Смерть и девушка, которую он любит (ЛП) - Джонс Даринда. Страница 19

— У них там без десяти слоев никак. Или утепляйся, или помирай медленной и мучительной смертью.

Друзья с пониманием кивали. Но разве могут они на самом деле понять всю глубину моего почти обморозительного опыта?

И все же в некотором смысле в Мэне было даже классно. По Кристал я точно буду сильно скучать.

Когда солнце уже почти село, я с самым беззаботным на свете видом подошла к Кэмерону, который уже поел и сейчас занимался тем, что осматривал окрестности. А еще не сказал мне и десяти слов.

— Привет, — начала я, глотнув апельсиновой газировки и прислонившись к стене рядом с ним.

Он удостоил меня коротким взглядом и снова нахмурился в адрес земли под ногами. Видимо, земля сама напросилась.

— Классная прическа. Тебе идет.

И это была чистая правда. Да и вообще, Кэмерон красивый парень, даже если хмурится, как сейчас.

Однако в ответ я не получила ровным счетом ничего. Даже вшивенького кивка в знак того, что он вообще меня услышал, не получила.

— Если это поможет, я искренне прошу прощения. — Поскольку Кэмерон так и не ответил, я продолжила: — Понимаешь, я думала, что, если уеду, все изменится. Прекратится. И, может, война так и не начнется.

— Мне, по-твоему, не наплевать на какую-то войну? — как будто оскорбился Кэмерон. — Я здесь не для того, чтобы сражаться на войне, Лорелея, а для того, чтобы беречь тебя. Или ты уже забыла, для чего меня изначально создали? Я должен был поехать с тобой.

Я удивленно моргнула:

— Если бы я заставила тебя поехать со мной, что было бы с Бруклин? Твоя девушка — моя лучшая подруга. Но ты об этом постоянно забываешь.

— Она не моя девушка.

По пути домой я, конечно, заметила между ними странную тишину. Брук умеет скрывать и недоговаривать, но тут уже явно что-то не то.

— Что случилось? — спросила я, но потом решила перефразировать вопрос и смерила Ласка гневным взглядом: — Что ты учудил?

Он тут же выпрямился:

— Я?! Это она у нас пыхтит, как чайник.

Я уставилась на него с открытым ртом. Во-первых, «пыхтит, как чайник» я слышала только от бабушки с дедушкой. А во-вторых…

— Ты умудрился взбесить Брук? Как?

— Она утверждает, что у меня нет права злиться. На тебя. — Последние слова он произнес намеренно с нажимом и подался ближе: — Но у меня есть на это все права.

Вот оно что… Мой побег посреди ночи явно причинил больше вреда, чем пользы.

— Она это переживет, — промямлила я. — Мне очень жаль. Меньше всего на свете я хотела, чтобы вы расстались.

Может быть, в этом и крылась причина его злости.

— Настроения Бруклин меня тоже не волнуют, Лор. Я думал… Меня создали только по одной причине. Я существую только потому, что существуешь ты. Если я не могу защищать тебя, то какой от меня толк? Какова цель моей жизни?

— Так вот что у тебя в башке бродит? Думаешь, вся твоя ценность заключается только в том, чтобы защищать меня?

— Ну! — фыркнул Ласк.

Я чуть не рассмеялась. В жизни не слышала, чтобы он употреблял слово «ну». Если это, конечно, можно назвать словом.

— А ты не думал, что, может быть, вся эта кутерьма из-за меня? Может быть, если бы я не родилась, ничего бы и не началось?

— Ни разу не эгоцентрично, ага.

Он прав.

— Ладно, пардон. И все же… разве ты никогда не думал, что такой вариант возможен? Все пророчества твердят, что последний потомок Арабет остановит войну еще до того, как она начнется. Может, сам факт моего рождения и запустил конец света.

В суровом взгляде Кэмерона мелькнуло нечто сродни сочувствию, вот только в нем не было ни намека на заботу и понимание.

— Единственное, что запустил сам факт твоего рождения, — это бесконечный поток проблем на мою задницу.

А вот это было совсем некстати. Но и тут он прав.

