Три ступени вверх - Рой Олег. Страница 9

Никакого пива ему, конечно, не покупали. Но он все равно требовал, скандалил:

– Давай бегом, одна нога здесь, другая там. Ну? Слышала, что сказал? Мать, шалава, шляется где-то, так хоть ты пошевелись!

Мать «шлялась» по бесконечным пациентам (слово «клиент» она не любила), старательно зарабатывая нелегкую медсестринскую «копеечку»: там капельницу поставить, тут уколы сделать или массаж лечебный. Денег – на отчима в первую очередь – требовалось немало.

Мия привычно пропустила отчимовы вопли мимо ушей. Логикой до него было не достучаться, разумных аргументов он слушать не желал, только больше ярился, а если молчать, сам заткнется, как устанет.

Раньше он уставал быстро, минут за пять, а теперь «пороху» хватало все на дольше и дольше. Натренировался, что ли? Или от скуки так спасается? И с каждой неделей становилось все хуже. Ясно, что нестарого еще мужика собственная беспомощность должна бесить. Но за эти годы мог бы уже и привыкнуть. Сам-то ведь никаких усилий не прикладывал! Когда вся правая сторона после инсульта «отключилась», ему внятно объясняли: массаж, гимнастика, восстановительные процедуры – и вполне оптимистический прогноз. Он же, милостиво принимая мамину заботу (массаж, процедуры, накормить вкусненьким), сам ничего делать даже и не пытался. Только орал на всех. На маму – за то, что, задержавшись у пациента, запоздала на пять минут с массажем или, наоборот, слишком усердно его делала: «Отвали, все равно никакого толку!» На Мию – за то, что «задницей крутит» и вообще «дармоедка». На Витька – за что попало, пока тот, потеряв терпение, не съехал на съемную квартиру. Впрочем, Витьково отдельное житье стало еще одним поводом для придирок: «Сбежал, чтоб девок без помех водить! Лучше бы матери эти деньги отдавал!» Зарабатывал Витек своим автослесарством неплохо и матери «подбрасывал». Хотя и не слишком регулярно. Мия давно поняла, что отчиму плевать на гипотетическую Витькову помощь, которая могла быть и побольше, дело в мерзком отчимовом характере. Ему позарез нужно было «опустить всех ниже плинтуса», у него от этого даже настроение ненадолго улучшалось. Приступы агрессивности сменялись периодами слезливого уныния, которые были ничуть не лучше:

– Хоть бы сдохнуть поскорее! Сил моих больше нет никаких, за что мне это наказанье! И вам всем сразу облегченье выйдет. Заждались, небось?

Через пять минут жалобы сменялись обычным раздражением, злобой и нападанием на всех и вся: от «уродских» актеров в очередном телесериале до «тварей» (это относилось к маме и самой Мие), которые «подсыпают в еду отраву».

Когда вечером они вдвоем (под правое плечо и под левое) водили его в ванную, он продолжал орать.

Солнце плескалось во всю ширину школьного коридора, золотило паркет, высвечивало белые оконные рамы так, что глазам больно было смотреть, сияло, словно за просторными окнами лежал не Питер, а какая-нибудь Италия. Но слепящий этот свет казался страшнее любой тьмы. Светло и пусто, значит, экзамен давным-давно идет! Все сдали мобильники и сидят, склонившись над экзаменационными листами, – старательно пишут, хмурясь и покусывая кончики ручек.

Как же так? Как это могло случиться? Мия не могла, не могла опоздать! Она же бежала изо всех сил! В голове крутилась мешанина из обрывочных воспоминаний: застрявшая в проломе дороги маршрутка, толпа, штурмующая автобус, кто-то отпихивает ее… и автобус уезжает! А на дороге остается бело-рыжая лохматая собака. И кровь… Собачьи глаза мутнеют, она хрипит, вздрагивает…

В глазах потемнело от ужаса. И безжалостное солнце, отражаясь в здоровенном циферблате висящих в конце коридора часов, превратило его белый круг в почти зеркало – не разобрать, куда смотрят стрелки!

Мия полезла в карман – мобильника не было. Ах да, она же специально оставила его дома – все равно на экзаменах не разрешают…

Да и зачем ей сейчас мобильник? Время посмотреть? Да плевать! Надо поскорее найти свой класс – может, удастся еще успеть!

Вон на той двери – аккуратный белый прямоугольник с фамилией «Белинская». Значит, Мие – туда.

