Право на возвращение (СИ) - Крутских Константин Валентинович. Страница 43

Папа взъерошил мои короткие светлые волосы, как делал это довольно часто, и продолжал:

— Когда Зьмитрок женился, я думал, что мы будем продолжать дружить, что я буду учить его сыновей языкам, встречать их из школы, как меня когда-то встречал мой дедушка, и все такое, но он стал вести себя как-то странно. Я рассчитывал, что он поселится с новой семьей в родовом гнезде своих предков, но он и не подумал его беречь, а позволил дальней родне продать его. Ты помнишь, Юрка, я показывал тебе этот кирпичный дом издалека. Ты там, внутри понятно, не была, а вот я бывал в той квартире чаще всего в жизни, она для меня была вторым по значению местом, после нашего дома. Я прямо рыдал, как узнал об этой продаже. Так мало того — Зьмитрок купил себе квартиру черт-те где, в таком месте, куда ни ногами, ни автобусом, не доберешься. То есть, как будто бы с таким расчетом, чтобы специально спрятаться от всей родни. Скорее всего, у него такого намерения не было, но он, по крайней мере, просто не вспоминал о нас… Словом, не будут братья по мне сильно плакать. Только свой биологический ребенок и мог бы.

Интересно, а снюсь ли я сейчас папе? Видит ли он, что его неутомимая хлопачара впервые в жизни попала в плен?

Дверь распахнулась настолько неожиданно, что я не успела погасить подсветку. Заметив ее, один из тюремщиков тут же принялся завязывать мне глаза черной непроницаемой тканью. После этого меня снова схватили под локти и выволокли в коридор и куда-то повели.

Вскоре мы оказались в каком-то помещении, которого я, понятно, не могла разглядеть из-за повязки.

— Господин генерал, арестованная доставлена! — отрапортовал один из них.

— Вольно! Можете идти! — прозвучал в ответ голос главаря.

— Есть, сэр! — охрана щелкнула каблуками и вышла за дверь.

Ага, генерал, значит. Не самое высокое звание. Похоже, он и впрямь не читает книжек, иначе выбрал бы себе какого-нибудь маршала-фельдмаршала.

— Итак, дитя, — раздался голос главаря. — Ты, наверное, догадалась, для чего тебя отвели в карцер? Конечно, для того, чтобы мы здесь пока, специально для тебя, соорудили орудия пыток. Ведь раньше нам не приходилось иметь дела с теми, кто ощущает боль. Теперь, наконец, все готово. Поэтому для начала предлагаю тебе по-хорошему рассказать, что вам тут понадобилось, и что вам известно о нашей организации.

Я ответила ему всеми английскими ругательствами, которые только знала, не понимая их значения, и они, в самом деле, взбесили его. На мое лицо обрушился удар плетки, но я лишь рассмеялась. Удары посыпались один за другим, но я каждый раз отвечала ему все тем же. Наконец, он, видимо, устал махать плеткой и приказал использовать пыточные машины.

Меня закрепили на каком-то горизонтальном станке и стали выворачивать руки и ноги. Отрубить их они не пытались, видимо, чтобы все сенсоры оставались при мне. Само собой, я реагировала на все это, как и прежде. И, кстати, регулярные боли в левой руке несколько закалили меня, подготовили к этой пытке.

Затем мне задрали куртку и стали попеременно то хлестать чем-то вроде шомполов, то прижигать раскаленным железом. Да, фантазия у них оказалась небогатой, и ни одного изощренного пыточного средства, вроде железной девы или испанского сапога они сделать не додумались. Все та же безграмотность…

О чем я думала в этот момент? Конечно, о Марите. Она ведь тоже переносила пытки без единого стона, но при этом была человеком, а я все-таки, робот, мне в любом случае гораздо легче. Ну и о папе, конечно, тоже думала — как же он ошибся, сделав меня настолько человекоподобной! Но я его ни в чем не упрекала — ну откуда он мог знать, что на меня обрушатся вовсе недетские испытания?

К сожалению, враги не смогли причинить мне такой же сильной и мгновенной боли, как тогда, когда меня насквозь пробил камень в горах, и поэтому система безопасности не отключила сенсоры.

