Игра в «Потрошителя» - Альенде Исабель. Страница 6

Аманда училась в школе-интернате для девочек, которая одной из последних в стране сделала выбор в пользу смешанного обучения, где умудрилась провести четыре года, не замечаемая соученицами, хотя об учительницах и о немногих монахинях, какие еще там оставались, этого сказать было нельзя. Она получала хорошие оценки, но благочестивые сестры, эти святые женщины, никогда не заставали ее за уроками, хотя прекрасно знали, что большую часть ночи она проводит за компьютером, что-то читая или играя в какие-то таинственные игры. Сестры опасались спрашивать, что такое она читает с таким увлечением, ибо подозревали, что читает она то же самое, чем они сами упиваются тайком. Это и могло бы объяснить болезненное пристрастие девочки к различным видам оружия, наркотикам, ядам, вскрытиям, изощренным пыткам и расследованиям убийств.

Аманда Мартин закрыла глаза и полной грудью вдохнула чистый воздух зимнего утра; по острому запаху сосен определила, что машина движется вдоль аллеи парка, а по запаху навоза — что они как раз проезжают мимо конюшен. Аманда подсчитала, что сейчас восемь часов двадцать три минуты: два года назад она перестала носить часы, чтобы развить в себе навыки определения времени, как она умела уже определять температуру воздуха и расстояние, а также изощрила вкусовые ощущения, чтобы в случае чего обнаружить в еде подозрительные ингредиенты. Людей она сортировала по запаху: дедушка Блейк пах добротой — шерстяной жилеткой и аптечной ромашкой; Боб, ее отец, — крепостью и силой: металлом, табаком, лосьоном для бритья; от Брэдли исходил запах чувственности, то есть пота и хлорки; от Райана Миллера — запах верности и преданности, запах псины, лучший в мире запах. Что же до ее матери Индианы, то она пахла волшебством, ибо вся пропиталась ароматами своей профессии.

После того как дедушкин «форд» незапамятного года, чей мотор надсадно рычал и астматически кашлял, проехал конюшни, Аманда отсчитала три минуты восемнадцать секунд и открыла глаза перед дверью школы. «Приехали», — объявил Джексон, как будто Аманда сама этого не знала. Дед, который поддерживал форму, играя в сквош, подхватил рюкзачок, набитый книгами, и легко взлетел на третий этаж; внучка тащилась позади со скрипкой в одной руке и ноутбуком в другой. На этаже было пусто, прочие девочки вернутся только к вечеру, а наутро, после рождественских и новогодних каникул, начнутся занятия. Очередная мания Аманды: первой приезжать куда бы то ни было, чтобы изучить местность перед тем, как появится потенциальный противник. Она терпеть не могла жить в одной комнате с соученицами: всюду раскиданы шмотки, стоит непрестанный галдеж, несет шампунем, лаком для ногтей и лежалыми сластями; без конца обсуждаются последние сплетни, кто-то впадает в истерику, обижается, завидует, насмехается, предает; Аманду все это ни в коей мере не касалось.

— Папа считает, что убийство Эда Стейтона — вендетта в среде гомосексуалистов, — заметила Аманда, прощаясь с дедом.

— На чем основана такая версия?

— На бейсбольной бите, засунутой… сам знаешь куда. — Аманда покраснела, вспомнив видеоролик в Интернете.

— Не стоит спешить с выводами, Аманда. В этом деле еще много непонятного.

— Вот именно. Например: как убийце удалось войти?

— В обязанности Эда Стейтона входило закрывать двери и окна и включать сигнализацию после окончания занятий. Поскольку ни один замок не взломан, следует предположить, что преступник спрятался в школе до того, как Стейтон запер ее, — рассудил Блейк Джексон.

— Будь это умышленное убийство, со Стейтоном расправились бы до того, как он уехал: никто ведь не мог знать, что он вернется.

— Может, убийство было неумышленным, Аманда. В школу проник вор, охранник застал его на месте преступления.

— Папа говорит, что за годы работы в полиции он навидался преступников, способных со страху натворить дел, но никогда еще не встречал такого, кто задержался бы на месте преступления, чтобы надругаться над трупом.

— Что еще говорит Боб?

