Окно напротив (СИ) - Сокол Лена. Страница 38

- Не плачь, она в лучшем из миров, - доносилось с одной стороны.

- Бедная деточка, - с другой.

- Ах, если бы я была здесь, - отвечала Аня, сморкаясь в платок, - был бы шанс спасти ее!

- Не вини себя, маленькая, ты ведь училась.

- Да, мне хотелось вытянуть свою семью из нищеты!

И новый поток рыданий обрушивался на комнату. И миллион сочувственных слов и поглаживаний опускался на ее плечи.

Я прижала голову к гробу, закрыла уши и стиснула зубы. Свою печаль мне не хотелось делить ни с кем.

- Нам так жаль, так жаль! – Их причитания становились еще громче. - В это невозможно поверить!

- Смотрите, - в меня летели десятки косых взглядов, - она даже не пролила ни единой слезинки. Неужели не стыдно перед матерью?

- О, не вините ее, она слишком молода, - слышался Анин шепот, - Марьяна не знала, как правильно ухаживать за такими больными. Мало бывала дома, чтобы вовремя заметить. Подростки кроме себя ничего не замечают.

Я почувствовала, как перед глазами темнеет. Даже стены в этом доме сгорбились от моей боли, воздух стал удушливым и серым, окна сузились до размеров спичечной головки. Мои щеки горели, голова гудела, а чувства закручивались, рождая ураган, стремящийся найти выход наружу.

- Ты так на нее похожа. Волосы, губы.

Даже не оборачиваясь, я догадывалась, что эти слова предназначаются не мне. Дочь, которая не оплакивает мать, пока ее сестра заливается слезами. Бесчувственная, она даже не заметила предвестников надвигающейся болезни. Ни к чему приносить ей соболезнований.

Все вокруг крутились возле Ани, и я была ей благодарна. В таком состоянии мне ничего не стоило вылить всю тьму, что скопилась внутри меня, на любого, кто посмеет подойти ближе, чем на метр.

Я запомнила все еловые веточки, что бросали на снег по пути следования похоронной процессии. Сосчитала все кочки, собранные автобусом. Перебрала ногами каждый камушек и каждый ком песка на грязном снегу возле ямы, в которую опускали гроб с телом матери. Но не слышала более ни единого слова, произнесенного присутствующими, словно оглохла.

Когда сестра билась в истерике на коленях возле могилы, я просто сверлила заледеневшую землю взглядом и не могла поверить, что «все». Мама остается там, а я здесь. И если у нее вдруг вновь забьется сердце, мне не услышать.

Я не села в автобус, который вез всех в столовую. Мне было дико в такой момент сидеть за столом. Просто развернулась и пошла прочь. Подальше от нарочитых, фанерных поминальных речей того, кто был мало знаком с моей матерью, и пришел лишь выпить водки и закусить морковным пирогом. Подальше от бессмысленных слов поддержки родственников и обвинений предательницы-сестры.

Сняв шубу, сапоги, носки и бросив все это на пол в коридоре, я босыми ногами прошла в комнату. За окном смеркалось, и в помещении тоже было уже довольно темно. Мне хватило света, чтобы найти свои вещи и сложить в большую текстильную сумку. Трудно было назвать это вещами: мамины поделки, вязание, тетради и пара учебников, документы. Из одежды – колготки, джинсы, свитер и пуховый платок.

Мне некуда было идти. Но я знала, что Мурзя что-нибудь придумает. Обязательно. Под моими ногами лежал коврик, связанный мамой. Маленький островок из прошлой жизни, и целый материк воспоминаний. Стоптанный, старый, и, как книга, хранящий память о самом дорогом.

Я наклонилась на подоконник.

За окном что-то быстро промелькнуло. Прислонившись к стеклу, я заметила в лунном свете знакомый силуэт. Даже в куртке в нем легко угадывалась фигура Сереги. Это точно был он. Высокий, стройный, - пролетел, словно вихрь, и скрылся в подъезде. Хлопнула дверь. Мое сердце застучало, как паровоз.

Через секунду я услышала громкий стук и медленно пошла в прихожую. Ноги отказывались слушаться. Дверь тряслась уже так, будто в нее швыряют камни.

Наверное, не стоило открывать. Он жаждал увидеть вовсе не меня. Но я уже повернула ручку, и свет из подъезда упал на мое, залитое горем, лицо. Перед тем, как зажмуриться, я подняла взгляд и увидела его. В расстегнутой куртке, без шапки и шарфа. Серега стоял передо мной и дышал, как загнанный зверь.

Мне захотелось сказать «уходи», но получился лишь вымученный вздох.

Его глаза. Глаза! С этими черными, как сажа, зрачками, с бесконечно длинными ресницами. Они выглядели совершенно безумными. Губы были приоткрыты, словно ему не хватало воздуха. И мне захотелось прижаться к ним, чтобы не потерять сознание. Сейчас же. Немедленно.

Я отошла на шаг, пытаясь запомнить каждую черточку его лица, и разочарованно покачала головой. Такой родной. Любимый. Не дававший ни единого повода сомневаться в нем. Как он мог?

С моей единственной сестрой!

Лучше бы я увидела в его глазах презрение, чем жуткое смятение и эту льющуюся через край любовь.

- Я все знаю, - с сожалением качая головой, прошептал он, вошел, захлопнул за собой дверь и стиснул меня в своих объятиях. – Мне так жаль!

Его руки сомкнулись на моей спине, словно тяжелые крылья. Почувствовав запах пота, смешанный с туалетной водой, я обмякла и, уткнувшись носом в Серегин свитер, наконец, дала волю слезам.

- Я с тобой, я здесь. – Его голос звучал так отчаянно и так искренне, что я почти до боли сжала руки на его спине.

Что мне было делать со своей любовью? Перед глазами одна за другой проносились картины, когда мы были невыносимо счастливы друг с другом. Слезы катились по моим щекам, но мозг умолял не поддаваться.

Я ждала, когда он уберет руки с моей спины, но он не торопился этого делать. Что-то бормотал и сжимал еще крепче, пока, наконец, не положил свою ладонь на мое лицо и не посмотрел пристально.

Время остановилось.

Даже в темноте я увидела ослепляющий свет его глаз. То, что между нами, оно сильнее всего. Сильнее смерти, лжи и обид. Сильнее нас самих.

Я поняла это. Мы оба осознали. И в этот момент Серега наклонился и крепко поцеловал меня. На удивление, я не оттолкнула его. Наоборот. Не сдерживая стона, провела рукой по его волосам и притянула к себе с такой силой, что мы стукнулись зубами. Его рот был таким мягким, язык горячим, что не хотелось останавливаться.

Мы продолжили целоваться. Яростно, страстно, прикусывая губы и дрожа всем телом. Он вдруг отстранился и прошептал мое имя. Наши губы были всего в нескольких миллиметрах, мы касались лбами друг друга. Он повторил еще раз, и его дыхание буквально обожгло мою кожу. Голос прозвучал так хрипло, обрывисто, что мои ноги перестали слушаться.

Я словно отдалась на волю неведомых сил: бросилась целовать его с такой силой, будто пыталась компенсировать все месяцы разлуки. Между нами случился взрыв, накрывший наши головы и плечи миллионами горячих осколков.