Неразгаданные тайны - Веснина Елена. Страница 51

— Ясно. Видишь, как хорошо обошлось? Ну, открой окошко, поговорить надо.

Конвоир выполнил просьбу.

— Я придумал выгодную комбинацию, — сказал Борюсик. — Притом совершенно безопасную для тебя. Слушай. Ты звонишь в мою клинику. Тебе ответит медсестра: «Клиника «Борюсь», Марина слушает». Потом ты на секунду дашь мне телефон, я распоряжусь по работе, а она тебе принесет бутылку чего скажешь.

— И пива в придачу! — выдвинул условие конвоир.

— С пивом проблем не будет, — заверил Борюсик.

— Ладно, диктуй телефон, — согласился тот. — Медсестра хоть симпатичная?

НикНик пришел в офис «СуперНики», как просила Амалия.

— Вы потрясли меня рассказом о моральном подвиге Бориса Михайловича, — сказала Амалия. — Но его признание шито белыми нитками. Зачем губить невинного человека, оставляя виновных на свободе? Простите, у меня нет права давать вам советы, я просто рассуждаю вслух. Но прежде всего я прошу вас разрешить мне свидание с Никитиной и беседу с руководством отделения, — продолжала Амалия. — Я открою вам карты. Я хочу одного: перевести Доминику в отдельную палату. За вознаграждением дело не станет.

— Но я не уполномочен…

— Я бы не тревожила вас, — перебила НикНика Амалия, — если бы дело не касалось спецотделения. Без вас меня туда не пустят.

— Искренне хочу вам помочь, но наверняка обещать не могу. — НикНик не горел желанием заниматься личными проблемами подследственных.

— Не думаю, что перевод в отдельную палату измученной женщины, не вполне оправившейся от предыдущих травм, может помешать вашему расследованию. А наша фирма, со своей стороны, берется помочь милиции разрешить кое-какие бытовые проблемы.

Впрочем, я бы не хотела, чтобы мое предложение было неправильно расценено. Решайте сами. Я думаю, мы поняли друг друга. Мне поехать с вами?

— Сам справлюсь, — заверил ее следователь.

В клинике Борюсика раздался телефонный звонок. Марина сняла трубку.

— Клиника «Борюсь», Марина слушает.

— С вами хотят поговорить, — сказал конвоир.

— Мариночка, послушайте меня, — Борюсик быстро перехватил трубку.

— Ой, Борис Михайлович, а мы вас так ждем… — обрадовалась Марина.

— Мариночка, слушайте внимательно, времени нет. Вы заведете карточку на Сидорова Ивана Алексеевича и заполните ее как обычно. Процедуры и уколы, которые он получает, я вам сейчас продиктую. Препарат для инъекций должен быть в нашей аптечке, пачка распечатана. Вы меня поняли?

— Поняла.

— Записывайте процедуры…

Самвел закончил инструктаж Ритки по поводу акций.

— Ну вот, рассказал тебе все, что знал. А для чего тебе такие сложности? Тебе на базаре тетрадки в клеточку хватало — и приносила рынку хорошие деньги.

— Самвел, если бы ты знал, как ты мне сейчас помог, — задумчиво проговорила Ритка.

— А где ты сейчас работаешь? — поинтересовался Самвел.

— В «СуперНике». Знаешь такую?

— Ого! Кто ее не знает! Никогда бы не подумал, что наш рынок будет ковать кадры для телевидения и большого бизнеса. Я тобой горжусь. Ты ко мне заходи, всегда рад тебя видеть.

Самвел проводил Ритку до двери. Обернувшись, он увидел, что Косарева опять вернулась в комнату.

— Надежда, почему ты спряталась? — не понял Самвел.

На следующий день утром в Радужном в кабинет Петрова завели Крокодила.

— Что, гражданин Топорков Виктор Мефодьевич, отдохнули? — обратился к нему Петров. — Как спалось?

Крокодил не спешил с ответом, потирая щетину на лице.

— Спасибо за заботу, гражданин начальник, — наконец сказал он. — Вашими молитвами — до пенсии не дотянешь.

— Не знал, что ты на пенсию рассчитываешь. Может, у тебя и трудовая книжка имеется?

— А вы не издевайтесь. Всякий зарабатывает, как умеет. Я, может, тоже в юности другие мечты имел, а судьба-злодейка подкинула обстоятельства.

— Когда поделишься сокровенным, труженик? — резко меняя тон, спросил Петров. — Ничего нового не надумал?

— Не поймешь вас, ментов.

— А ты не понимай, ты рассказывай. Почему это ты вдруг сдаться надумал?

Петров решил трясти Крокодила по полной.