— Ты знаешь папу: всю информацию из него приходится вытягивать клещами. Он считает, что это не тема для разговора с девочкой моих лет. Первобытный тип.

— В чем-то он прав, Аманда: дело гнусное.

— Оно получило огласку, попало на телевидение, и, если у тебя крепкие нервы, можешь посмотреть в Интернете видеоролик, который сняла на телефон какая-то девочка, когда обнаружили тело.

— Ничего себе! Ну и присутствие духа! Нынешние дети видят столько насилия, что уже ничего не боятся. В мое время… — вздохнул Блейк Джексон.

— Твое время прошло. Меня раздражает, когда ты ворчишь, как старый хрыч. Кстати, Кейбл, ты выяснил что-нибудь насчет исправительной колонии для мальчиков?

— Мне нужно работать, не могу же я совсем забросить аптеку, выкрою минутку и выясню.

— Поторопись, иначе найду другого сыщика.

— Давай-давай: поглядим, кто станет терпеть твои фокусы.

— Дед, ты меня любишь?

— Ни капельки.

— И я тоже. — Аманда бросилась ему на шею.

Блейк Джексон зарылся носом в копну внучкиных курчавых волос, вдохнул запах салата — очередная прихоть: ополаскивать голову уксусом — и подумал, что через несколько месяцев Аманда уедет в университет и его уже не будет рядом, чтобы защитить ее; девочка еще не уехала, а он уже по ней скучал. В головокружительной последовательности перед его внутренним взором предстали все этапы этой короткой жизни: вот хмурая, пугливая малышка часами сидит в палатке, сооруженной из простынь, и в это убежище имеют доступ только невидимый друг по имени Спаси-Тунца, несколько лет сопровождавший ее, кошка Джина и он сам, если только, в знак особого расположения, его приглашали выпить чаю понарошку из крошечных пластмассовых чашечек. «В кого она такая уродилась?» — недоумевал Блейк Джексон, когда шестилетняя Аманда обыграла его в шахматы. Явно не в Индиану, которая парила в облаках, через полвека после хиппи проповедуя мир и любовь, и тем более не в Боба Мартина, который к тому времени вряд ли дочитал до конца хоть какую-то книгу. «Не переживай: многие дети кажутся гениями, а потом застывают на месте. Твоя внучка опустится до уровня обычного идиотизма, когда у нее выплеснутся гормоны», — утешала его Селеста Роко, которая могла нагрянуть к нему домой в любой момент без всякого предупреждения (Блейк боялся ее, как Сатаны).

На этот раз предсказательница ошиблась: в отрочестве Аманда вовсе не застыла на месте, и единственное заметное изменение, вызванное гормонами, касалось внешности. В пятнадцать лет она вытянулась, достигнув нормального роста, ей поставили контактные линзы, сняли брекеты, она научилась управляться со своей курчавой шевелюрой — и возникла тоненькая девушка с точеными чертами, унаследовавшая темные волосы от отца, а от матери — прозрачную кожу. Притом она ни малейшего понятия не имела о своей миловидности. В семнадцать лет она все еще шаркала ногами, кусала ногти, одежду выискивала в секонд-хэнде и всячески ее перекраивала под влиянием момента.

Когда дед ушел, Аманда на несколько часов почувствовала себя полной хозяйкой положения. Через три месяца она окончит школу, где ей все нравилось, если не считать пустопорожней трепотни по спальням, и отправится в Массачусетс, в тамошний Технологический институт, где учится Брэдли, ее виртуальный жених, который рассказывал о лаборатории СМИ, райском уголке для тех, кто обладает воображением и способен творить: в самый раз для нее. Парень был само совершенство — чудак, как и она, с чувством юмора и далеко не урод: занимаясь плаванием, он приобрел широкие плечи и здоровый загар, а полная химических добавок вода в бассейне придала его волосам зеленовато-лимонный оттенок. Его можно было принять за австралийца. Аманда решила, что когда-нибудь, в отдаленном будущем, выйдет за него замуж, но еще не объявила ему о своем решении. Покамест они общались по Интернету, чтобы поиграть в го, поговорить на герметические темы и обсудить прочитанные книги.