Космос во мне (СИ) - Арсе Доминика. Страница 65

Тем временем тупая безликая ненависть к Алене, к гвардейцу Миранде, или как там ее… прошла, как и недоумение от случившегося. Я стал искать конкретные причины и оправдания ее предательства, не желая мириться с тем, что она могла быть подлой, злой, чужой. Как бы ни ненавидел ее, все равно мысли о ней были пропитаны теплотой. Все напоминало Аленку, ту нежную, чувственную, родную. Я не верил, что это могло быть игрой… Мысли о ней, будто прослойкой шли в параллель с любыми другими. О чем бы ни думал, в этот же момент думал о моем ангеле, с которым вместе испытали столько эмоций.

Мне хотелось оправдать ее. И первое, что приходило на ум: она узнала, что я гвардеец. Узнала еще до Эланы, поэтому и решила подать сигналы стервятникам. Я стал перебирать конкретные события, которые могли выдать в ней истинные намерения. Перебирал в памяти наше пребывание на промышленной планете. Ее взгляд… ее слова. Как она смотрела на шрам… Тот разговор в баре на Элане, те не совсем ясные вопросы. Быть может все дело в родителях? Могла ли она считать, что я виновник в их смерти? А что если она знала намного больше, чем я? Что если мой бред, мои кошмары, порождающие его, выдали во мне некое чудовище?

Но как же так? Она ведь продолжала быть со мной. С такой неподдельной искренностью. Неужели это могло быть фальшью. Ведь именно этого не могу ей простить… Кто бы мог подумать, гвардеец, ненавидящий других гвардейцев. Или каких — то конкретных? Быть может тех, что предали службу и династию?

Гвардеец Миранда, да вы идеалист. А я ослепший от любви идиот, который не видел очевидного. Правую кисть она отрезала сама. Почему бы не поверить врачу? Теперь — то знаю, что она гвардеец. Когда спрашивал ее зачем, она так и сказала: «потом все узнаешь»! Вот и узнал… все узнал. Получается, она была честна со мной, по крайней мере в какой — то степени. Никаких обещаний не давала, ничего. Даже в любви призналась, когда я был в ловушке. Да и зачем это было делать в преддверие того, как все будет кончено?

Может, все дело в том, что я для нее тоже дезертир, коих она ненавидит?

В какой — то момент все это потеряло смысл. Оправдания, укоры и прочее. Мысли, что не выходили за рамки моего сознания, оказались пустотой. Я был маленьким человечком, бьющимся в куполе собственного сознания. Что бы ни спрашивал в своих вымышленных сценариях у Аленке, ответ давал себе сам. Все, что имел, было лишь мое. И только мое. Никакой связи с той, что разбила мое сердце. Никаких ее ответов и никаких моих вопросов. Наконец, я подвел себя к новому вопросу. Ответ на который я все же смогу дать.

Зачем?! Зачем продолжать уничтожать себя?

Гвардейцы пришли за мной довольно неожиданно. Пристегнули к цепи за ошейник и потянули за собой, как собачку. Все это время я оставался в кандалах, что сковывали движения. Но я привык, ибо ко всему привыкаю и приспосабливаюсь. К любым условиям, любому миру, планете, кораблю, воздуху, боли, подлым и циничным людям. Привыкаю, если есть горящая звездочка где — то впереди.

Но теперь ее нет. Я вдруг почувствовал себя лодочкой, что несется по течению реки. Может, хватит биться с судьбой за управление собственной жизнью? Как я устал…

Принцесса предстала передо мной в вуалевой ночной сорочке, которая совершенно не скрывала ее прелестей. Она будто бы издевалась, демонстрируя мне свои идеальные формы и пропорции. Гвардейцы и рыцари прятали глаза, уводили взгляды в стороны или утыкали их в пол, покорно ныряя под платье, точнее падая на колено. А я смотрел ей прямо в глаза и ждал…

— Оставьте нас, — произнесла мягко и даже сонно.

От нее веяло удовлетворением и чем — то еще. Женщина воспринимала гвардейцев, как мебель, которую можно сдвинуть или убрать по велению или капризу. А можно и оставить, все равно они бездушные твари.

Охрана ретировалась без возражений. Лишь рыцарь, что предлагал меня проучить, убрался медленно и неуверенно, вероятно показывая тем свою искреннюю преданность и отцовское беспокойство.

