Адский Парад (ЛП) - Баркер Клайв. Страница 6
Когда все кончилось - когда судья испустил последний вздох, а в его теле не осталось ни одной целой кости – им не было стыдно.
Ведь это из-за Фио Саббатикус пришел с пустоши. Еретик заслужил смерть.
Соглядатаи жрецов вернулись в Великий Храм и рассказали о том, что случилось. Им заплатили и отослали прочь.
- Отлично, - сказал старейшина: - Дело сделано. Уловкам - конец.
- Что делать с убийцами детей?
- Похоронить их заживо на пустоши, - сказал Тамут-ул-майр: - Я прослежу за этим, возьму с собой пару жрецов. Мы больше не будем иметь дела с наемниками.
Все согласились. Той ночью двух профессионалов, нанятых для убийства детей и использовавших кое-какой реквизит, чтобы отбрасывать на стены тени зверя и оставлять кровавые следы, похитили из их хижин на берегу реки и под покровом ночи привезли в продуваемую ветром пустошь, раскинувшуюся вокруг Карантики. Им дали лопаты и приказали копать яму – для двух трупов. Они знали, что роют себе могилу, но слишком боялись того, что мог сотворить с ними в посмертии Тамут-ул-майр, чтобы сопротивляться. Беспомощные, как дети, чьи жизни они забрали, убийцы исполнили приказание и спрыгнули в яму. Туда же скинули приспособления для обмана: кукол, отбрасывавших тени Саббатикуса и окровавленные доски в форме его лап. Наконец, по знаку Тамут-ул-майра, жрецы стали закапывать убийц. Только когда земля посыпалась на их лица, они закричали от ужаса, рыдая и моля о пощаде. Ее, конечно же, не было. Вскоре тяжесть почвы задушила их, и они умолкли.
- Вернемся в Храм, - сказал Тамут-ул-майр: - От этого ветра у меня ноют зубы.
Не успел он закончить фразу, как ветер налетел вновь, задув огонь в лампах жрецов. Луна исчезла за облаком пыли, поднявшимся на востоке. Во мгле жрецы услышали неподалеку чьи-то шаги, ноздри наполнил запах гнили.
- Что это? – спросил один из них. Его голос дрожал от страха.
- Какое-то животное услышало крики, - ответил Тамут-ул-майр: - Явилось, чтобы поживиться падалью.
- Какое животное? – вновь спросил жрец.
- Какая разница, - ответил ему второй: - Пошли отсюда.
Той ночью начался цикл ужасных убийств: тринадцать детей погибли во мраке. Девятнадцать – на следующую ночь. Тридцать шесть – на следующую. Чудовищность расправы не оставляла сомнений: Саббатикус не удовлетворился смертью судьи.
Люди собрались у дверей Великого Храма, вопрошая жрецов. Почему Саббатикус продолжал убивать невинных, ведь они покарали Фио? Он хотел только крови, крови и крови.
Закрывшись во мраке Храма, жрецы решали, как ответить на вопрос, не открывая правды, которая была им ясна: ветер принес весть об их обмане на пустошь, и Саббатикус явился посмотреть, что за злодейства ему приписывали, и доказать, что он способен на большее.
Он мог убить даже их.
Действительно, той самой ночью он пришел из туннелей под Храмом и поступил вопреки своей мифической природе. Убил взрослых, а не детей. И вместо того, чтобы съесть их мозги, сожрал части, которые делали их мужчинами.
Когда двери Великого Храма, наконец, открыли, внутри нашли только трупы: зверь выпотрошил сто двенадцать жрецов. Великий исход начался.
В городе никого не осталось. Ни единой души.
Да и зачем? Как бы прекрасна не была Карантика, каким бы величием не дышали ее дворцы и особняки, каким бы изяществом не обладали ее площади и бульвары, на ней лежало проклятие. Она пожирала жрецов и детей.
Лучше пустошь, чем Карантика, говорили люди. Эту пословицу не забыли, даже когда Саббатикус ушел из города и, прирученный Томом Реквиемом, стал частью Адского Парада.
БЕТАНИ КРОВЬ
Бетани Кровь стирала белье в реке, когда к ней подъехал всадник на пестрой лошади и сказал, что она – самая красивая женщина во всем Дельфи. Она не привыкла к лести. Дочь угольщика, к тому же незаконная, Бетани никогда не встречала мужчину, который бы говорил так складно, как герцог Дельфи. Он тайно навещал ее еще несколько раз, и к воскресенью она была готова отдать ему душу и тело. Они встретились под тисами на церковном кладбище, где в бедных могилах спали деревенские мертвецы.
