Собирая воедино (ЛП) - Рид Калия. Страница 11

Его руки скользнули под мою блузку, миновали живот и властно сжали грудь.

Это я называла сумасшедшим отрывом. На публике Уэс был спокойным и сдержанным. Наедине со мной он был совсем другим: диким, опасным. Он схватил меня, его пальцы буквально проникли под кожу. Он отдавал приказы, и я следовала каждому. Я испытывала такой кайф, когда находилась рядом с таким Уэсом.

Голод между нами продолжал нарастать.

Я приподнялась, чтобы снять блузку. За ней последовали брюки. Я потянулась, чтобы прикоснуться к нему, но он так сильно схватил меня за руки, что не было ни единого шанса вырваться, и задрал их над головой.

— Не сейчас, — тяжело выдохнул он.

Я кайфовала от этого. Соблазнение было игрой Уэса, и он был хорошим игроком.

Я улыбнулась, чувствуя, словно наполовину схожу с ума. Полотенце упало с его талии, оставив его голышом. Его хватка ослабла, и я начала гладить его. Полными желания глазами, Уэс наблюдал за мной. Он чуть сжал мои пальцы. Затем приоткрыл рот и резко выдохнул. Я не могла отвести от него взгляд, даже если бы постаралась.

Уэс постоянно контролировал каждое мгновение своей жизни, но в такие моменты он не мог передо мной устоять, и я любила каждую секунду этих мгновений.

— Черт, — прошипел он.

Он раздвинул мне ноги. Его руки удерживали меня за голову голову. Уэс вошел в меня. Мои глаза были закрыты и я резко выдохнула.

Уэс так мучительно медленно входил в меня, что мои бедра сжались, а пятки впились в матрас. Он наблюдал за каждым моим движением с притягательным блеском в глазах.

Я чувствовала, как кровь бежит по венам; моя кожа горела.

Уэс повел бедрами. Пот выступил у него над верхней губой и линией волос. Его темп ускорился и на секунду, мы стали одним целым. Так погружены в жизни друг друга, словно ничто не сможет нас разлучить.

Я закрыла глаза, но все равно видела одного только Уэса.

ГЛАВА 7

Ноябрь 2015

— Виктория?

Постепенно я возвращаюсь к настоящему. Кожа больше не ощущает тепло солнца. Счастливые воспоминания тают. На мне снова черные тренировочные брюки, серая футболка и халат. Приятный аромат сменяется запахом чистящего средства Lysol.

Это испытание реальностью, если такое вообще существует.

— Виктория? Ты в порядке?

Доктор Кэллоуэй смотрит на меня с озабоченным выражением на лице.

Я поднимаю свадебную фотографию.

— Я вспомнила этот день.

— В первый раз?

Я киваю и в подробностях рассказываю ей о том, что видела. Она все записывает, ни разу не перебив меня. Когда я заканчиваю, она откладывает ручку и вяло улыбается мне.

От воспоминаний руки трясутся, и я едва в состоянии удержать Эвелин. Воспоминание было таким ярким, так реалистичным, что даже не верится, что это могло произойти несколько лет назад, а не только что.

— Это великолепно, — сообщает мне доктор Кэллоуэй, — ты что-то вспомнила.

Знаю, что она хочет, чтобы я рассказала ей обо всем поподробнее, вплоть до мелочей, но я нетерпелива. Я все что угодно готова сделать, лишь бы покинуть это место. Хочу мгновенных результатов. Сначала вспомнить один кусочек, а потом вспомнить все.

— Сколько там фотографий?

Доктор Кэллоуэй перетасовывает их. Все это чисто для виду, ведь я знаю, что она давно пересчитала фотографии.

— Около двадцати.

— Можно взять их?

— Конечно. Они твои.

Я запихиваю фотографии в карман. Понимаю, что на снимках я, но столь невероятно смотреть на запечатленное воспоминание и не помнить этот момент. Я медленно встаю, не зная, что сказать или сделать. Похоже на Эвелин моя негативная энергия тоже оказала влияние. Она смотрит на меня своими голубыми глазками и на ее личике словно написано: «Ну, это тебе помогло?»

Я трусливо отвожу глаза в сторону

— Мы будем обсуждать все эти фотографии? — спрашиваю я доктора Кэллоуэй.

— Если хочешь, то да. Думаю, они могут сильно помочь в восстановлении твоей памяти.