Филисия легла боком на своей кровати три на три, подперла локотком голову. С умилением посмотрела на меня.

— Ну, — раздался ее голос. — Как поживаешь, Габриэль? Что делал все эти годы, рассказывай.

Ее непринужденность ввела меня в замешательство. Усмехнулся ей в ответ.

— Я знала, что ты рад мне, — произнесла с сарказмом и перевернулась на спину.

Потянулась сладко, понежилась, как коша, повернула голову и снова посмотрела на меня. С такой нежностью, что стало противно.

— Мой…

— Зачем я тебе? — Вырвалось из меня хриплое.

Филисия рассмеялась гадко. И в глазах что — то просияло. Она ведь, наконец, услышала мой голос.

— Ты, ты… чертова избалованная сука, — прошипел раздосадовано. — Прикончи меня уже! Закончи дело, убей.

Пусть и взыграла моя гордость. Но я в полной мере осознавал сказанное. Издеваться над собой не позволю!

Принцесса подорвалась с кровати, как ужаленная.

— А ну брысь отсюда! — Рявкнула на ворвавшихся карать меня гвардейцев и подошла ко мне с бешеными глазами.

В голове кольнула боль. Я стиснул зубы, понимая, что это сделала она, и готовясь к худшему. Но все прошло, будто Филисия на мгновение потеряла контроль и свершила это случайно.

— Убить? — Прошипела она, как та еще змея и ухватила обеими руками за волосы. — Убить и лишиться всего этого?!

Руки опустились к лицу и стали мять его и щулать, будто она слепа и невменяема.

Я не мог сопротивляться, ибо руки скованны. Но дернул шеей, дабы выказать свое недовольство. Я ей не кукла!

Она тут же влепила пощечину. А я оскалился в ответ. Получил еще… затем еще.

Принцесса отступила тяжело дыша. В зеленых глазах что — то непонятное. Будто спохватилась. Тут же развернулась, пряча свое лицо.

Я ждал, а она стояла. Минут пять, может больше. А затем я услышал ее тихий голос.

— Я ненавидела тебя, — произнесла, продолжая стоять спиной. — За то, что ты сделал со мной. Я миллионы раз убивала тебя, придумывала самые мучительные расправы…

Замолчала, выдохнула тяжело. А у меня почему — то затлело в груди. И не боль, и не горечь, а будто струну задело, старую, давно забытую струну души.

— Потом я поняла, что не смогу этого сделать, — продолжила еще тише. — Множество мужчин было у меня, но тех ощущений, что испытывала с тобой, ни с одним я так и не смогла испытать. Не знаю, почему ты сбежал Риннидейл, я все тогда продумала, чтобы мы могли остаться. Я… я убила наше дитя. Ни дед, ни отец не узнали о моем позоре и бесчестии.

Обернулась. В глазах слезы.

— Ты считаешь меня жестокой?

Я не ответил. Да… это и есть моя история. Будучи самым доверенным лицом династии, лишил девственности любимую внучку императора, да еще и обрюхатил. Поэтому и сбежал. Духу не хватило принять наказание. И это было моей местью за смерть родителей. За мою поломанную жизнь, лишение родины и детства. Пусть скажет спасибо, что не убил ее. Быть может Филисия и не виновата в моей трагедии, но она часть династии, что приложила к этому руку. Я вынашивал месть давно, но по прошествии времени все будто бы сошло на нет. Повзрослев, я просто перегорел, а когда достиг высоты, решился все же на безрассудный поступок. Месть тогда уже была оправданием перед самим собой.

Я знал, что она не родит, если предоставлю ее самой себе. Знал, насколько сильно она может возненавидеть меня. Ведь обманул ее, вселив надежду и веру в любовь. Обещал, что сбежим, но бросил. Лишил счастья нелюбимую маленькую дурочку. Жаль, что император не узнал. Этого я не мог учесть. При дворе стучали только в путь, а тут почему — то обошлось. Удивительно, даже досадно. Ее бы сослали, быть может на время. Тогда бы многих жертв можно было избежать. Ведь она с самого детства была жестока к подданным, ее капризы поломали судьбы многим. Ее любовь ко мне была наказанием судьбы, я ведь не любил ее, даже не пытался. И чем меньше обращал на нее внимание, тем больше получал. А потом просто воспользовался. И не жалею об этом. Даже в нынешнем положении.