- Ляг со мной здесь, - сказал он.
Бетани изумила его прямота, а еще больше – легкость, с которой она сдалась, очарованная его сладкими речами и хорошими манерами. Девушка опустилась на роскошную траву под раскидистым тисом, и через несколько минут он убедил ее раздеться и овладел ей.
Бетани это понравилось, по крайней мере, само наслаждение. После, когда герцог отстранился, она все еще грезила, вспоминая, как он смотрел на ее шею и грудь, перебирая его обещания.
- Я женюсь на тебе, - сказал он Бетани, расстегивая ее лиф: - Ты станешь самой прекрасной герцогиней Дельфи из всех, и не будешь ни в чем нуждаться.
- Ни в чем?
- Ни в чем.
Девятнадцать раз он любил ее, иногда на кладбище, а однажды в самой церкви – на ледяном каменном полу. Бетани не волновали холод и синяки, которые он оставлял на ее коже в минуты страсти: клятвы были важней. Он любил ее, уверял герцог. Ни один мужчина с самого сотворения мира не любил сильней.
- Мы сыграем свадьбу? – спрашивала она.
- Конечно, - говорил он.
- Когда?
- В свое время.
Так он отвечал всякий раз, когда она его спрашивала: в свое время, в свое время. Шли недели и обещания стали блекнуть. Он все еще навещал ее (и Бетани, польщенная вниманием столь могущественного человека, уступала ему). Но дурой она не была. Бетани понимала, что скоро он ее бросит. Нужно было что-то делать, найти способ удержать его. Вот только как?
На краю деревни жила женщина по имени Старая Этта. Никто не здоровался с ней, когда она брела по улице. Но Бетани слышала, что молодые женщины – в надежде забеременеть - или мужчины, желавшие проклясть скот соседа, обращались к старухе. Однажды в полночь девушка пришла к ней и все рассказала.
Этта выслушала ее и спросила:
- Чего ты от меня хочешь?
- Дай мне какой-нибудь травы для вечной любви, чтобы он меня никогда не покинул.
- Сомневаюсь, что такая трава существует, - ответила Старая Этта: - Но, думаю, у меня есть средство, которое тебе поможет.
- Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, дай его мне. Не важно, сколько оно стоит.
- Ах, только послушайте! Цена ее не заботит! – старуха беззубо ухмыльнулась Бетани: - Разве мама не учила тебя, что за все приходится платить, девочка?
Старая Этта, не дожидаясь ответа, подошла к столу, уставленному горшочками и банками. Взяла по щепотке из трех горшков и бросила их в мешочек из небеленого льна.
- Сунь его на ночь себе между ног, - сказала она, отдавая мешочек Бетани: - Это подействует. Я обещаю.
- Спасибо, - сказала девушка и, заплатив Этте, поспешила домой.
Она сделала так, как велела старуха, и уснула с мешочком, полным горьких трав, в лоне. Герцог не явился на следующий день, на другой, на третий, а когда, наконец, приехал, Бетани решила, что колдовство старухи исчезло. И все же, едва он лег с ней, она убедилась: покупка была не напрасной.
- Бетани, - сказал герцог: - Я люблю тебя.
- Правда?
- Бетани. Я люблю тебя.
- Это прекрасно, но…
- Бетани. Я люблю тебя.
- Пожалуйста, скажи что-нибудь другое…
- Бетани. Я люблю тебя.
Он не мог. В голове остались только эти слова. Он шептал их вновь и вновь, пока не охрип. Шептал и любил ее, снова и снова, и снова. Вскоре она устала от его страсти и бесконечных уверений, и оттолкнула его.
- Бетани. Я люблю тебя, - сказал он, когда девушка выбралась из-под него.
- Бетани. Я люблю тебя, - повторил он, выйдя с ней за кладбищенские ворота, не сознавая, что возбужден и наг.
- Бетани. Я люблю тебя, - повторил он, следуя за ней по деревне – до двери дома, которую она захлопнула перед его прекрасным лицом.
Там слуги и нашли его час спустя: он сорвал голос, уверяя ее в любви – вместо слов с губ струилась кровь. Они прикрыли его наготу и забрали в замок.