— Просто я так подумал — чего безвинному человеку от милиции прятаться?

— Безвинному… эва ты загнул!

— Так и есть! Вместо того чтобы жить на свободе с чистой совестью. Это Надька кашу заварила, детишек моих выкрала, меня на базар посадила, хотела денег с их помощью сшибить… Сучка она, Надька. Если бы я знал, что девчонки — мои дети, разве я бы… да что там говорить! Крокодил — тоже человек, и чувства человеческие у него имеются.

Крокодила понесло.

— Проникновенно. В колонии в самодеятельности будешь участвовать. Я сам приду на представление. В первый ряд сяду. — Петров театрально зааплодировал.

— Рано на меня билеты покупать, начальник, и не за что в колонию определять. Сам ведь знаешь — нет у тебя на меня ничего. А вот у меня для тебя предложение имеется.

— Интересно послушать твое предложение, — с недоверием хмыкнул Петров.

— За Косаревой много чего волочится, ты не сомневайся, — доверительно заговорил Крокодил. — Она меня обвела вокруг пальца, как маленького, под ментовку подвела. А главное — не сказала, когда воровала, что девчонки мои. Я на старость слабым стал. Запали они мне в душу. Особенно старшая. Такая хорошая девочка. Песни поет. Я не хочу больше быть Крокодилом. У меня фамилия есть. Топорков. Понимаю, что детей мне не отдадут. Да и как я их воспитывать буду? Среди нищих? Но помогать им по мере сил я хочу. Пусть они даже и не видят меня.

— Крокодил ты, гражданин Топорков, и слезы твои крокодильи. Сколько я тут перевидал таких, как ты, — и все детьми прикрывались. Вам дети нужны, только чтобы дела свои проворачивать. Небось, в «бизнесе» своем тоже детский труд используешь и детские слезы тоже, чтоб жалостнее было. Так? Петров слышал подобное много раз.

— Напрасно не веришь. Я тебе правду говорю. Ты сейчас, по закону, должен меня или выпустить, или предъявить обвинение. Так ведь, а?

— Ты не юрфак закончил?

— Предъявить ты мне можешь только фигу с маслом. Но тебе это сделать ментовская гордость не позволит. Ты пойдешь к судье, будешь просить о продлении срока задержания, ля-ля, фа-фа. Зачем? Выпускай меня — и дело с концом. А я тебе Косареву на блюдце выкачу, она наверняка уже новых дел наворотила. Подумай. — И Топорков наставительно поднял вверх указательный палец.

Однако Петров все-таки задумался над его словами:

— Что-то разговорился ты, Топорков.

— Сигаретку дай, начальник.

В детдоме в Радужном в своем кабинете Виктория Павловна суматошливо и немного нервно снаряжала в новую жизнь девочек Косаревых. Она отдала Михаилу документы, перепроверила бумаги. Анна Вадимовна стояла рядом. Танюша ждала с несколько отрешенным видом, думая о своем; Михаил был напряжен и взволнован.

— Ну вот, кажется, и все формальности утрясены, — сказала директриса. — Поздравляю вас, уважаемые Михаил Афанасьевич и Татьяна Андреевна, с пополнением в семействе. — Ее голос дрогнул. — Если что, не стесняйтесь, обращайтесь, мы всегда, чем можем, поможем нашим… вашим деткам, наш дом — ваш дом. Надеемся, что у вас все получится, и девочки наконец обретут настоящую крепкую семью, где их будут любить.

— Бабушка Павловна, а ты будешь к нам в гости приезжать? — спросила Лёля.

— Обязательно, — пообещала та, погладив ее по головке. — Жди меня на свой день рождения. С подарками. Лёлечка, береги Катюшу, помни, вы — сестрички и должны всегда и везде друг другу помогать.

— Бабушка, — теребила Лёля за рукав Викторию Павловну, — а если мы скучать будем, вы с мамой Аней к нам приедете жить? Насовсем…

Виктория Павловна утерла слезу:

— Нет, Лёлечка, насовсем не приедем. Кто же тогда останется с другими детишками?

— Ну ладно, нам пора, — сказала Танюша.

Все засуетились и направились к выходу, где у крыльца детдома стояла машина Коркиных. Михаил погрузил туда вещи девочек. Танюша села на переднее сиденье. На крыльце толпились детдомовские дети, из окон высовывались нянечки с платочками. Девочек усадили в машину. Михаил пожал руки директрисе и Анне Вадимовне, потом бросился обнимать женшин. Наконец, нажав на клаксон своего авто, он медленно отъехал от детдома. Лёля и Катюша махали руками из окон. Виктория Павловна стояла, прижав руку к сердцу, потом перекрестила машину вдогонку.