Война (ЛП) - Андрижески Дж. С.. Страница 110

Когда я сказала, что хотя бы Мэйгар не оказался телекинетиком, поскольку тогда Тень никогда бы его не отпустил, Ревик лишь покачал головой.

Он признался, что на самом деле думал о прямо противоположном — что главным мотивирующим фактором, заставившим Тень отпустить Мэйгара, было то, что таким образом Ревик сумеет обучить его. По словам Ревика, просто пребывание рядом с нами двоими во сто раз упростит Мэйгару задачу по освоению этой способности.

Как Ревик учил меня ещё годы назад, свет влияет на свет.

Свет обучал и развивал другой свет просто посредством одного лишь контакта. Схожий, резонирующий или связанный свет делал это в разы сильнее и быстрее. Схожие структуры влияли на схожие структуры; они пробуждались, стимулировались, учились друг от друга, связывались друг с другом.

Такова природа видящих.

Что опять-таки подтверждало теорию о том, что Тень прекрасно знал, где именно мы находились. Это также указывало на то, что он считал, будто мог взять над нами верх, когда и если ему этого захочется.

И да, ничто из этого не вселяло уверенность.

Ревик и Балидор оба считали, что Тень и Салинс отказались от любых серьёзных попыток затащить Ревика обратно в свои ряды. Учитывая его связь со мной, им пришлось бы вербовать нас обоих, а от такого варианта они отказались, если можно судить по тому, как они обращались со мной в Аргентине. Теперь, когда свет Ревика по большей части восстановился от того, что Менлим сделал с ним в детстве, он был менее подвержен их влиянию.

Конечно же, всё это не означало, что мы с Ревиком перестали быть мишенями; если уж на то пошло, мы считали, что Тень теперь просто попытается нас убить. Вероятно, единственная причина, по которой он ещё не сделал этого — это то, что мы могли помочь Мэйгару и/или Касс получить доступ к их телекинезу.

Вздохнув, я и это вытолкнула из головы, закинув ноги на консоль у станции охраны, и стала наблюдать за Мэйгаром.

Согласно записям, за последние несколько недель он много времени проводил в одиночестве.

Медики регулярно проверяли его состояние. Его тщательно допрашивали различные члены разведывательной и военной команд в Олбани, но помимо этого, он мало с кем виделся. Согласно журналам регистрации, единственный не-военный, кто его посещал с тех пор, как мы прибыли обратно в отель — это Чандрэ.

Видимо, общение с прежними друзьями из Сиртауна не сложилось.

Даже теперь я одна присутствовала на станции охраны. Ещё один охранник следил за конструкцией из той части подвала, но в целом они оставили Мэйгара одного. Данная сессия будет записана, включая aleimi-сигнатуры, но это всего лишь протокол. Я не собиралась что-либо отслеживать или давать Ревику советы на основе увиденного.

На самом деле, я была здесь лишь на случай того, если я понадоблюсь Ревику.

Я знала, он боялся, что встреча может пройти плохо. Он надеялся, что всё пройдёт неплохо, но учитывая их прошлые контакты, вероятность была не очень высокой.

Ощущение этой надежды в его свете тронуло меня, хоть я и понимала, что Ревик беспокоится, вдруг я обижусь на него, ведь Мэйгар так со мной поступил. Я заверила Ревика, что меня это не обижает, а мы с Мэйгаром можем урегулировать свои разногласия самостоятельно, как-нибудь в другой день.

Я не была уверена, что Ревик мне поверил.

Я также знала, что он до сих пор не примирился со своими чувствами по поводу того, что сделал Мэйгар.

Когда Ревик вошёл в камеру, я не знала, был ли у него какой-то план, или он просто собирался импровизировать. Глядя на него, я мало что могла сказать, помимо того, что он нервничает. Как только он открыл дверь, его лицо опустело, как у разведчика.

Прочесть язык тела Мэйгара было куда проще.

Я видела, как он подпрыгнул, увидев стоявшего там Ревика. Его лицо сделалось бледным, как мел, и это было заметно даже под заживающими синяками на его коже.

Его свет также заметно подпрыгнул на мониторе.

