Собирая воедино (ЛП) - Рид Калия. Страница 36
Повисает оглушительная тишина, и все что я слышу, это слова Уэса: «Может быть это ты злодей в нашей истории… Может быть это ты злодей в нашей истории… Может быть это ты злодей в нашей истории…»
Ригэн отклоняется назад, пока ее стул не касается стула Ксандера. Он в Фэйрфаксе по неизвестной причине. Я знаю только то, что он слишком много со всеми болтает и находится тут дольше меня.
Ригэн не слишком тихо произносит:
— Чем занимаешься?
— Спокойно читаю. — отвечает он. — Тебе бы тоже не мешало попробовать.
— Ребята, — предупреждает медсестра, — потише.
Ригэн замечает, что я таращусь на нее. Ее стул громко скрипит ножками, отчего я вздрагиваю. Она кладет подбородок на спинку стула и смотрит на меня в ответ.
— А ты чем занимаешься?
— Смотрю на то, как ты болтаешь с Ксандэром.
— Сколько ты уже здесь? — внезапно спрашивает она.
— Уже давно, — кратко отвечаю я.
— Ну, сколько? — настаивает она, — Четыре года? Пять? Два? Скажи хоть примерно.
Если она так хотела завязать разговор, то ей стоило придумать что-нибудь получше. Во мне начинает закипать злоба. Я изо всех сил пытаюсь сдержать ее.
— Это тебя так волнует?
— Конечно. Месяц в этом месте равен десятилетию в тюрьме.
Я прикусываю кончик языка, чтобы не сказать то, о чем потом могу пожалеть. Очевидно, что мне не хочется с ней разговаривать. Но Ригэн стоит на своем и смотрит на меня.
— Как дела у дочери?
— Отлично.
— Где она?
Я выпрямляюсь и смотрю на нее.
— С медсестрой.
— Так значит Фэйрфакс не только место для больных головой, но еще и чертов детский садик. Как забавно.
Я не отвечаю.
— Нам следует сделать вывеску и повесить ее снаружи. Уже представляю, как это будет.
Она проводит рукой в воздухе, словно перед ней появляется радуга.
— Фэйрфакс: один раз в день мы превращаем ваших детей в сумасшедших.
Слова Ригэн идеально совпадают со словами Элис:
— В Фэйрфаксе ребенку не место.
При каждой мысли об этом, ярость все сильнее закипает во мне.
Я сделала несколько глубоких вдохов. Нужно просто улыбнуться и притвориться, что ее нет рядом. Но мой мир катится вниз по спирали, и я с удовольствием придушила бы Ригэн, лишь бы она заткнулась.
— Мне так хочется узнать почему ты здесь, — произносит она.
Прежде чем уйти, я опираюсь руками на стол и смотрю на нее.
— Основное правило Фэйрфакса — никогда ни у кого не спрашивать, как человек сюда попал, почему, и как долго он здесь. И что-то подсказывает мне, что ты не первый раз в подобном месте. Разумеется, ты уже знаешь правила игры.
Я знаю, что мои слова задели ее за живое. Она шокировано распахнула глаза, но все же слабо улыбнулась.
— Слушать такое крайне неприятно.
Я пожимаю плечами. Велика вероятность, что вскоре я об этом пожалею, но не сейчас.
— Мне кажется я знаю, почему ты здесь. Хочешь знать?
Медленно уходя, я бросаю через плечо:
— Нет.
— Думаю, что ты здесь, потому что ты слабая! — кричит мне вслед Ригэн. Я застываю как вкопанная. Кровь приливает к лицу. Я не оборачиваюсь, но чувствую, как Ригэн улыбается.
— Да, так и есть, ты слабая. Расхаживаешь здесь, словно это твои владения, считаешь, что твоя фальшивая жизнь прекрасна, но правда в том, что ты слабая и мягкотелая. Ты — жертва.
Жертва. Ригэн выплюнула это слово, словно оно ядовитое.
Не в силах больше этого терпеть, я оборачиваюсь.
— Заткнись.
Улыбнувшись, Ригэн вскакивает со стула и встает за спиной другой пациентки.
— Вот она разговаривает со своей рукой. Путает дни. Чокнутая.
Она подбегает к следующему столику, плюхается на свободный стул и тычет пальцем в сторону женщины, неотрывно глядящей на часы.
— Она думает, что сейчас 1993. Курт Кобейн все еще поет, а президент страны — Клинтон. Она поехавшая.
Затем она медленно встает и смотрит мне в глаза.
