Триумф - Веснина Елена. Страница 16

— Какие тогда вопросы ко мне? — строго спросил Самвел.

— Вопрос первый: кто она? Вопрос второй: кем она вам приходится? Лично я глубоко сомневаюсь, что вы способны вручить ключи от машины абсолютно постороннему человеку.

— Эту женщину зовут Надежда Косарева. Отчества не знаю, года рождения тоже. Родилась и жила в Радужном. Одно время жила здесь. Машину брала несколько раз, ездила по своим делам.

— И вы не спрашивали — по каким?

Самвел пожал плечами:

— Не спрашивал, у меня своих дел невпроворот.

— Что же было дальше? — спросил следователь.

— Дальше ничего не было. Мы выяснили отношения, и она съехала. Надеюсь, что навсегда.

— И где она сейчас?

— Не знаю. Она мне не докладывала.

— А если бы Косарева вдруг объявилась, вы бы мне сообщили?

— Боюсь, что нет. Я с женщинами не воюю.

НикНик посуровел:

— А ведь за это можно и ответить. По закону. Она — клофелинщица. И недавно увела довольно крупную сумму денег. Мы ее все равно поймаем. Номера купюр записаны, а позже, думаю, найдутся и другие пострадавшие. Понимаете, куда я клоню?

Самвел равнодушно развел руками.

— А клоню я к тому, — продолжал следователь, — что когда откроется уголовное дело, ваша симпатичная дорогостоящая машинка будет проходить в нем как одно из орудий преступления. Для начала ее отгонят на штрафплощадку.

А по окончании процесса наверняка передадут в собственность государства.

Самвел равнодушно развел руками.

— К счастью, помочь вам — вполне в моих силах. Так что подумайте, — многозначительно сказал НикНик. — Вот моя визитка.

Самвел молча взял визитку и так же молча вышел.

Люба прибежала в сторожку к Ваське перепуганная.

— Чего мчалась, как заполошная? Сядь, отдышись, — велел Васька.

— Вася, я боюсь, — сообщила Люба.

— Излагай с чувством, с толком, с расстановкой. Кого боишься, почему боишься, с каких пор боишься и с какой целью?

— Я его узнала! — закричала Люба.

— Нет, эти бабы доведут меня до нервного срыва. Кого и где ты узнала?

— Я была в милиции на опознании. Как ты велел. Они высадили ряд мужиков. Все в кепках и все с усами. Как я и рассказывала следователю. А один такой красивый — ну просто Басков Николай, только чернявый! Так бы и поставила его на сервант любоваться.

Васька нахмурился:

— Ты, Любовь, женщина легкого поведения. Тебя на кривую дорожку увлечь — два раза плюнуть. Мужика красивого увидела, и всё! Долг, друзья — все по боку.

— И ничего не по боку! Он сидел среди них. Тот, кто Ритку в подъезде спрашивал… Перед тем как убить. Я как его увидела, так обмерла. Только и думала, чтобы незаметно было.

— Вот курица. Не обмирать надо было, а сдать его немедленно. По всей строгости закона.

— Как сдать, Васенька? Мне же голос был? — заголосила Люба.

— Никак у меня конкурентка объявилась. Баба Ванга местного разлива. И что ж тебе сказал этот твой голос?

— Он сказал, что если я его опознаю, то могу сразу завещание писать. И нож вот сюда приставил.

— Как говорят в Америке: доброе слово — хорошо, а доброе слово и пистолет — гораздо лучше. Интересные, однако, тебя голоса посещают.

— Вася, что мне делать? Все же знают, где я работаю. А может, и где живу… Васенька, убьют меня.

— А ничего другого тут, Люба, не придумаешь, как идти и сдать его ментам, — предложил Васька. — Они, в случае чего, к тебе и охрану приставят.

— Ты, Вася, конечно, мужчина видный и умный, экстрасенс. Но сейчас городишь невесть что. Не могу я его сдать ментам. По очень уважительной причине. Я, конечно, баба-дура. И — курица, как ты говоришь. Да только о готовящемся опознании знали только мы вдвоем.

— Кто это — вы вдвоем? — не понял Васька.

— Я да следователь. А теперь вопрос на засыпку: откуда голос узнал, что я иду его опознавать? Я ему про это сказать не могла, адресочка не знала. Значит, кто у нас остается?

Васька кивнул:

— Двух мнений быть не может. Порожденье сил тьмы — оборотень в погонах. Больше некому.

