Милосердие спецназа (СИ) - Соколов Вячеслав Иванович. Страница 35

— Это вряд ли.

— Ой, не зарекайся, я вот тоже думал, что круче меня только яйца… Сегодня убедился в обратном. И, между прочим, не самым приятным способом!

— Да речь вовсе не о том, я и сам знаю того, кто сможет, — отмахиваюсь.

— Поясни.

— Всё очень просто, если меня будут макать в асфальт, ты посмотреть не сможешь?

— Почему это? — Вова возмущённо фыркает.

— Сам подумай…

Мужчина задумался, сразу было видно, что серьёзно. Ну что, спрашивается, может помешать ему, насладиться моментом? Интересно, когда до этого бычка дойдёт? Я сын хозяина и стоять в такой момент чревато. Даже чисто с финансовой точки зрения. Но Вова удивил меня, даже стыдно стало за свои мысли.

— Я знаю, я в этот момент мёртвый буду, — произнесено это было абсолютно серьёзным голосом. Даже могильным холодом повеяло. А у меня челюсть отвалилась от таких выводов.

— Почему?

— Да я этих сук, зубами рвать буду. Пока дышу, рвать! — эмоциональный водитель принялся лупить кулаком по рулю. Похоже, у него богатое воображение и он это всё себе весьма живо представил.

— Кровью умоются, а-а-а падлы!!!

В рулевой колонке, что-то хрупнуло.

— Сломалось?.. — смотрит на меня, глазами обиженного ребёнка. — Чего она, а? —слегка подвигал рулём, машина слушалась управления: — Вроде не сильно, а?

— Ну, ты даёшь, братан, машина-то причём?

— Да я, это… — Вова забавно смутился.

— Не парься, — и, посмотрев ему в глаза, добавил. — Домой хочу!

— Скоро будем.

Глава двадцать девятая

Дом, милый дом! За время моего отсутствия практически ничего не изменилось. Он остался таким же огромным, как я помнил. Три этажа, тысяча двести квадратных метров жилой площади, в доме есть даже о-о-о-огромный бассейн. С непривычки заблудиться — раз плюнуть.

Изменений не вижу, зато наблюдаем истерику охраны. Которую, пришлось строить прямо на входе. Спросите — чего это я разлютовался? А просто так, ради профилактики, чтоб, значит, не расслаблялись. А то, взяли моду.

— Вован, это что за хмырь с тобой? — здоровенный охранник возле ворот, вальяжно помахивая дубинкой, сунул свою харю в окно.

Вова посмотрел на меня, хмыкнул и тоскливо сообщил охраннику:

— Ох, не твой сегодня день…

Прибежавшая из дома подмога замерла в ступоре, не зная, что делать. Ещё бы, такая картина маслом. Я же ещё тот художник, а ведь такое настроение было с утра лирическое. И чего им всем на попе ровно не сидится?

Вован развалился на капоте машины и вещал, как не хорошо называть хмырём сына хозяина. Вышеупомянутый хмырь, то есть я, сидел на бетонном ограждении и задумчиво курил. Вот ведь нехорошие люди… А у меня теперь нога болит. Ну что за день? То один хамит, то другой!

Оба охранника: нагрубивший мне и его напарник, решивший вмешаться в процесс воспитания, висели поперёк шлагбаума. У каждого из них, левая рука и правая нога были скованы их же наручниками. А я вот сиди и думай — хватит уже или всё-таки ещё пнуть по разу? Хотя не буду. Вова даже меня задолбал своей лекцией, а уж парней наверняка до печёнок проняло... Информация штука тонкая — через уши, до мозга долго доходит. А вот если перед этим простимулировать печень парой хороших ударов. То усвоение материала очень сильно улучшается.

Охрана тихо шалела и, достав мобильники, начала снимать всю нашу идиллию. Во-о-от!!! Опять непорядок! Какой-то хмырь прессует своих же пацанов-охранников, а эти смотрят (кто не понял, хмырь это я).

— Так, что за херня, почему нарушителя не крутим, мож я киллер.

— Да какой же вы киллер, Егор Анатолич, вы ж можно сказать: праздник нам принесли и премию. Ваш папенька на радостях обязательно выпишет!

Высокий, седоусый мужчина, лет пятидесяти, с обветренным, загорелым лицом, раскинул руки:

— Ну, здравствуй, блудный сын…

— Дядя Саша!

