Другая половина могилы (ЛП) - Фрост Джанин. Страница 12

Она замолчала, увидев его приподнятую бровь. Кости постарался сохранить бесстрастное выражение лица, но изнутри его сжигал настоящий гнев. Вся чертова семья отвергала ее, хотя девушка не могла ничего поделать со своей сущностью.

— Не думаю, что способна контролировать чьи-нибудь мысли. Никогда не пробовала, но думаю, если бы могла, люди бы относились ко мне иначе. — Она сделала паузу, а затем продолжила бодрым тоном: — В общем, я давно знала, что сильнее обычного человека. Мне было четырнадцать, когда я побила троих мальчишек, хотя все они были больше меня, — В ее голосе послышалась горечь. — После того случая я уже не могла скрывать от себя, что со мной что-то не так… Ты видел мои глаза.

Она произнесла это так, словно считала их настоящим уродством. Он не мог с этим согласиться. Ее сияющие зеленые глаза были просто чудесными, как и она сама.

— Когда я выхожу из себя, мне приходится следить, чтобы кто-нибудь не увидел, как они светятся. Зубы у меня вроде бы нормальные. Во всяком случае, никогда не торчат…

Кэт замолчала и уставилась на него исподлобья, словно ожидая, что он осыплет ее оскорблениями. Она говорила о своей поразительной уникальности с большим стыдом, чем некоторые диктаторы о своих массовых зверствах.

— Давай уточним, — начал он, тщательно контролируя свой тон. — Ты сказала, что в четырнадцать лет осознала свою уникальность. Ты что, прежде об этом не знала? Что твоя мама говорила про отца, пока ты была маленькой?

В ее взгляде промелькнула боль.

— Она никогда не упоминала об отце. Если я спрашивала — а такое бывало, пока я была маленькой, — она переводила разговор на другое или сердилась. Но я узнала от других детей. Они обзывали меня безотцовщиной с тех пор, как научились говорить.

Она ненадолго прикрыла глаза. Кости последовал ее примеру.

«Ох, как хорошо я знаю эту боль, Котенок…»

— Как я уже говорила, когда я стала подростком, то начала чувствовать себя… еще более иной, — продолжила она, открывая глаза. — Гораздо хуже, чем когда была ребенком. Труднее стало скрывать свои странности, как велела мне мама. Я больше любила ночь, — На мгновение ее тон смягчился. — Часами бродила по саду. Иногда не могла уснуть до рассвета…

Похоже, это было единственное воспоминание, которое не пронизывала затаенная боль. Он почти улыбнулся, представив себе малышку Кэт, всю ночь игравшую в саду. Но затем голос девушки ожесточился, а черты лица напряглись.

— Но пока те мальчишки не загнали меня в угол, я не знала, как плохи мои дела.

— Что они сделали? — спросил он мягко, почти ласково.

Она снова закрыла глаза.

— Они в который раз доводили меня. Толкали, обзывались — все как обычно. Это бы меня не взбесило. Такое повторялось чуть не каждый день.

Чертовски хорошо, что она сейчас не могла видеть выражение его лица, иначе убежала бы в страхе. «Мне нужны лишь имена», — холодно подумал он. Задирам никогда не поздно расплатиться за свои преступления.

— Но когда кто-то из них, не помню который, назвал мою мать гулящей, я взорвалась. Я швырнула камнем и вышибла ему зуб. Остальные набросились на меня, и я их поколотила.

Кэт открыла глаза. Выражение его лица снова стало непроницаемым. Если бы она увидела его гордость за нее, то заподозрила бы неладное.

— Они никому об этом не рассказывали.

Конечно не рассказывали, жалкие сопляки.

— Наконец, в мой шестнадцатый день рождения мама сочла меня достаточно взрослой, чтобы узнать правду об отце. Я не хотела ей верить, но в глубине души знала, что это правда. В тот вечер я впервые увидела, как светятся мои глаза. Она поднесла мне зеркало и уколола в бедро.

Что она сделала? Должно быть, его бесстрастная маска дрогнула, выдав смесь ужаса и гнева, поскольку девушка сразу же начала защищать свою маму.

— Не со зла. Она хотела меня напугать, чтобы я увидела, что делается у меня с глазами. Примерно через полгода после того я убила своего первого вампира.