— Но ты? Ты видишь себя. Ты разговариваешь. Ты здесь. Тем не менее, ты боишься всего. Стоит только препятствию появиться у тебя на пути, как ты сразу же сдаешься. Единственное, что ты делаешь — ухаживаешь за ребенком…
Ригэн сумасшедшая. Она громкая, всегда шутит и указывает на чужие проблемы, поэтому на нее никто не обращает внимания. Я все это знаю, но тем не менее иду к ней. Я заглотила наживку.
— Заткнись!
— Ты можешь менять ей чертовы подгузники. Можешь кормить ее и петь всякие песенки, но это ничего не изменит. Хочешь знать почему? — она наклоняется поближе. — Потому что ты плохая мать.
Ксандэр выдыхает. Не смеется. Сьюзан за стойкой медсестер, но она медленно встает со стула, оценивающе глядя на Ригэн. Элис же улыбается.
Не покупайся на это. Это ловушка.
Но я не могу. В голове бесконечным эхом звучат два слова: плохая мать. Плохая мать. Плохая мать! Они становятся все громче и громче, пока не начинают звучать так громко, словно кто-то кричит мне на ухо в мегафон.
Ригэн замечает мое смятение. Она смеется, поначалу слабо, но вскоре смех поглощает ее всю, так что слезы текут по щекам.
Все что я вижу перед глазами — красные искры. Злость, которая так долго накапливалась внутри меня, наконец-то выходит наружу. Вырывается так резко, что у меня нет времени обдумать свои действия.
Я залезаю на стол и прыгаю на Ригэн. Застаю ее врасплох и выбиваю из нее дурь. Я используюсвое преимущество.
Вокруг меня крики и вздохи. Стулья скрипят по полу. Кто-то двигается, но я не останавливаюсь. Мои руки сжаты вокруг ее горла, и я сдавливаю его как можно сильнее.
— Что насчет тебя, Ригэн? — тяжело дыша спрашиваю я. — Расскажи мне свою чертову историю.
Ее лицо медленно синеет. Я продолжаю сжимать, даже когда замечаю страх в ее глазах. Я сильнее вдавливаю пальцы в ее кожу.
— Скажи мне, от чего бежишь, — приказываю я.
Я отпущу ее. Клянусь. Я просто хочу показать ей, что она зашла слишком далеко. Но чьи-то руки ложатся мне на плечи.
— Виктория! — кричит у меня за спиной Синклэр.
Откуда он взялся?
— Отпусти ее.
Он пытается отцепить меня от нее, но сейчас в моих руках сила двадцати мужчин.
— Скажи мне! — я кричу на нее. Ригэн слабо хлопает по моим рукам. Ее ноги дергаются подо мной.
Синклэр предпринимает еще две попытки, прежде чем ему, наконец-то, удается оттащить меня. Он сжимает мои запястья за спиной, словно я преступница.
Сердце бешено стучит в грудной клетке. Я не могу восстановить дыхание, и знаете, что? Мне это нравится.
— Ты ничего обо мне не знаешь, глупая сука! — кричу я.
С помощью двух медсестер, Ригэн садится. Медленно ее лицо приобретает обычный цвет. Она торжествующе всасывает воздух и снова начинает бесконтрольно смеяться.
— Браво! Виктория, ты ожила!
— Ты чертова психопатка.
Кажется, мои слова задели ее. Я улыбаюсь и уже открываю рот, чтобы продолжить свою речь. У меня тысячи фраз, которые просто ждали подходящего момента, чтобы вырваться наружу. Кто знал, что во мне столько злости?
Я вырываюсь из хватки Синклэра. Две медсестры отводят меня подальше от Ригэн. Я брыкалась ногами, стараясь бороться с ними. Синклэр смотрит на меня с болью в глазах, и я знаю, что это из-за меня. Я причинила ему боль. Я начинаю паниковать. Он видел меня в бешенстве. Он никогда не вернется. Я останусь одна, а ведь я только начала осознавать, что у меня были «мы».
— Синклэр, — говорю я.
Он ничего не произносит.
— Синклэр, прости.
Медсестры тащат меня по коридору в направлении женского отделения.
— Синклэр, прости! — кричу я.
Дверь открывается, и я изо всех сил стараюсь вырваться из хватки медсестер. Но они крепко держат меня. Дверь закрывается, и лицо Синклэра исчезает.
Я хромаю, а медсестры тащат меня в палату. Они кладут меня на кровать, я смотрю в потолок. Чувствую онемение.
Прежде чем дверь закрывается, одна из медсестер предварительно задает вопрос:
— Принести Эвелин?
Я поворачиваю голову.