Ведьма с украденным именем (СИ) - Муссен Анна. Страница 12

— У меня нет никаких сомнений, — ответил на ее вопрос Тмин и, притянув к себе Марию, легонько дотронулся своими губами до ее.

Его поцелуи всегда заставляли Марию забывать все, что так или иначе будоражило ее душу. Будь то плохое или же наоборот, настолько хорошее, мешавшее здраво мыслить, лишь рядом с Тмином Мария чувствовала не поддающееся объяснению спокойствие и умиротворение.

«Это потому, что мы — суженные, — не переставала повторять про себя Мария в такие моменты. — Две половинки некогда цельной души».

Тмин углубил поцелуй. Оторвавшись от губ ведьмы, он переместился к ее щеке, а потом к уху и, чмокнув мочку, прошептал:

— Я люблю тебя, Мария. Всегда любил и всегда буду.

Мария улыбнулась, услышав его признание. Он редко говорил ей о своих чувствах, но всегда их показывал. Иногда в неподходящих местах, иногда в неожиданное время. Она повернула к себе его лицо, нежно сжав его в своих ладонях и, взяв на себя инициативу, на этот раз сама поцеловала Тмина.

— Я тоже люблю тебя, душа моя, — сказала ведьма.

Она обняла Тмина и удобно уместила голову у него на груди.

— Пообещай мне, что в городе мы начнем новую жизнь. Перестанем быть магами с выжженной Пустоши. Пусть по началу нам будет трудно, пусть придется жить в трущобах… Но пообещай мне, что мы будем жить так же, как и все остальные. Никого не грабя и не обманывая.

Тмин погладил ведьму по голову, заправил ее черную прядь за ухо.

— Давай просто начнем новую жизнь, Тмин. И забудем все плохое, что случилось с нами дома.

Мария смотрела на то, как язычки оранжевого пламени, поднимаясь вверх, отсоединялись от костра и, недолго паря над землей, исчезали, уступая место другим отделившимся от пламени искоркам.

— Хорошо, — согласился Тмин, выдохнув в макушку ведьмы. — Давай начнем новую жизнь.

Мария прикрыла глаза, наслаждаясь их уединением, как вдруг лесную тишину разрезал громкий возглас:

— Во имя наших любимых и почитаемых первородных!.. Меня сейчас стошнит от этих нежностей!..

Мария и Тмин вскочили на ноги. Насмешливый голос стал эхом отзываться со всех сторон, туман, который, казалось, давно исчез, вновь стал сгущаться над лесом. Из-за деревьев, словно все это время они там и стояли, начали выходить маги, разодетые в черные одежды. Их головы были покрыты, лица скрывала черная краска.

— Темные маги, — одними губами прошептала Мария, потянувшись к набедренной сумке, которую никогда не снимала.

Но вспомнив, что из-за Тмина не взяла с собой ни одного зелья, одернула руку.

— Тмин!..

Колдун напряженно вглядывался в темные силуэты. Он просунул руку внутрь своей куртки, нащупал в кармане рукоятку кинжала.

— Нам пришлось следить за вами целых четыре дня, — продолжал возмущаться маг.

Его богатую и ярко выраженную мимику никакая краска скрыть не могла.

— Все эти поцелуйчики, обнимашечки, и, простите, первородные, — маг якобы стыдливо прикрыл глаза, — мы не хотели подглядывать!.. Четыре дня. Это, знаете ли, много.

Мария встала вплотную к Тмину.

— Что делать? — тихо спросила она. — У меня с собой ни одного зелья.

— Не волнуйся, — произнес Тмин. — Они не будут нападать.

— А?..

Мария обернулась к Тмину в пол оборота и почувствовала легкий укол в районе сердца. Дыхание моментально сперло, словно весь воздух разом исчез из легких. Мария боялась боли, потому старалась не делать лишних движений и не шевелиться. Опустив взгляд, она увидела золотисто-красную рукоятку ритуального кинжала, крепко сжатую пальцами Тмина.

«Все же…»

В немом укоре посмотрев на колдуна, Мария стала опускаться на землю. Тмин подхватил ее за талию, и сел вместе с ней, успокаивающе погладив ведьму по щеке.

— Не обижайся, душа моя, — произнес он. — Так надо.