Наконец, пытки неожиданно закончились. Кажется, они поняли, что болью от меня ничего не добьешься. Меня поставили на ноги и снова куда-то повели. Кажется, всего лишь в соседнее помещение. Там меня усадили в кресло, вроде стоматологического, пристегнули руки к поручням и засунули в правое ухо какой-то разъём Я не совсем поняла, для чего это — никаких контактов у меня там не было, только кожа. Было слышно, как чьи-то пальцы щелкают по клавишам. И уже совсем скоро разъём вынули, а меня вновь поставили на ноги и куда-то повели, на этот раз очень далеко, и даже по лестнице, а потом посадили в машину и куда-то повезли, правда, недалеко, видимо, в пределах базы. Кажется, провели в какое-то здание.

Наконец, мы остановились, и один из конвоиров снял с меня повязку. И я увидела то, чего никак не ожидала. Помещение оказалось не очень большим и довольно уютным. По стенам висели старинные картины в тяжелых позолоченных рамах — Веласкес, Гойя, Дюрер, Кранах, Рунге — конечно, копии, но довольно качественные, далеко не ширпотреб. Напротив входа ярким пламенем пылал камин — конечно же, голографический — откуда взяться огню при здешней атмосфере. Резная мебель, сделанная под старину, скорее всего, из пластика, тоже оказалась довольно изящной. И все это было подобрано со вкусом, тот кто обставлял эту комнату, умел создать ощущение гармонии. Что бы всё это значило?

Конвоиры, развернули меня лицом к камину и застыли в нерешительности.

— Освободите ей руки, — раздался чей-то властный и довольно приятный голос.

— Но, сэр, она опасна! — выдавил один из конвойных.

— Выполнять! — произнес тот же голос с холодной яростью. — И марш на гауптвахту за пререкания! Пять суток!

— Да, сэр! — отчеканили оба конвойных и, расковав меня, поспешно удалились.

За спиной раздались чьи-то уверенные шаги, потом хлопнула дверь. Я поспешно обернулась.

Глава 9

Глава 9

Философский диспут роботов

Передо мною стоял доспелый с виду андроид. Его относительно молодое лицо имело довольно правильные черты, характерные для северной Европы, что особенно подчеркивали очень светлые волосы, даже светлее моих. Словом, эдакий нордический красавчик, вроде актера Олега Видова. И с этой внешностью довольно странным образом контрастировал костюм испанского гранда семнадцатого века с брыжжевым воротником. На поясе у него даже висела боевая шпага, видимо, как и моя, заимствованная у любителей исторического фехтования. Правда, она наверное, была лишь деталью старинного костюма. Ведь если у нас с Варькой (эх, Варька, Варька!) были тяжелые немецкие райтшверты образца шестнадцатого века — нечто среднее, между шпагой и мечом, то у этого кабальеро имелся всего-навсего легкий британский смоллсуорд, заполонивший всё с семнадцатого века и далее. Таким оружием можно лишь колоть, но разрубить хоть что-то относительно крепкое не получится. И это был первый доспелый на Эриде, который не носил военной формы. Однако, насколько я поняла, низшие офицеры подчинялись ему.

— Добрый день. Меня зовут Дон Карлос, — представился светловолосый робот, церемонно раскланиваясь. И говорил он со мною, опять-таки, не так, как было принято здесь — не на английском, а на общепринятом чешском!

— Юрате Ажуолайте, — ответила я с кратким поклоном, лихорадочно соображая, что всё это означает.

— Прежде всего, позвольте предложить вам зеркало, полотенце и пузырек клею, — учтиво произнес Дон Карлос. — Сейчас ваш внешний вид оставляет желать лучшего. Ах да, чтобы вас не стеснять я, на время удалюсь.

Я коротко поблагодарила его и, когда за ним захлопнулась дверь, принялась приводить в порядок свое лицо. Ниже того, места, где была повязка, оно было все иссечено до самого металла. Обтеревшись, я проворно смазала раны клеем, и все вернулось на место. Затем, приподняв куртку до подмышек, я обработала раны и ожоги на туловище. Вывернутые суставы, как оказалось, не пострадали, да и вывернуть по-настоящему их было невозможно. Ну, вот, теперь я как новенькая.

Я позвала Дона Карлоса, и он не замедлил восхититься моей внешностью. Скорее всего, просто из вежливости, я-то знаю, что далека от всех канонов красоты.