Восточный пакт (СИ) - Извольский Сергей. Страница 67

Повисло довольно долгое молчание, после чего государь заговорил снова.

— Я знаю, что такое терять близких людей, не в силах при этом им помочь, Анна Николаевна, и сочувствую вашему положению. Но на кону благополучие государства, так что нам остается только ждать и наблюдать. Рядом с вашей дочерью все же будут сразу три царственных наследника, обладающих несомненными талантами, а один из них уже показал всем, что может удивить.

Я буду молится вместе с вами Анна Николаевна. Грядущая смута в Вольнице только начало, и попробуйте утешить себя тем, что на кону сейчас не только жизнь вашей дочери, но и судьба всей России.

Глава 15

Из гимназии в усадьбу Юсуповых-Штейнберг решил возвращаться пешком. Мне надо было прогуляться на свежем воздухе, подумать над услышанным сегодня, а также осмыслить вообще все происходящее за минувшие несколько дней.

Хотя кого я обманываю — прогулка оказалась вынужденной. С отъездом Мустафы у меня просто больше не было ординарца, поэтому заказать такси оказалось просто некому. Ассистант гимназиста выхода в общую сеть не имел, а мой АйДи на Артура Волкова находился в комнате усадьбы. Когда утром уезжал из поместья, об этом даже не вспомнил — потому что на утро, на семь тридцать, Мустафа как понимаю заказал машину на месяц вперед, и проблема с вызовом не возникла.

Подойти к секретарю в гимназии и воспользоваться его услугой — прямой путь получить взыскание, потому что каждому учащемуся одаренному наличие ординарца предполагалось согласно уставу. Просить же об услуге — ни сокомандников, ни Андре я не захотел. Единственная, к кому мог комфортно и без предубеждения обратиться — ясноглазая Наденька, но она скомкано попрощалась и убежала, едва занятия закончились. Был еще Фон Колер — опекун как-никак, но он после окончания лекции направился по своим важным преподавательским делам.

Я попробовал было пойти за ним и отвлечь на минутку, но у него действительно оказались дела. «Важные дела» с миловидной внешностью дамой, облаченной в униформу преподавательского состава гимназии. Глядя на то, как закрывается за ней дверь кабинета профессора, я задумался. Да, слухи о том, что фон Колер был вынужден покинуть Петербург из-за не очень удачных амурных коллизий, вполне вероятно вовсе не прикрытие его легенды, а самая настоящая что ни на есть быль. И ведущие мою судьбу кураторы из императорской канцелярии просто совместили нужное с полезным. Как это они обычно и делают, создавая многослойные конструкции, в чем я убеждался уже неоднократно.

Не найдя простой возможности заказать такси, я решил не суетиться и прогуляться по улочкам Елисаветграда. Езды на машине не больше десяти минут, значит за час примерно доберусь, даже если идти неспешным прогулочным шагом.

Людей навстречу попадалось немного, машин на улицах и того меньше. Поначалу шагать, погрузившись в мысли, оказалось не очень удобно: центральные улицы старого города почти повсеместно выложены брусчаткой, так что приходилось задирать мыски, чтобы не запинаться о покатые камни. Ходить по таким улицам строевым шагом наверняка то еще удовольствие — вскользь отметил я, мазнув взглядом по фасаду Елисаветградского кавалерийского училища.

Пройдя по Дворцовой улице, свернул на Большую Перспективную — которая также была замощена брусчаткой. После, перейдя мост через реку Ингул, ориентируясь на собор повернул налево, на Пермскую. Именно благодаря куполам собора хорошо запомнил, где поворачивать к усадьбе.

Только после того, как пересек мост закончилась успевшая поднадоесть брусчатка и начался привычный асфальт. Вот только не закончился старый город: шагая по тротуарам, я с интересом оглядывался по сторонам. Непривычно все выглядит. Раньше — из окон такси, внимания как-то не обращал.

Крашенное багрянцем заходящего солнца Бобринецкое шоссе, вдоль которого сейчас двигался по тротуару, оказалось широкой дорогой с зеленой разделительной полосой, на которой высажены тополя. За ними явно следили и ухаживали — одинаково узкими зелеными конусами деревья стремились ввысь.