Паркет скользкий – только бы не упасть! А то будешь лежать, как та сбитая собака… А секунды тикают, тикают…

Едва дыша от перехватившей горло паники, она добралась наконец до нужной двери – сердце успело отсчитать не больше десяти ударов.

Вздохнула поглубже – что там, внутри? Суровый выговор, съедающий драгоценные секунды? Или понимающее «иди, иди быстрей, как же ты так»?

Потянула за ручку…

Дверь не шелохнулась.

Должно быть, заперли, чтобы никто не мешал…

Она дернула посильнее – чтоб услышали и открыли.

Дверь даже не дрогнула. Точно и не было тут никакой двери, точно это просто декорация, а на самом деле – стена.

Уже не боясь поскользнуться, она добежала до соседней двери, дернула – и тут закрыто. Да что же это такое?

Вернулась к табличке «Белинская». Прислушалась – тишина. Неужели экзамен уже закончился и все разошлись?

Прикусив губу, она дернула со всей силы, едва не закричав от острой боли в плече…

Сердце колотилось где-то в горле, мешая дышать.

Господи! Сон! И до экзаменов еще почти два месяца!

Комната, залитая бледно-серым светом, выглядела кадром из дешевого фантастического фильма. Полнолуние, чтоб его!

Шторы Мия не задергивала никогда. Замкнутые помещения ее не то пугали, не то раздражали, да и зачем – шторы? Четвертый этаж, до ближайшего дома напротив (очень условное «напротив») – метров триста, если не все пятьсот, слева и вовсе пустырь. Если же у кого-то хватит дури, чтоб караулить у окна с хорошим биноклем, тем более чтоб сторожить (с тем же биноклем) на пустыре, среди корявых полынных будыльев, да и ладно. Она читала, что писали в Интернете про «подглядывающих» – бойтесь, бойтесь, бойтесь, девки! Но не боялась. Паникерши, вопящие о нарушениях личного пространства, казались ей смешными, а сами «подглядывающие» – безопасными. Ну, как минимум значительно менее опасными, чем те, кто ежедневно ходит в метре от тебя.

Но этот лунный свет пробуждал в Мие непривычный, необъяснимый страх. Давешний инцидент на уроке литературы, похоже, вздрючил ее сильнее, чем показалось в тот момент. Сильнее, чем должен был.

Дурацкий инцидент. И еще более дурацкий сон. Хотя сон как раз вполне объяснимый. Перенервничала, а главный страх сейчас – грядущие экзамены, вот и снится всякая жуть.

Футболка, в которой Мия спала, промокла от пота почти насквозь. Надо ее снять, и одеяло придется перевернуть, внутренняя сторона отвратительно влажная. И даже подушка мокрая!

Зато в горле сушь, как в пустыне Сахара, – отопление еще не отключили, и квартира напоминала духовку. Впрочем, здесь всегда было так. Зимой воздух пересыхал от раскаленных батарей, летом в горле и носу першило от лезущей в окна пыли.

Пить воду посреди ночи было не лучшей идеей: какой журнал ни возьми, везде пишут, что гадкие, так портящие лицо отеки и подглазные синяки возникают именно от этого, от не вовремя употребленной жидкости – но если не попить, колючки в горле не дадут заснуть. И значит – опять подглазные синяки, унылый цвет лица и все прочее, столь же неприятное.

За тем, чтобы хорошо выглядеть, Мия следила тщательно.

Не то чтобы она серьезно надеялась посреди улицы встретиться с помощником известного режиссера, разыскивающим именно такой, как у нее, типаж… Да и до того ли сейчас, когда все мысли об аттестате зрелости? Но… мало ли. Всегда нужно быть во всеоружии. Ясные глаза, очаровательная улыбка, нежный румянец (принцесса, как есть принцесса, даже если у нее по одной паре обуви на каждый сезон, а на душе черным-черно). Да, чтобы заснуть, придется попить. Хотя бы пару глотков сделать. Главное – слегка прополоскать горло… Да и ополоснуться не помешает. А прежде всего нужно выкинуть из головы привидевшийся кошмар – не то может ведь и вернуться! Ох, нет, хватит одного раза. В душ немедленно!

Сделав из комнаты всего два, ну, может, три шага, Мия обо что-то споткнулась, едва не растянувшись во весь рост. Успела схватиться за вешалку, удержалась. Что за чертовщина? Это еще один сон или в коридоре в самом деле что-то лежит?