себе, всему миру, что она не совсем потеряна, что может и хочет жить. Как бы это сложно не было.

Сложно было представить кем она была бы, если не событие, сломавшее её прежнюю жизнь. Стала бы звездой отечественного балета? Заслужила бы мировое признание? А возможно скатилась бы в яму, которую так модно сейчас называть "творческим кризисом". Никто не сможет дать ей стопроцентную гарантию, что её жизнь была бы самой прекрасной на свете. Может ей готовилось ещё более худшая участь. С её прежними замашками она не смогла бы стать верной женой, ждущей мужа с работы в заляпанном переднике и с горячим ужином. Нет. Это не её история. Она росла в танцевальном зале, каждый день мучая свой организм голодом, растягивая связки и сухожилия. Неоднократно допуская переломы, вывихи, не до конца восстановившись, на сильных обезболивающих в очередной раз выступала в новой постановке, в которой готова была сама из себя выпрыгнуть, дабы показать свой талант. Кураж, адреналин, первые аплодисменты, а потом судороги ночью, голодные обмороки, головокружения. Расшатанная нервная система после очередных жёстких слов преподавателя о собственном весе и новая диета с ещё более строгими условиями. Это были обычные явления в её окружении, на них никто не обращал внимания, как и на многочисленные подлянки, подставы и ссоры среди учеников. Пропавшие, испорченные пуанты, мокрая одежда, подножки, толкания... Кому нужно разбираться в отношениях друг с другом у малолеток? Главный девиз "Идти в зал и работать!", наплевав на уязвлённую гордость, рваный купальник и слёзы на глазах. Вера до сих пор это помнила, как будто всё было вчера. Нет. И ещё раз нет. Она не та, с которой можно встретить старость.