Собирая воедино (ЛП) - Рид Калия. Страница 53

Я чувствую себя легкой, как перышко. Мысленно вижу себя парящей в небе, медленно дрейфующей над Землей. Воздух танцует на моей коже. Я смотрю на белый потолок. Улыбаюсь и закрываю глаза.

Последнее, что я слышу:

— Фэйрфакс не место для ребенка…

ГЛАВА 38

Я хороший человек.

Я знаю это.

Я не заслуживаю быть здесь.

Сколько времени прошло: несколько минут? Часов? Дней? Я не знаю. И это самое страшное. В комнате, где отсутствует любой шум, время замирает. Слышно лишь дыхание. И твоя сущность гниет изнутри, поджидая момент, когда можно будет обернуть твои слова против тебя и наблюдать за твоими страданиями.

В белой комнате ты становишься своим самым худшим врагом.

Едва проснувшись, я осматриваю себя. Мои спортивные штаны исчезли, сменившись больничным халатом. На моем правом запястье голубой браслет. И зеленый. Не знаю, что они значат и зачем они вообще нужны. На них написано:

Донован, Виктория

19-05-2015

#5213627

В этом нет никакого смысла. Зачем они нацепили это на меня? Я знаю свое имя.

Это безумие.

Но может это сделано специально. Может они знают, что я теряю себя и забуду свое имя. Может они помогают мне.

А может и нет.

Может они планируют что-то грандиозное. Дать мне такое сильнодействующее лекарство, что моя память будет стерта начисто, и я не буду знать, кто я, что сделала или кого любила.

А может они просто хотят лишить меня рассудка.

От одной этой мысли я начинаю колотить в дверь, крича, чтобы меня выпустили. Теперь у меня болят руки. Там будут синяки. В горле пересохло.

Все четыре стены в белых квадратах. Я пересчитывала их множество раз. Число никогда не сходится. Потолок белый и пол тоже. Нет никакой мебели. Только одеяло в углу и маленькая плоская подушка. Их принесли в последнюю очередь, чтобы сделать комнату поуютнее.

Я стою в углу комнаты, прислонившись спиной к стене, как можно дальше от двери. Я знаю, что я здесь одна, но чувствую на себе взгляды, следящие за каждым моим движением.

Никто не заходит, чтобы проверить меня. Они хотят, чтобы я сгнила здесь? Хотелось бы думать, что это не так, но в голову закрадываются сомнения.

Где-то вдали я слышу слабый детский плач. Мое сердце бешено колотится. Я отчетливо представляю себе Эвелин, лежащую в своей колыбельке. Она напугана, и меня нет рядом, чтобы утешить ее.

От одной мысли об этом меня тошнит. Если бы она была сейчас со мной, я бы считала удары ее сердца. И тогда я бы понимала, что жива. Хотелось бы знать, что у меня есть такой шанс на выживание.

Плохая мать…плохая мать…плохая мать…

Я не знаю, что делает мой мозг — он воскрешает темные моменты прошлого. Как бы ни старалась игнорировать эти слова, я не могу, потому что действия из настоящего подкрепляют их. Я плохая мать. Я отпустила ее. Я недостаточно сильно боролась с докторами и медсестрами.

Есть так много вещей, которые я не сделала.

Меня начинает трясти так сильно, что стучат зубы.

Кажется, что ничего не может сравниться с безумием и страхом, заполнившим мою душу, но глубоко внутри мрачный голос твердит, что я ошибаюсь.

— Почему ты не можешь просто быть послушной?

Я кричу и смотрю в глаза Уэсу. Он стоит справа от меня, опустившись на пол так, что его колени касаются моей руки. Пытаюсь вырваться, но я в ловушке.

Он убирает волосы с моего лица и заправляет их мне за ухо.

— Я же сказал тебе прекратить, не так ли? Все это время я пытался защитить тебя от этого.

Я поднимаю ноги к подбородку и утыкаюсь лбом в колени. Его здесь нет…его здесь нет….его здесь нет.

Это просто мое воображение. Вот что происходит, когда страх берет над тобой верх.

Но он здесь. Он настоящий.

— Они забрали ее, — стону я, — они забрали мою дочь.

— Это исключительно твоя вина.

Голос Уэса, до этого звучавший нежно и мило, становится грубым и жестоким.