Чандрэ говорила мне, что после отъезда из Сиртауна у Мэйгара был непростой период в жизни, ещё до того, как его забрал Тень. По странному совпадению, большую часть того времени он прожил в Нью-Йорке, в каком-то потрёпанном жилом здании на Нижнем Ист-Сайде, притворяясь человеком и изредка выполняя кое-какую работу по разведке, в основном для бывших Шулеров. Он был в бегах от людей Ревика и от людей его матери, так что большую часть времени он прятался и прикидывался человеком.

Чандрэ, похоже, ему сочувствовала.

Глядя на него теперь, я невольно ощущала то же самое, несмотря на остаточную злость из-за того, что он сделал со мной.

В те несколько раз, что я сканировала Мэйгара в Олбани, я ощущала много одиночества в его свете. Оно тяжело ощущалось в нём, как саван депривации [12], граничащей с тошнотой разделения — и не просто такой тошнотой, которая возникает от слишком долгого воздержания от секса. Скорее, это та нехватка, которая длилась уже некоторый период времени, так долго, что отпечаталась в его aleimi в целом. В свете Ревика имелся такой же отголосок одиночества, так что я понимала разницу.

Наблюдая за Мэйгаром сейчас, я вновь осознала, что он наверняка знал о романе Рейвен и Ревика ещё до всего этого, хоть и не признавался самому себе. Может, он даже винил Ревика за то, что он оставил его мать с Шулерами.

Когда я спросила Ревика, почему он оставил Рейвен позади, он лишь рассмеялся.

Он сказал, что Рейвен первая сказала бы Галейту, если бы знала, что он планирует уйти. Но только после того, как она накачала бы его транквилизаторами, надела на него ошейник, наручники и заперла в шкафу, чтобы не дать сбежать. По его словам, Рейвен изначально была с ним только из-за его высокого положения в Пирамиде. Не будь Галейт счастливо и очень моногамно женат, Рейвен определённо попробовала бы соблазнить его вместо Ревика.

Я по-прежнему не слышала эту историю целиком — в смысле, о времени Ревика в Шулерах или о том, что наконец-то побудило его уйти. Конечно, мне было интересно, но я никогда не задавала ему вопрос прямым текстом. Я знала, что, в конечном счёте, должно было случиться нечто довольно серьёзное, но, похоже, никто не знал деталей, кроме самого Ревика, а он пока что не делился ими [13].

Мэйгар сказал, что Ревик попросил убежища потому, что им двигало чистое отчаяние.

Опять-таки, по словам Мэйгара, Ревик не то чтобы сдался — его поймали. Охрана схватила его возле лагеря Вэша, что являлось грубым нарушением перемирия между Шулерами и Семёркой. Ревик был избитым, измождённым и страдал от какой-то наркотической ломки. Он также утверждал, что его же люди пытались его убить.

Его первоначальное депрограммирование от Пирамиды во всех отношениях было жестоким, чрезвычайно публичным и настолько драматичным, что после этого Ревик десятки лет оставался изгоем общества. Когда мы встретились, примерно через тридцать лет, он по-прежнему оставался практически изгоем.

Статус бывшего Шулера также был для Мэйгара поводом ненавидеть Ревика.

Но даже когда я только познакомилась с Мэйгаром, я подозревала, что его ненависть носит более личный характер.

Теперь я наблюдала, как Ревик с непроницаемым лицом приближается к низкой кушетке.

Руки и лодыжки Мэйгара были свободно прикованными к стене и скованными меж собой, но они оставили ему достаточную свободу передвижений — пожалуй, он мог ходить по половине камеры вокруг кушетки, спокойно доходить до стула, стола, а также органического туалета и душа, находившихся у одной стены.

Ревик взял стул и поднёс его, поставив в одном-двух метрах от кушетки.

Я наблюдала, как он ставит стул, затем садится на него задом наперёд, положив свои длинные руки на спинку стула. Я подмечала в нём нервозность, начиная от нервного постукивания ботинком и заканчивая тем, как он стискивал спинку стула.

Он кашлянул, глядя Мэйгару прямо в лицо.