Я радостно бросился вперёд! Сан Саныч — начальник охраны. Отличный дядька, крепкий и надёжный, как скала, один из немногих кому позволялось называть меня просто по имени. Своеобразная привилегия, для тех, кто помнил меня совсем мальцом, в коротеньких штанишках, и пользовался заслуженным доверием отца. Вот только по имени он называл меня строго наедине или в такие моменты как сейчас. В остальное время, строго по имени отчеству, пример показывал, так сказать.

— Дядя Саша, дядя Саша, я вернулся, — крепко обнимаю этого заслуженного ветерана нескольких воин, просто купаясь в искренней радости исходящей от него.

— Вижу, Егорушка, вижу. Эвон, какой здоровый кабан вымахал, больше меня стал.

— Ну, это вряд ли, дядь Сань, для этого мне ещё пару лет отслужить бы пришлось, — говорю незамысловатый комплимент.

Счастливо рассмеявшись, ещё раз крепко обнимает меня:

— Ты чего, на парней-то вызверился?

Я же, потупив взор и шмыгнув носом (всегда, с самого детства, терялся, когда он так смотрел на меня), моментально сдал охранников:

— Хмырём, назвали.

— М-да... Семён!

Из толпы охранников выскочил мужчина лет тридцати на вид:

— Да, Сан Саныч.

— Семён, я понимаю, что к нам не только приличные люди ездят, но и депутаты там всякие. Но если…

— Я всё понял, Сан Саныч, я их… — мужчина явно был замом и, естественно, чувствовал себя не в своей тарелке после происшествия. — Они у меня, ух…

— Семён, это всех касается и тебя в первую очередь. И вообще, вы чего здесь все собрались, как стадо баранов? Кто на периметре?

Охранников как ветром сдуло. Остался только Семён, переминающийся с ноги на ногу.

— Сёма, молитесь богу, я вышел из себя, тренировки каждый день…

— Сан Саныч! — заместитель аж подпрыгнул на месте, от такой перспективы.

— Брысь, завтра начнём, сегодня у меня праздник! Пойдём, Егорка, покалякаем за жизнь…

— Давай подъедем, — машу в сторону машины.

— Ты чего, сынок? Здесь сто метров, прогуляемся, а вещи Володя доставит? Ты, где его подцепил-то?

Смущаюсь, не хотелось мне рассказывать про осколок, но похоже придётся. После всех этих прыжков, нога жутко разболелась, и идти я не мог. Точнее мог. Весь вопрос — как?

— Я это, я не могу, дядь Саш... — мнусь в нерешительности и никак не могу подобрать слова.

— Чего мычишь-то, не замечал раньше за тобой такого. Яйца натёр что ли? — заржал он. — Бывает, не меньжуйся, — и хлопнул меня по левому плечу, аккурат по едва зажившему месту.

Перед глазами поплыли белые мухи. Схватившись за плечо, зашипел. Ноги подкосились, но упасть не успел, чьи-то сильные руки подхватили меня.

— Ты чего делаешь, «Ирод»? — разгневанный голос принадлежал Вовану. — У него же плечо едва зажило, — и уже мягче. — Егор Анатолич, ты как?

Я успокаивающе похлопал Вову по руке:

— В норме уже…

— Саныч, ты чего творишь? — голос Вована снова налился гневом. — Он же только из госпиталя, у него там пуля была, а в ноге осколок сидит.

На дядь Сашу тяжело было смотреть. Лицо побелело, губы трясутся:

— Ка-а-а-акже так, Егорка, ты чего, ты где?..

— Повоевать пришлось малёха, — отмахиваюсь. Ох зря я устроил скачки с охраной. Предупреждали же врачи, чтоб поберёгся, — ничего страшного, право слово.

— Ты же при штабе должен был служить, сам же писал. Отец нам, старой гвардии, показывал, — и, пальцем дрожащей руки, он показал на грудь, где находились мои награды. Которые, только сейчас сообразил рассмотреть. — Как же, так?

— По глупости, дядь Саш, исключительно по глупости. На пересыльном подсуетился и рванул в ВДВ. Отцу доказать хотел что-то, а когда припекло, гордость не позволяла, а потом привык, да и как пацанов бросишь? Без меня никак.

— Да я понимаю, сам через это прошёл, — мужчина тяжело вздыхает, — прости старого дурака, не знал. Володя, заводи драндулет, доставим героя.

Дядя Саша пытать меня не стал. Отправил к себе отдыхать и набираться сил, просветив по дороге по поводу бати. Отец отсутствовал по причине насквозь тривиальной. Улетел куда-то. Бизнес, однако. Но обещал всё бросить и как можно скорей прижать блудного сына к своей широкой груди. Но! Как ни крути, даже такой скоростной транспорт как самолёт, не может двигаться в пространстве мгновенно. Ждём-с!