Призрачное счастье - Веснина Елена. Страница 48

Когда Крокодил поел, Самвел сказал:

— Дело твое — труба. Я позвонил заказчику и все отменил. Нет девчонок — нет лаве. Он с меня огромную неустойку содрал. А отдавать эти денежки — тебе.

Крокодил обомлел:

— Подожди, не спеши… Как мне? А Надька?

— Надька твоя у меня в подвале пока сидит, думаю, что с ней сделать. Она ведь деньги просто так не отдаст?

— Ни за что, — подтвердил Крокодил. — Умрет, но копейки из рук не выпустит.

— Вот и выходит, что отдавать денежки — тебе, — ласково так определил Самвел.

Петров поспешил рассказать Анне Вадимовне, что Топорков-Крокодил сбежал. Анна Вадимовна совсем упала духом. Что с девчонками будет? А вдруг он снова попробует их украсть?! Петров решил, что надо поставить круглосуточную охрану возле детдома, по крайней мере, пока не пройдет, как он сказал, «острота момента».

— А когда она пройдет? — спросила Анна Вадимовна.

— Мне не дает покоя мысль об этом Артеме. Уж как-то все складно получается: как только он приехал, Крокодил тут же исчез, а за ним простыл след и этого байкера. — Петров был весь в раздумьях. А раздумья давались ему нелегко.

Анна Вадимовна поделилась новостями с Викторией Павловной.

— Пална, что же делать? — вопрошала Анна. — Петров говорит, что Дианка в опасности. Что же делать? Хотела, как лучше, от греха отправить, но чует мое сердце, он за ней поехал. Сейчас же позвоню, пусть возвращается.

— Да не срывай ты ее оттуда, пусть все устаканится. Что ты все метушишься?! Что, принял ее отец?

— Да, слава богу, посуетился, побегал, а потом вроде смирился, она ему документы все показала.

— Есть такие люди, хоть с документами, хоть без них, а ничему не поверят, если не захотят. Этот совестным оказался.

— Дианка говорит, что привезет мне его новую книгу с автографом, — похвасталась Анна.

— Ага, как звать тебя, не знаю, но я тебе желаю.

— Опять ты за свое, Пална. У нас, может, жизнь решается… Больше тебе ничего рассказывать не буду. Я ей, как подруге, а она! Знаешь, Пална, как тяжело мне этот шаг дался… А ты смеешься.

— Не кипятись. Это я на нервной почве. А если посудить, то почему бы и нет, если тебе Петров не нравится, тогда… Он женат? Твой-то. Ну, Дианкин папаша?

— Вдовец. У него жена давно умерла, от сердечного приступа, он мне еще тогда рассказывал о ней, слова добрые говорил. Дочка есть, взрослая.

— Выходит, у Дианки есть старшая сестра? А он их уже познакомил? — спросила Виктория Павловна.

— Нет.

— Плохо! Значит, боится и не верит до конца, — сделала неутешительный вывод Виктория Павловна.

— Чего боится?

— А того, что она перестанет его уважать и выставит Дианку нашу за дверь.

— Да погоди ты выводы делать. Она в больнице лежит. Попала в аварию, — сообщила Анна.

— Тогда это хорошо. Что ты на меня так смотришь? Не то хорошо, что в аварию попала, а то, что причина уважительная есть, по которой он их не познакомил.

Анжела переживала за подругу. Днем и ночью.

— Ритка, а ты как, отвальную будешь делать? — приставала она. — Мой тебе совет, не спеши списывать базар с корабля современности. Вдруг у тебя там все обломается, к нам вернешься. А мы тебе кормушку всегда найдем.

— Да кто тебе сказал, что я навсегда ухожу? Ты что, мои «навсегда» не знаешь? А если они мне хотят дать на шару квартирку, так я брыкаться не буду, — объяснила Рита.

— Боюсь я, Ритка, этих бесплатных удовольствий. Поставят тебя на счетчик, мол, жила-поживала да гостей принимала, выкладывай-ка мильен денег.

— Не, она не поставит, — покачала головой Рита, вспомнив грустные глаза Доминики.

— Кто?

— Доминика. Доминика Никитина. Правда, имя красивое?

— Ты ее совсем не знаешь. Один раз видела, — напомнила Анжела.

— А у нее глаза добрые. И несчастные. Я ей поверила.

— И напрасно, — настаивала Анжела. — Добрые да несчастные фирмами не ворочают, олигархами не становятся. Там нужны зубастые да злые. Вот ты знаешь, откуда у твоей благодетельницы денежки на такой бизнес взялись? То-то. Небось, поела мясца человеческого. А ты сопли распустила.