***

Пока я продолжала здороваться с нашими друзьями, Джаред не спускал с меня глаз. Мистер Мур, с которым я тоже поздоровалась, только злобно зыркнул в ответ, но по глазам было видно, как он рад, что я вернулась. Моему возвращению радовались и миссис Хендерсон с сестрами Диксон. Да так, что едва сдерживали восторг. Это было по-настоящему мило. А еще здесь присутствовали новички. То есть лица я, конечно, узнавала, но эти люди никогда раньше не были ни прихожанами церкви, ни членами Ордена.

— Дедушка, а тут точно все из суперсекретного клуба?

— А как же! — Он проследил за моим взглядом. — В поисках ответов к нам пришли новенькие, ведь всему городу достался не лучший расклад. — Он взглянул на меня печальными глазами. — Кажется, пора все исправить.

— А ты, случайно, не выяснил, как именно это сделать?

Стиснув зубы, дедушка посмотрел на бабушку, обвел взглядом всех собравшихся и взял меня за руку.

— Хочу тебе кое-что показать.

Дав знак всей компашке, дедушка повел нас вниз по нашей жуткой лесенке, ведущей в наш же не менее жуткий подвал. Не самое мое любимое место в доме, зато там полно воспоминаний. Тоже жутких, но все-таки. Темная комната навеяла щемящую ностальгию, появлению которой я по-настоящему удивилась. Понадобилось время, чтобы осознать это чувство, и я притворилась, будто даю глазам привыкнуть к свету. Наш жутковатый подвал еще никогда меня так не радовал.

В свете одной-единственной тусклой лампочки на потолке дедушка снял с полки старую коробку, где хранились папины вещи. Я уже там копалась. Так и узнала, что папин отец все еще жив и мотает от пятнадцати до двадцати в ближайшей тюрьме.

Жестом дедушка велел мне сесть на старый диван, который стоило выбросить давным-давно, и поставил коробку на кособокий стол, избавляться от которого бабушка наотрез отказывалась, потому что его сделала я в средних классах. Так стол и остался у нас вечным напоминанием о том, чего я никогда не должна делать — работать с деревом.

Брук с Глюком тоже сели на диван и придвинулись поплотнее друг к друг, чтобы освободить место бабушке. Джаред встал у подлокотника так близко, что касался моего плеча. Только Кения, похоже, чувствовала себя пятым колесом. Она обводила глазами подвал, пытаясь придумать, где ей встать. В конце концов она присела на второй подлокотник, рядом с Глюком, который ей тут же улыбнулся. О да! Тут явно что-то происходит!

Кэмерон был занят тем, что оставался Кэмероном, и выбрал местечко у лестницы, по-прежнему отказываясь присоединиться к всеобщему веселью. Так и подмывало сказать ему, что у него лицо застынет в таком виде на веки вечные, но он, к сожалению, не так доверчив, как я. Впрочем, когда я в последний раз поверила в сказочку с застывшим лицом, мне было семь. Ну, максимум восемь.

— Годами я изучал древние тексты, — начал дедушка, — и пророчества, говорившие о конце света, но кое-чего до недавнего времени не замечал. — В поисках чего-то конкретного он покопался в коробке и вдруг остановился, чтобы сосредоточиться. — Во-первых, есть отрывок, где говорится, что перед самым началом войны ты будешь скрываться. Отрывок совсем коротенький, и его легко пропустить.

Я навострила уши.

— Думаешь, речь о моем отъезде в Мэн?

Дедушка кивнул:

— Там говорится о том, что ты пустишься в бега туда, где не светит солнце.

Я усмехнулась:

— В Мэне светит солнце, просто не так часто, как у нас.

— Именно! — Он хлопнул ладонью по столу. — Я хочу, чтобы ты целиком и полностью поняла одну простую истину, звездочка. Все эти тексты — лишь переводы оригинальных записей. Некоторые из них были на французском. Другие — на итальянском. Но самые первые, напрямую от Арабет, были записаны на старинной версии гэльского. Разумеется, их пришлось переводить, и не раз, а это сильно исказило изначальный смысл. В наше время первоисточники давно утрачены. — Дедушка многозначительно заглянул мне прямо в глаза. — Я пытаюсь донести до тебя, до всех вас, что ко всему написанному в документах стоит подходить со здоровой долей скептицизма.

— То есть не понимать все буквально? — уточнила Брук.

— Вроде того. Я говорю лишь о том, что некоторые аспекты могут оказаться неточными.