Пока шагал, оглядываясь с интересом и некоторым зудящим непониманием увиденного, по сторонам наблюдал сохранившиеся с восемнадцатого и девятнадцатого века дома, перемежаемые новостроем. Но из общего ряда недавно построенные дома не выбивались — красный кирпич, клинкерная плитка, темные стеклопакеты, низкая этажность. Двигаясь по тротуару, все никак не мог понять, что же меня исподволь смущает, цепляя внимание. Вскоре догадался — обочин нет. Встречались периодически асфальтированные парковочные карманы, а вот привычные грунтовые обочины, предназначенные по ГОСТу для движения гужевого транспорта, отсутствовали. Словно не в России оказался, а где-нибудь в городской агломерации по типу окраин французского Лилля или бельгийского Льежа.

Несмотря на некоторое, все же присутствующее раздражение собственной непредусмотрительностью, прогулка оказалась удивительно полезной. Пустые улочки и спокойствие тихого города позволили немного расслабиться, а равномерный ритм шага помогал мыслям не сбиваться на развилках ассоциаций, а мне самому не акцентироваться на лишних эмоциях. Так что за сорок-пятьдесят минут успел подумать о многом. И многое обдумать.

Неторопливо шагая под раскидистыми каштанами, выстраивал хронологическую конструкцию первого прожитого в новом мире месяца. Тщательно вспоминал с самого начала, впервые за долгое время вдумчиво вернувшись мыслями к прежней своей физической оболочке и старой жизни. Странно, но я уже себя не воспринимал в полной мере тем, предыдущим. Тридцатипятилетний Артур Волков уже, хотя всего месяц прошел, казался невероятно далеким, даже немного чужим человеком. Тот, кем я сейчас был — это, нынешнее тело, стало уже более своим и родным, что ли. Изменилось даже мироощущение. Я стал совершать больше эмоциональных и нерациональных поступков, словно доставшиеся в наследство вместе с воспоминаниями юношеская порывистость и максимализм понемногу форматировали мое сознание.

Продолжая шагать по тротуарам вдоль шоссе, подумал, что кроме всего прочего впервые за долгое время у меня выдался абсолютно спокойный час. Меня никто меня не отрывал от дел, не беспокоил, не пытался поддеть, завуалированно оскорбить, проверить на прочность, догнать чтобы закрыть в клетку или даже убить. Поэтому я шел и наслаждался неспешным ходом мыслей. Ходом мыслей наслаждался, вот только мысли сами по себе мне не нравились — потому что чувствуется: легкий бег новой жизни прервался, а коготок увяз.

Выторговывав себе самостоятельный год под личиной Артура Волкова, я оказался в роли статиста-наблюдателя. У меня ведь здесь не было никого и ничего. Оставалось только жить и ждать, что произойдет дальше. Или попытаться что-то сделать, найти пути маневрирования или даже отхода. И в этом я вроде бы начал понемногу преуспевать, но события закрутились так, что я сейчас — если говорить прямо самому себе, снова обычная фигура. Причем в положении, гораздо худшем чем при появлении в этом мире. Я ведь теперь на доске — словно появившись на обозримый свет из-за того, что самостоятельно привлек с себе внимание, позволил ввести себя в игру. Да, может быть и не в роли пешки, учитывая мои способности к темным искусствам, но… да что там, обычная пешка. Даже учитывая мои недюжинные способности к темным искусствам.

Способности? Стрела Тьмы в споре со взводом мотострелков не сильно поможет. А если и поможет, то дело исправит подкрепление в виде роты мотострелков. Или несколько других умелых одаренных, пусть поодиночке и не таких могуче-способных, как я.

Происхождение? Пока у меня за спиной нет хороших денег, влиятельных покровителей или больших батальонов, чихать хотели на мое происхождение. Как говорится, кости аристократа хрустят в тисках также музыкально, как кости обычного мещанина.

Размышляя обо всем этом, понимал, что сейчас, когда я умудрился оказаться в фокусе самых разных чужих интересов, печальный вариант развития событий кажется все реалистичнее. Да, меня на свою сторону пытались перетянуть Демидов, как агент ФСБ, и граф Безбородко, как Тайный советник Императорской канцелярии. Пусть это было совсем недавно, но ту диспозицию уже не вернуть: Демидова отстранили, а Безбородко сам отошел в сторону — при этом предупредив мне об опасности для жизни. Демонстрирующую какое-никакое, но все же расположение мачеху внезапно посадили, а Император (может даже сам) прислал банан с намеком. С очень, надо сказать, говорящим намеком.