Из горла Марии вырвался глухой рык. Ее губы подрагивали в злом оскале, брови сходились на переносице.

— Ты была права, — зашептал Тмин, чтобы темные маги не услышали, — когда сказала, что кража таких вещей, как всевидящие сферы, чреваты своими последствиями. Я украл драгоценность не у того «кошелька» и поплатился за это. Но тот, у кого я это украл, заметил мои таланты и дал мне шанс исправиться: забери чужую душу, и станешь одним из нас.

Мария ощутила, как стали холодеть кончики ее пальцев. Кинжал продолжал торчать из ее груди. Мария видела, как поднимались вверх зеленоватые блики света. И ей казалось, будто это была ее жизнь, утекающая прочь из ее тела.

— Нелегко узнать чужое имя, душа моя. Слишком уж глубоко в нас вбит наказ древних, но не бойся, Мария, — проведя рукой по черным волосам девушки, произнес Тмин. — Твоя боль сейчас пройдет. Я же со своей буду жить до конца своего цикла.

Тмин в последний раз взглянул в серые глаза Марии и, наклонившись к ее уху, прошептал ведьме их одно на двоих имя.

— Спи спокойно, любовь моя. Наши души теперь навечно связаны.

Колдун опустил леденеющее тело ведьмы на землю, встал в полный рост и направился к уходившим из леса темным магам. Один из них похлопал Тмина по плечу, тем самым выразив свое одобрение его поступку.

— Четыре дня, Тмин! Ты должен был сделать это, как только вы покинули свою деревню.

Огонь в костре стал потухать. В опустошенных глазах Марии поблескивали последние искорки оранжевого пламени. Мария уже не чувствовала тепла от тлеющего огня. Не ощущала дуновения ветра на своей коже. Мария знала, что ее циклу пришел конец, и переродиться вновь у нее больше не было шанса, но отчего-то ни злости на Тмина, ни обиды, в ее душе не было.

Возможно, виной тому было то, что у Марии больше не было души.

Глава 8. Обитель чародеев

Мария открыла глаза и закричала.

Так истошно и громко, что те, кто услышал её крик, невольно вздрогнули и замерли, словно само время остановилось вокруг них. Они прислушались и переглянулись между собой, а Мария всё продолжала кричать. Её тело горело, будто брошенная в огонь сухая деревяшка. В перерывах между накатывающей волнами болью, ведьма пыталась понять, где она находилась, но перед глазами всё было белым, окутанным не то туманом, не то дымкой.

— Дитя, не причиняй себе вреда. Пусть боль твоя уйдет сейчас и навсегда, — перед тем, как вновь заснуть, смогла расслышать Мария низкий, приятный голос.

***

Потолок над Марией оставался деревянным, сколько бы раз она не закрывала и не открывала глаза. Чистая, маленькая комнатка, куда поместились лишь кровать, да сундук, внутри которого ничего не было, были единственными вещами, которые ведьма видела на протяжении светлого дня. Ни растений на подоконнике, ни книжек на полу, даже пауков в углах, и тех не было в выделенной ей комнате.

Отражение в зеркале должно было пугать её, но Мария ничего не испытывала: ни обиды, ни злости, ни страха. Как бы она не пыталась заплакать, слёзы не текли из её глаз. Сердце в груди билось спокойно, не ускоряя и не замедляя темпа.

Мария дотронулась пальцами до своего отражения, провела по нему ладонью и, сжав руку в кулак, со всей силы ударила по зеркалу. Место удара покрылось паутинкой трещин, белая кожа на её костяшках окрасилась кровью. Бессильно опустив руку, Мария продолжила пустым взглядом серых глаз смотреть на десяток своих отражений. Чёрные волосы, которые ей так нравились, потеряли свой цвет, став, наверное, белее самого снега. Сколько бы ведьма не пыталась изменить выражение своего лица, её пределом было легкое подергивание губ.

— Эй, что ты делаешь! — воскликнул ворвавшийся в комнату чародей.

Он преодолел расстояние между собой и Марией в два широких шага и, схватив ведьму за запястье, резко дернул её руку вверх. Его светлые брови сошлись на переносице, в карих глазах чародея читался упрёк, а на его лице застыло выражение обеспокоенности.

— Что ты делаешь? — повторил Яр уже спокойным, но осуждающим её поступок голосом. — Учитель ведь говорил тебе…