— И я о том же.

— Люба, что ж делать? Знаем мы убийцу — и кому легче? — спросил Васька.

— Послушай, я вот чего думаю. Ведь он просто зашел и спросил, пришла ли Ритка с работы. А вдруг он невиновный человек?

— Да уж, 22 раза невиновный! А потом этот невиновный к тебе опять зашел без спросу, голосом прикинулся и ножичком пощекотал.

— Вась, а Вась? А может, это двое разных были? — решила Люба.

— А еще обижаешься, что курицей называю. Скажи-ка мне, Любовь, кто были люди, которых ты опознавала.

— Работники «СуперНики».

— Вот те на. Это что ж получается, свои все?

— Да какие они мне свои? Я к компании отношения не имею. Из всей «СуперНики» я знаю только Амалию, которая мне приказы отдавала — в какой день мыть, в какой пылесосить, а когда вообще под ногами не болтаться…

— Люба!

— …кому простыни крахмалить, а кому не надо…

— Любовь!

— …когда поливать фикусы, монстеру и фортунеллу…

— Что ж вы, бабы, за люди? Начинаете об одном, продолжаете о десятом, а закончить вообще не можете — язык что вентилятор. Вам бы языки клеем «Момент» к зубам приклеивать. Говори, кого еще знаешь из офиса.

— Еще Ритку знала.

Васька только рукой махнул.

— Если этот человек из «СуперНики», на фирму сообщать нельзя, он узнает… — задумался Василий.

— И зарежет меня по-настоящему! — заголосила Люба.

— Это — полбеды. В панике он дел покруче наворочает. Может на Ритку снова напасть.

— Ну спасибо, Васенька, за любовь, за дружбу. Я пошла.

— Стоять! Ты — моя ходячая улика. Приманка моя. А что если дать ему знать, будто ты его узнала, и выставить тебя как живца? Он клюнет, а мы его цап-царап на месте преступления!

— Я, Вася, думала, что ты — человек, и любила тебя как человека… А ты оказался… — Люба даже слова подобрать не могла от возмущения.

— Ну? Кем?

— Я таких слов вслух не произношу. Чтобы не портить биополе. Иди, Ритку свою цепляй на крючок, как червяка. И лови хоть всех преступников мира. Иди, иди!

— Любовь, ты человек эмоций, — начал объяснять Васька. — Тут нужен трезвый расчет, а не ла-ла. Судя по всему, следак с ними заодно…

— Василий, да ну их всех! Они люди небедные, им есть за что друг другу горло перерезать. А нам, простым да на зарплате, в их дела нечего соваться.

— Речь идет о моей Ритке! — крикнул Васька.

— Твоей, да не моей. У меня собственная гордость имеется, — заявила Люба.

— Не обижайся, Любовь, — попросил Васька. — Ты мне друг, а с Ритой нас связывает…

— Что замолчал? Что связывает? Ничего не связывает. Потому что она тебя бросила.

— Ты не понимаешь. Я как-нибудь на досуге, сидя перед камином в своем особняке, расскажу тебе драматическую историю своей жизни. А сейчас — о деле. Этого подлеца нельзя оставлять на свободе.

— Ты же не любишь милицию! — напомнила Люба.

— А еще больше не люблю убийц. Не знаю, в чем причина, но не нравятся они мне — и точка.

— А у меня есть план. Давай я тебе убийцу покажу, и ты его поймаешь сам, — предложила Люба.

— Как? На палочке верхом и стреляя из пальца?

— Не-а. Ты его загипнотизируешь.

Васька задумался:

— Нет, не годится. А вдруг он непьющий? Я-то воздействую только на алкашей.

— Закодируй его наоборот. Пусть запьет после тебя. Тут мы его и повяжем.

Ситуация зашла в тупик.

— Нужно с кем-то посоветоваться, — предложила Люба.

— Иногда и ты соображаешь, — похвалил Васька. — Жаль, нечасто. Да, надо потолковать с человеком нейтральным и авторитетным.

— Такой человек для меня только — ты.

— Это я-то нейтральный?

— Ты — авторитет, — уважительно сказала Люба.

— Это тебя в твоем родном Зазимье научили так нагло льстить?

— Васенька, я искренне.

Тут Василия осенило:

— Я знаю нейтрального и авторитетного. Это Самвел.

Юрий Владимирович пришел в «СуперНику».