— У меня была запланирована прекрасная жизнь для нас. Ты ведь это понимаешь, правда?

Может быть, если закрою глаза, если поговорю с ним, он просто исчезнет.

— Закрой глаза и сосчитай до десяти. Скоро все закончится, не успев начаться, — монотонно повторяю я.

— Прекрати, — рычит он.

Я не прекращаю. С каждым словом, голос становится громче.

— Скоро все закончится, не успев начаться….

— Прекрати это!

Он хватает меня за руки. Трясет меня, кричит, чтобы я замолчала.

Закрой глаза и сосчитай до десяти. Скоро все закончится, не успев начаться. Закрой глаза и сосчитай до десяти. Скоро все закончится, не успев начаться. Закрой глаза и сосчитай до десяти. Скоро все закончится, не успев начаться. Закрой глаза…

ГЛАВА 39

Дверь медленно открывается.

Я даже не пытаюсь поднять голову. Я наобум бью рукой по стене, снова и снова. Шорох, который моя ладонь издает касаясь мягкой обивки, — единственное напоминание о том, что я все еще жива и все еще здесь.

— Виктория, мне так жаль.

Доктор Кэллоуэй наклоняется и опускается на колени рядом со мной. На ее лице застыло выражение озабоченности. Я безучастно смотрю на нее.

— Я не знала, что ты провела тут всю ночь. Я бы никогда этого не допустила.

Она кладет руку мне на плечо, и я резко отстраняюсь от ее прикосновения.

— Мне так жаль, — повторяет она.

Доктор Кэллоуэй протягивает мне руку, но я встаю сама. Она не закрыла за собой дверь, и теперь я слышу очень слабые голоса медсестер и пациентов.

— Как долго я была здесь? — мой голос надламывается.

— Только одну ночь. Не больше девяти часов.

Невозможно. Такое ощущение, что прошли годы.

В этот момент в голове всплывает образ Эвелин.

— Где моя дочь?

Доктор Кэллоуэй вытягивает перед собой руки.

— Она в порядке. В порядке.

— Где она?

Теперь в моем голосе звучит безумие. Пока не увижу ее собственными глазами, не успокоюсь. Самое страшное в этой комнате — это разлука. Бесчисленное количество раз я слышала ее крики. Но некоторое время назад, не знаю, когда, они прекратились. И тогда я начала бояться самого худшего.

Знаю, звучит невероятно, но, когда я пыталась нащупать собственный пульс, твердя себе, что если смогу найти его, то моя дочь все еще жива, я не нашла его.

— Где она? — кричу я.

— Виктория, она в порядке. Но мне нужно поговорить с тобой о том, что я нашла в твоем деле. Я…

Губы доктора Кэллоуэй шевелятся, но я не могу расслышать ни слова из-за биения своего сердца. Я стараюсь слушать. На самом деле пытаюсь.

Но мой разум кричит мне, чтобы я нашла свою дочь, и я не могу этого избежать. Нырнув под ее руку, я выбегаю в коридор.

— Виктория! — кричит доктор Кэллоуэй у меня за спиной.

— Я должна знать, что она в порядке! — кричу я и бегу по коридору.

Мне не нужно много времени, чтобы добраться до своей комнаты. Дверь распахнута настежь; один взгляд внутрь — и я понимаю, что Эвелин там нет.

Я быстро иду в сторону комнаты отдыха. В коридоре никого нет. Терапевтическая комната рядом с запертыми дверями открыта. Медсестра вводит в комнату группу дам. Она совершает ошибку, оставляя одну из дверей открытой. Я пробегаю через нее и вхожу в комнату отдыха.

Все взгляды устремлены на меня. Наверное, я выгляжу как маньячка. В данный момент это трудно понять. Моя внешность — последнее, о чем я думаю.

Где она? Где она? Где она? Я оборачиваюсь и вижу Элис. Она стоит рядом со стойкой медсестер. Моя дочь у нее на руках.

Моя дочь.

Элис видит меня. Самоуверенное поведение, которое было у нее, когда она уговаривала доктора сделать мне укол, исчезло. Она выглядит испуганной. Она боится меня.

— Отдай мне моего ребенка.

В то мгновение, когда слова слетают с моих губ, у меня возникает ощущение дежа вю. Это сбивает меня с толку на самые ничтожные секунды. Я хватаю свою дочь, готовая убить за нее, если понадобится.