Это снова приводит меня к мысли как можно скорее убраться из этого места. Появился лучик надежды. Я направляюсь прямо к двери. Моя рука зависает над ручкой и я гляжу на доктора Кэллоуэй, думая, как рассказать ей свои мысли.

— Что произойдет, если я вспомню что-то плохое?

— Мы придумаем, что с этим сделать, когда это произойдет, — она улыбается мне,

— Все будет хорошо.

Я киваю и говорю «хорошо», но, по правде говоря, я отношусь к этому скептически: три года ценных воспоминаний запутаны в клубок. И мне нужно распутать их один за другим.

За дверью ждет Элис. Не говоря ни слова, я поворачиваю в сторону комнаты отдыха. Она не спрашивает, как прошел мой день. Как дела у Эвелин. Или как прошел сеанс. Уверена, что заботливой медсестрой ей никогда не стать. Прямо сейчас, я очень благодарна за это. У меня есть возможность хорошенько подумать о воспоминании. Теперь, когда они начали ко мне возвращаться, я поражаюсь тому, что вообще смогла забыть о них. Если хорошие воспоминания забылись так легко, то что же произошло с плохими?

Я опускаю взгляд на свои руки. Теперь мне вспоминаются те времена, когда я помогала людям: держала испуганных пациентов за руки, перевязывала раны…

Как иронично то, что роли поменялись.

Войдя в комнату отдыха, я сажусь за свой любимый столик, но вместо того, чтобы играть в карты или смотреть телевизор, наблюдаю за людьми.

Никогда не задавалась вопросом, почему люди попадают в Фэйрфакс.

Список, висящий на двери ежедневно пополняется новыми именами. Лица появляются и исчезают. Я не предприняла ни единой попытки познакомиться ни с кем из них. Хотя сейчас я только об этом и думаю. Девушка, забившаяся в угол: хочет ли она быть здесь? Или вон та женщина — полагаю, что ее зовут Лотти, — она здесь дольше меня и постоянно напевает «Боже храни Америку»: что заставило ее променять родной дом на Фэйрфакс?

Телевизор работает почти бесшумно. Разговоры между медсестрами и пациентами почти не слышны. Всегда считала, что тишина здесь наступает только тогда, когда пациенты задерживают дыхание, ожидая, что произойдет потом, но теперь, когда я не под воздействием лекарств, я вижу правду.

Здесь нет воздуха.

Мы вдыхаем безумие.

Выдыхаем безумие.

А люди вокруг меня? Кажется, что их это не волнует. Никто не спорит с медсестрами и не пытается сбежать через окно. Никто не догадывается, что наши движения скованы, что нами руководят каждую секунду, чтобы мы не сбились с пути.

Пациенты сидят и ходят кругом, словно это нормально.

Еще совеем недавно я была такой же как они.

Я закрываю глаза и потираю виски. Одно единственное воспоминание так сильно взбудоражило меня. Как же я буду чувствовать себя, когда вернутся остальные? Даже думать об этом боюсь.

— Кстати, не за что.

Я так резко оборачиваюсь, что чуть ли не падаю со стула. Ригэн выдвигает стул напротив меня и садится. Сегодня на ней черные тренировочные брюки, а поверх накинут больничный халат. Она скрещивает руки на груди. Они как две тонкие палочки, которые едва поддерживают ее. Ригэн кажется такой хрупкой. Словно в любой момент сломается напополам.

— О чем ты говоришь? — уточняю я.

Ригэн закатывает глаза.

— За вчера. За то, что подставилась для тебя. Была приманкой. Как хочешь, так и называй.

— Это было ради меня?

— Что-то типа того.

Я прищуриваюсь. Общаться с Ригэн проблематично, так как почти каждое ее слово пронизано иронией. Никогда не скажешь наверняка, когда она серьезна. Ее разрушительная личность доводит всех до умопомрачения, включая меня.

Девушка резко наклоняется вперед, и ножки ее стула громко ударяются об пол. Ее темно-зеленые глаза распахнуты от волнения. Я тоже наклоняюсь к ней.

— Мне просто нравится выводить из себя эту старую грымзу.

Ригэн поворачивается на стуле и указывает на Элис, которая как раз разговаривает с другой медсестрой.

Ригэн поворачивается ко мне.

— За вчерашнее мне пришлось торчать в белой комнате.