А к доброй и несчастной Доминике пришел муж.

Сергей начал с извинений:

— Прости, Никуша. Мне Юрий Владимирович уже давно сообщил, что ты хочешь меня видеть. Я просто задержался. Заезжал в наш дом в Озёрку.

— Я знаю, мне уже позвонила оттуда Танюша.

— Я просто хотел, чтобы к твоему возвращению там все блестело, — объяснил Сергей.

— Зря старался. Я туда больше не вернусь.

— Вот это новость. И можно узнать почему? Что наговорила тебе эта курица безмозглая? Ты распустила прислугу. Эта невменяемая психопатка с завышенными претензиями к жизни решила, что может руководить мной, тобой, нашей жизнью. Она мне выдвигает какие-то нелепые обвинения, несет какую-то чушь собачью, играет в самодеятельного детектива. Я давно замечал за ней странности, но не придавал им значения, а теперь это стало у нее настоящей манией — всех выслеживать, везде подслушивать, подглядывать и даже фотографировать. Надо было давно гнать их взашей.

— А мне помнится, недавно ты был ими очень доволен. Особенно Танюшей, — напомнила Доминика. — Еще недавно ты пытался ухлестывать за ней.

— Я?! За горничной?! Ха-ха! Много чести, много чести.

— А мне казалось, что ее занятие не имеет для тебя никакого значения. Горничные, секретарши, продавщицы, менеджеры, парикмахеры… Какая разница? Главное то, что они в юбках.

— Кто в юбках, Ника, ты о чем?

— Ты так разнервничался из-за звонка Танюши, что мне тебя даже жалко стало. Заговорил о каком-то расследовании. Какое тут может быть расследование, если все и так ясно. Банальная супружеская измена, отягченная, правда, достаточно тяжкими обстоятельствами. Один участник драмы попал в больницу, второй — чуть не стал убийцей.

— О чем ты, я не понимаю?

Доминика достала диктофон. Все тот же мерзкий текст: «Если вы хотите знать, где сейчас ваш муж, то поезжайте на вашу городскую квартиру. Он там не один…»

Сергей выслушал и спросил:

— И это все? Это же банальный аудиомонтаж? Хочешь, вместо моего голоса запишем твой? Легко! Твоя Танюша — мелкая интриганка и шантажистка. Я-то думал, чего она от меня хочет? На что это она намекает, обвиняет в чем-то. Я даже начал беспокоиться о ее психическом здоровье. А она пользуется тем, что ты из-за травмы ничего не помнишь, и впаривает тебе всякую туфту.

— А с чего ты взял, что я ничего не помню? Так кто тебе сказал, что я ничего не помню?

Сергей растерялся:

— Ты сама говорила… Идиот, я должен был догадаться, что ты меня разводишь. Значит, ты мне врала? А как же искренность отношений, доверие?… Я здесь зайчиком прыгаю, под больницей: как там Никуша? Как себя чувствует? А ты из меня клоуна делаешь?

— К сожалению, зайчиком прыгаешь ты в другом месте.

И Доминика протянула ему фотографии.

Сергей долго смотрел на фото, прикидывая, что же сказать. Потом улыбнулся и небрежно бросил снимки на кровать.

— Значит, тебе прислали эти фотки. Я недавно их тоже получил. И что здесь крамольного? Юлька просто привозила мне книгу, надеюсь, это не криминал?

— А почему ты так долго думал, прежде чем ответить? — спросила Доминика.

— Меня посетила одна простая до банальности мысль. Меня кто-то капитально подставляет. И не просто меня, а нас — тебя, меня, нашу фирму. За мной организована настоящая слежка, прям сафари какое-то. Это надо же додуматься — следить за передвижениями наших сотрудников с фотоаппаратом в руках!

Честно скажу, меня это сначала забавляло, а теперь тревожит. Они подкрались к самому святому — нашим с тобой отношениям. И пытаются их разрушить — это же очевидно.

— Разрушить можно то, что уже построено, а наш брак… — грустно заметила Доминика. — Юлька вышла от тебя утром. Вы в моей квартире до утра читали книгу?

Сергей отчаянно защищался:

— Знаешь, что в этой ситуации самое страшное? Не то, что какие-то подонки лезут в нашу жизнь, не то, что каждый суслик считает себя агрономом и может вершить над нами моральный суд, и не то, что он при этом не гнушается самыми подлыми методами, не жалея ни тебя, больную, ни меня, невиновного ни в чем. Самое страшное, что ты, ты, Доминика, этому веришь. Я же вижу — веришь. Разве дело в этом клочке бумаги? Конечно, не в нем. А в том, что, поверив клеветнику, ты невольно встала на его сторону.