Ее слова оправдывали действия матери, но глаза все равно наполнились слезами, которые она попыталась сморгнуть. Эти слезы удержали Кости от справедливого замечания, что даже после реальной попытки его убийства, он — «проклятый» вампир! — был недостаточно жесток, чтобы ударить ее ножом в ответ, хотя на тот момент почти считал ее пособницей убийцы, который торговал людьми.

Неудивительно, что в ее глазах было столько отчаяния. Ее сломала собственная мама, когда Кэт была наиболее уязвима. Но девушка не осталась сломленной. Каким-то образом она собрала все осколки своей души воедино и превратилась в мстительницу из-за той самой женщины, которая однажды уже разрушила ее. И теперь каждый раз убивая вампира, Кэт пыталась уничтожить ту часть своей сущности, которую мать так долго заставляла ее презирать в себе… а заодно старалась заслужить любовь родительницы.

Она не должна была задавать себе настолько высокую планку. Никто не должен.

Девушка резко поднялась.

— Кстати о моей матери, мне нужно ей позвонить. Она заболеет от беспокойства. Я и прежде иногда задерживалась, но никогда не исчезала из дома так надолго. Она подумает, что кто-то из вас, кровососов, меня убил.

Это окончательно сломало его контроль.

— Твоя мамочка знает, что ты заманиваешь вампиров, обещая им себя, и потом убиваешь? И она тебе разрешает?

Черт возьми, ей не следовало выслеживать монстров: она жила с одним из них!

— Черт, я-то думал, ты пошутила, когда сказала, будто она знает, что ты сокращаешь нашу популяцию. Будь ты моя дочка, я бы запирал тебя по ночам в спальне.

Ее лицо покраснело от ярости, Кости хотел продолжить, но эти серые глаза снова остановили его. Кэт не выглядела такой обиженной, когда думала, что он собирается убить ее. В глубине души она должна была понимать, насколько неправильными были действия ее матери. Она просто не могла заставить себя признаться в этом.

— Не говори о ней так! Она знает, что я делаю доброе дело. Почему бы ей меня не поддержать?

«Потому что она должна была любить тебя больше, чем ненавидела расу изнасиловавшего ее подонка». Он не произнес этого вслух. Единственная причина, по которой она согласилась стать его напарницей, заключалась в том, что она могла научиться лучше убивать вампиров для своей мамочки. Если бы он сейчас сказал, что никакие превосходные навыки убийства не заставят мать полюбить свою дочь, если она уже не любит ее, то никогда бы не увидел эту девушку снова.

Поэтому он лишь пожал плечами.

— Будь по-твоему.

А затем встал напротив нее.

Кэт моргнула, пораженная его скоростью. Если бы она знала обо всех его способностях, то могла бы упасть в обморок, поэтому сейчас он покажет ей лишь самое необходимое.

— Ты должна научиться попадать в цель, когда что-то швыряешь. Сама видела прошлой ночью, когда метнула в меня свой крестик. Подумай, всего несколькими дюймами ниже, и сейчас ты могла бы высаживать маргаритки у меня на голове. Мы займемся отработкой быстроты движений и точности. Для тебя безопаснее, если ты научишься убивать на расстоянии. Вблизи ты, черт побери, слишком уж беззащитна.

Чтобы подчеркнуть сказанное, он схватил ее за плечи. Она безуспешно попыталась вырваться.

Он выгнул брови. О том и речь.

— Сила у тебя оставляет желать много лучшего. Ты сильнее мужчины-человека, но едва сравняешься с самым слабым вампиром. Над этим мы тоже поработаем. И растяжка у тебя дерьмовая, так что ты в драке совсем не пользуешься ногами. А ноги — ценное оружие, забывать о них не следует. Что касается твоего проворства… ну, тут, возможно, ничего не поделаешь. Но, — его тон оживился, — мы все же попробуем. По моему расчету, у нас будет около шести недель, прежде чем тебя придется взять на дело. Да, пять недель на усердные тренировки и неделя, чтобы заняться твоей внешностью.

— Внешностью? — громко переспросила она, щеки прелестно раскраснелись от еле сдерживаемого гнева. — Чем плоха моя внешность?

Кости одарил ее своей самой покровительственной улыбкой.